Без суда и следствия
Шрифт:
— Какое?
— А то, что Вика к убийству не имеет отношения, и повторный пересмотр дела никак ее не затронет. Ведь вы так умело объяснили мне только что возможность заказчика самому выбрать образец. Фотографии сделали вы. И показания давали вы. А я, со своей стороны, покажу, что в мою квартиру фотографии принесли вы! Могу я изменить свои показания? Так что ваша Вика пролетает, как фанера над Парижем! А вот вы… вы будете отвечать перед судом. Признайтесь, ведь вы ничего не слышали о пересмотре дела. Ваши милые приятели вас не предупредили, наоборот, в одну из последних встреч заверили, что все будет хорошо. Видите, как они поступили с вами? С другой стороны, если б в моих словах не было смысла, зачем бы я пришла
Он дышал тяжело, хрипло, и крупные капли пота стекали по сморщенной шее. Нижняя трясущаяся губа отвисла, словно мокрая тряпка, обнажив ряд кривых желтых зубов. Передо мной стояло обезумевшее, почти загнанное в угол животное. Инстинктивно я почувствовала, что сделала верный ход.
— Жилмассив Кировский, 139-й автобус, остановка «Сокольничий проезд», улица Лесная, дом 89, квартира 141, четвертый этаж.
— Вот это уже другой разговор. Но если вы мне солгали…
— Мне незачем…
— И прекрасно.
Потом вытащила из сумочки нож и засмеялась при виде того, как дернулся от меня Эдик, как затряслись его руки и панический ужас поселился в глазах. Я взяла в руки провод телефона и быстро его перерезала.
— На случай, если решишь предупредить подружку.
Глазами перепуганного кролика он уставился мне вслед.
Кировский жилмассив был построен совсем недавно и представлял собой скопище беспорядочно разбросанных высотных коробок. Собственно, никакой Лесной улицы и не было. То есть она, конечно же, существовала, но более дикой нумерации домов мне не приходилось встречать. После 3-го шел 47-й, а после 47-го — 9-й. Я блуждала среди многоэтажек полчаса. Как в типичном спальном районе, людей вокруг не было. Наконец я наткнулась на выписанные черной краской на стене цифры «89» и устало перевела дух. Это была шестнадцатиэтажка с двумя подъездами, над каждым из которых висел список жильцов. Квартира 141 находилась во втором подъезде, была записана на мужскую фамилию А. П. Константинов. Изучая список жильцов, обернулась. Чуть в отдалении от подъезда стояли знакомые мне красные «Жигули».
Я шла по верному следу. Лифт был до невозможности заплеван и грязен. Я не успела позвонить, как дверь под номером 141 распахнулась. На пороге стояла крупная девица с белыми волосами и невероятным количеством косметики на лице.
— Вам чего? — спросила она. Отступать было некуда, да я и не могла.
— Мне б Вику.
— Вику? А… — Выражение лица стало более мягким. — В общем-то, она сейчас… Я, в общем, не знаю, она… А что, срочное?
— Да вроде бы.
— Это насчет нового кабака?
— Почти.
— Ну заходи. Она, вообще, в отрубе, с ней говорить нельзя. Тебя как зовут?
— Рита.
— А я вот забежала к ней утром, ненадолго так, поболтать, мы раньше работали вместе в «Парадизе», слыхала? А потом… Ну, сама, наверное, знаешь, что с ней стряслось.
Я окинула девицу пристальным взглядом, по своеобразной округлости бедер мне стало ясно, кем она работала в ночном кабаке «Парадиз». Мы вошли в большую комнату с двумя окнами, почти без мебели, залитую дневным светом. Возле одной стены стояла огромная круглая кровать на полкомнаты. Пышный ковер заглушал шаги. Стены были побелены известкой. На кровати лежало некое подобие человека. Это была женщина, еще молодая, с открытыми глазами. В них застыло какое-то страшное выражение, так выглядят пустые глазницы мертвеца. Но стоило посмотреть в них более внимательно, чтобы с трудом уловить еле заметную искорку жизни. Черты лица заострились, под глазными впадинами сияли иссиня-фиоле-товые круги на желтом фоне, губы были почти черными, да и кожа вокруг тоже выглядела черной. Мне стало страшно. Женщина лежала на спине, широко раскинув по одеялу руки. На ней был коричневый шерстяной свитер, доходивший почти до колен, и вытертые джинсы. Длинные волосы доставали до пола, голова была запрокинута. Склонившись, я узнала жалкое подобие той красивой женщины, приходившей ко мне, той, что была изображена на фотографиях.
— Она говорила мне, что Эдик связывает какое-то крупное дело с «Бешеной лошадью». Вроде бы ей тоже светили большие бабки.
— Что с ней?
— Героин. Она же дура, она же бухнет все сразу, вот и выходит обычный эффект. Сутками лежит. Отруб полный.
— Давно это?
— Как из «Парадиза» ушла.
— Разве ее Эдик на иглу посадил?
— Нет. Тот, другой. Ну, ее постоянный, ты ж знаешь. Слышь, мне пора уходить. Тебе в какую сторону?
— Да, собственно, хотела…
— Оставаться тебе тут не надо, в любую секунду может этот псих заявиться. Ты что, его не знаешь? Он же сдвинутый, в два счета прирежет. Так что пошли, дверь закрывать не будем. Все равно тут ни хрена нет. Бабки у Эдика.
— Когда она очухается?
— Не раньше завтрашнего вечера.
Мы с девицей вышли из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь. В подъезде я спросила:
— А машина? Она ее что, уже не водит?
— Машину псих подарил, вот и ездит. Она почти за руль не садится. Он ее как ягненка в лапах держит, она у него вся шелковая ходит. А что же ей еще делать? Если б не он, ее б один раскрутил — и концы…
— Он ей достает?
— Да, все то же. А раньше она мешалась на шале и коксе. Он ей все доставал. Он с ней все, что хочет, делать может. В общем, сплошной кошмар.
— А ты его видела?
— Пару раз. Но вообще он с посторонними не встречается. Прошлой зимой в «Парадизе» она меня с ним познакомила. Она тогда еще на себя была похожа.
— Когда, ты думаешь, он к ней придет?
— Вечером. Сегодня. Я знаю. Я его боюсь.
На этой оптимистической ноте мы расстались. Подъехал автобус, девица подождала, когда я в него сяду. Вернуться было невозможно. Мне показалось, что она следила специально, уеду ли я. Она стояла на остановке долго, потом скрылась из виду. Я не сомневалась, что она поспешит вернуться в квартиру Вики, чтобы подобрать оставшиеся наркотики. Откровенность этой девицы была откровенностью наркоманки, оставшейся без своего зелья.
Автобус катил по направлению к городу. По дороге разыгравшееся воображение не давало покоя. На стекле возникала картина: кто-то (человек без лица, убийца) подходит к двум мальчикам, говорит с ними, они садятся в красные «Жигули» и двигаются по направлению к Белозерской. Находилась ли в машине Вика? Нет. За рулем был убийца. Дети ехали с ним беспрекословно, с человеком, которому привыкли подчиняться. Где еще существует беспрекословное подчинение, полное уничтожение воли одного человека другим? В школе! ЗНАЧИТ, ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ИМЕЛ ОТНОШЕНИЕ К ШКОЛЕ! Действительно, к кому еще могли так привыкнуть дети из приличной семьи? Только к человеку, которого видели очень часто, а может, и каждый день. Филядин? Имя стучало в висках. Фирма Филядина спонсирует журнал мод (Вика — бывшая «фотомодель» из кабака «Парадиз»). Фирма Филядина занимается благотворительностью — Юля постоянно связывалась с организациями, оплачивающими детские турпоездки. Значит, до вечера (вечером я собиралась вернуться в квартиру Вики, чтобы дождаться ее приятеля) мне следует съездить в школу.
В школу, в которой работал Андрей. Чтобы поговорить (если получится) с детьми из класса.
Я рисковала столкнуться с Сикоровым, поэтому решила позвонить ему и повесить трубку. Но мне повезло — Сикорова на работе не было. В школу я заходила только один раз, но запомнила, где висит расписание уроков. Школа работала только в первую смену.
Третий урок начался двадцать минут назад. Осторожно приоткрыв дверь класса, я увидела человек десять детей, бегающих по классу. Учителя не было. Меня увидела бойкая девчонка: