Безбилетный пассажир
Шрифт:
— Если это доставит вам удовольствие, господа…
— По высшей ставке?
— Надеюсь, вы играете не слишком по-крупному?.. Нынешние рантье, даже английские, не очень-то в форме…
Он произнес это с улыбкой, как бы в оправдание:
— Удвоение ставки — один луидор. Видите, мы играем как добропорядочные отцы семейств…
Он подумал о мадам Руа, которая, волнуясь за свои деньги, совсем недавно смотрела на него в упор, об Альфреде Мужене, который, наверное, говорил с ней, о докторе, который еще
Он сидел здесь подобно цирковому жонглеру или акробату, готовящемуся исполнить свой трюк. Он был уверен в своих силах, в своей ловкости, в своей выдержке. Еще ни разу за всю свою карьеру он не допустил ошибки.
От него одного сейчас зависело, выиграет ли он за час-другой несколько тысяч франков, чтобы безбедно жить дальше. Он мог бы выиграть и больше, ведь его партнеры сами, по своей воле будут просить увеличить ставки.
Он все еще колебался, боясь западни. Его беспокоило одно предчувствие.
Возле игроков сидело несколько зрителей, и Оуэну показалось, что он узнал одного из них: кажется, это был комиссар полиции, изучавший его паспорт в таитянском порту.
«А вдруг он следит за мной?»
Он проиграл одну партию, две: три дамы против королевской тройки… Фулл против каре валетов.
— Виски, — заказал он бармену-туземцу.
И очередная сигара.
«Как можно быстрее».
И он сделал это, потому что здесь сидел комиссар полиции, и он ощущал опасность. Он сделал это, потому что чувствовал себя усталым, потому что усомнился в своих силах, потому что ему было необходимо…
Он поклялся в первый день соблюдать осторожность, больше проигрывать, чем выигрывать, и уж, во всяком случае, выигрывать умеренно.
Он касался карт, как жонглер — своих шаров, которые словно сами повинуются его рукам. И карты повиновались ему.
— Три короля, — объявил его партнер.
Он небрежно открывал четырех дам.
Один из игроков, проигравший полторы тысячи франков, пошел подписать чек в кассе, чтобы продолжать партию. Растерянный Вейль вышел из игры, уступив свое место другому.
«Они подозревают меня… Следят за мной… Комиссар не сводит глаз с моих рук… Значит, я должен выиграть».
В этот вечер он играл так, словно на карту была поставлена его жизнь, и он понимал это. Завтра, послезавтра усилиями Мужена вокруг него образуется пустота. Пусть мадам Руа предъявляет ему счет — но если бы он не смог заплатить, он стал бы всеобщим посмешищем. Что ему тогда оставалось бы? Уехать в глубь острова и стать «банановым туристом»?
Не в шестьдесят же лет!
Прав был Мак-Лин. Нужно выигрывать побыстрее и — как можно больше. Перед ним уже лежали восемь или десять тысяч франков.
— Единственная возможность для нас отыграться, майор, если вы согласитесь увеличить ставки…
Он
— Видите ли, господа, а вдруг вы не отыграетесь и тогда обвините меня в том, что я злоупотребил вашим гостеприимством… Я старый, очень старый игрок в покер… В Оксфорде — нам это было запрещено и потому нравилось еще больше — мне удавалось содержать танцовщицу на то, что я выигрывал в покер.
После этих слов они стали настаивать еще сильнее. Двое вышли из игры, поскольку больше не было денег. Сам комиссар занял место одного из них, и за несколько минут проиграл 3000 франков.
— Разумеется, я готов играть закатав рукава, — сострил Оуэн.
Он так и сделал, словно в шутку, и снова выиграл.
— Я предупреждал… Уже прошло три часа… Только если вы настаиваете…
Да, он их приложил, черт возьми! Так и должно было случиться! Он выиграл 32 тысячи франков: вполне достаточно, чтобы прожить до возвращения «Арамиса» и купить обратный билет.
— Позвольте угостить вас…
Он заказал шампанского. Он вызывал скорее восхищение, чем негодование. В углу Вейль шепотом спрашивал комиссара:
— Вам не кажется, что он жульничал?
— Могу поклясться… Я все время наблюдал за ним.
И Оуэн, угадав эти слова, улыбался, уверенный в себе, как в свои лучшие дни.
— Я не предлагаю реванш, это было бы некрасиво с моей стороны… Карты так хорошо меня знают, что отказываются изменять мне…
У Мака было уже темно, когда он проезжал мимо, и он почувствовал, что по-детски разочарован. Ему бы хотелось объявить бывшему жокею, заказав последнее виски:
— Дело сделано!
Он снова был один. Чтобы увидеть людей, нужно ехать в «Моану».
Зачем?
Ему хотелось еще выпить, но напрасно объезжал он безлюдные улицы Папеэте в поисках открытого бара. В отеле сидел только ночной портье.
— Можешь дать мне виски?
— Нет, мсье… Ключ от бара у хозяйки…
Спал он беспокойно, и ему снился Мужен. Сон был неотчетливый. Холодное, злое лицо человека из Панамы, точно стена, все время возникало перед ним, и он тщетно пытался миновать его.
Когда он проснулся от криков дроздов, первой его мыслью было: «А может быть, договориться с ним?»
Теперь, имея карманные деньги, он обрел былую уверенность. Наверное, не только из-за ненависти, которую испытывают друг к другу люди разных социальных слоев, Мужен упорно ставил ему палки в колеса.
Он стал покровительствовать Лотте. Лотта знала Марешаля. Не просто так, ради удовольствия, она совершила путешествие на Таити в спасательной шлюпке.
А почему бы не договориться по-дружески?
В одиннадцать часов он, толкнул решетчатую дверь бара. Вопреки ожиданию Мак-Лин был так же мрачен, как и накануне.