Бездна
Шрифт:
Первая любовь, звонкие года,
В лужах голубых стекляшки льда.
Не повторяется, не повторяется,
Не повторяется такое никогда.
Лена появилась в их классе на восьмом году учёбы. Она приехала издалека, из Белоруссии. Отец её - военный - был переведён на Урал и забрал с собой семью. Получилось так, что Лена - худенькая, улыбчивая, голубоглазая, чем-то похожая на Таню девушка -оказалась за одной партой с Кириллом. Первый год отношения их никак нельзя было назвать даже дружеским, хотя Лена не была ни ябедой, ни выскочкой, ни ехидиной, и всегда давала Кириллу списать. Мальчишка платил за это чёрной неблагодарностью - обзывался, задирался и выпендривался. Почему? Сейчас хоть умри, но ответа уже не найти. Психология четырнадцатилетнего сорванца, не слезающего с учёта в детской комнате милиции. Возможно, он уже тогда почувствовал, что девушку посадили с ним, чтобы она его перевоспитывала.
Песенка дождя катится ручьём,
Шелестят зелёные ветра.
Ревность без причин, споры ни о чём
Это было будто бы вчера...
Всё изменилось, когда после летних каникул они вновь увидели друг друга. Кирилл тем летом уже начал заниматься в полуподпольной секции каратэ, у сенсея Виктора Борисовича, он уже не балбесничал по улицам, не бил стёкла в новостройках, не пугал прохожих забавы ради. За короткий срок он из мальчишки превратился в почти мужчину, а мужчинам надлежит уметь отвечать за свои поступки. И Лену в тот первый сентябрьский денёк далёкого года он увидел новыми глазами. Лена...
Ревновал он её дико. Без причин. Он встречал её утром возле её дома, а после школы провожал домой. То была прекрасная осень, долгая и тёплая. И они бродили по городскому парку, они катались на каруселях, они прыгали по лужам тёплых осенних дождей. Она читала ему стихи, а он слушал, раскрыв рот. А по ночам пытался сочинять сам. Лена... Лена... Леночка...
Минула осень, минула зима, и весна тоже минула. Их уже звали не иначе как Снегирёвыми. "Эй, привет Снегирёвым! Когда вы ваш брак официально регистрировать будете?" - хихикали одноклассники. Кирилл не обижался, и Лена не обижалась. На что обижаться? На зависть? Пусть.
Летом после девятого класса работали они на прополке картошки. Учителя-бригадиры каким-то образом проворонили автобусы, и бригаде из школьников пришлось пешком добираться до остановки электрички. "Снегирёвы" шли вдвоём, взявшись за руки и далеко отстав от остальных. Протопали они километра два, когда грянул ливень. Невесть откуда вдруг взявшийся, будто посланный судьбой. В радость? В наказание? Не сговариваясь Кирилл и Лена бросились под укрытие лесопосадки. Промокли, пока добежали, как черти, но зато там Кирилл наткнулся на большущий кусок непромокаемого брезента и соорудил замечательный шалаш. Рай в шалаше.
Они кинулись в объятия друг друга, словно не виделись много лет. Они ласкали друг друга, как ласкает по весне журчащий ручей продрогшую за зиму землю, как радуга ласкает небо, как ласкает свежий ветерок горячие лица странников. Страшно подумать, сколько было потом у Кирилла женщин, но никогда, ни с кем не было ему так хорошо. Лена!.. Лена...
Не повторяется, не повторяется,
Не повторяется такое никогда...
А через неделю вдруг погиб отец Лены, трагически и странно. Девушка по-прежнему сидела рядом с Кириллом за одной партой, сидела и невидящими глазами смотрела вперёд. И глаза её из васильковых в одну ночь стали тёмными. Так не бывает, но для Кирилла было именно так.
Потом мать Лены, забрав дочь с собой, уехала назад в Белоруссию, на Урале их уже ничто не держало. А Кирилл пошёл после школы в военкомат и сказал: "Отправьте куда-нибудь подальше". Они и отправили...
– Кир, что с тобой?
– Таня тронула его за руку.
– Что?
– он помотал головой, приходя в себя.
– Кажется, я немного того, задумался...
Она смотрела на него печально и понимающе.
– Таня, - сказал вдруг Кирилл, - а если я у тебя сегодня останусь?..
Она протянула руку, погладила его по волосам.
– А разве можно так?
– спросила тихо.
– Без любви? Ведь ты любишь ту девушку. Которая со звёзд. Кассандру...
Несколько секунд Кирилл молча смотрел на неё, потом опустил глаза.
– Прости, - сказал он.
– Я, пожалуй, пойду.
***
Вечером по громкоговорителю Сабуров объявил о сборе в "Красном уголке" командиров всех подразделений базы и боевых групп. Кирилл отправился туда за полчаса до назначенного часа в надежде увидеть Кассандру до начала собрания. Со времени Явления Ханкара, с той самой ночи, когда на Резерв высадился после бомбёжки мобильный корпус ханкарцев "Падающие звёзды", а остатки жителей Резерва ушли в подземелья, они общались нечасто. Оба были заняты по уши, и дорожки их судеб, несмотря на тесный круг населения подземелий, редко пересекались. Кассандра работала в штабе, допрашивала пленных, организовывала курсы обучения языку пришельцев, проводила лекции, рассказывая партизанам о Ханкаре, преподавала в школе. Кирилл же работал на поверхности, "ходил на хара" со своей группой. Снегирёв искал повода, чтобы увидеть девушку, чтобы ещё раз заглянуть в её глубокие и тёмные, будто колодцы, глаза. Он даже записался на курсы ханкарского языка. Но Кассандра была там деловита и суха, и подступиться к ней было невозможно. Да и кто он ей, чтобы рассчитывать на что-то? Случайный встречный, который однажды помог ей добраться из Екатеринбурга в Резерв. Впрочем, не совсем даже случайный встречный, и это ещё хуже, потому что тогда он обманул её и Антона. Такие вот дела...
Но Кассандра ещё не подошла. Не подошёл ещё и Сабуров. И никто ещё не подошёл, кроме Славки Христанова по прозвищу Христаня, одиноко чистившего свой "калашник" за столом. "Красный уголок", равно как и все прочие помещения партизанской базы, отделан был наскоро, но тщательно. Холодные каменные стены закрыты фанерой, пробиты вентиляционные каналы, поставлены обогреватели, проведена электропроводка от небольшой стационарной электростанции, смонтированной на нижних ярусах базы. Половину помещения занимали грубо сколоченные столы и стулья, другая половина была свободна - здесь по вечерам Ира Лукьянова устраивала танцы -всё-таки люди везде остаются людьми, даже забитые инопланетными пришельцами в глубокие подземелья.
– Привет, командор, - Кирилл хлопнул Христаню по плечу.
– Здорово, командор, - в тон ему отозвался Славка, проглядывая на просвет автоматный ствол.
Кирилл в который раз, разглядывая Христаню, удивился, насколько внешность человека может быть обманчивой. Вот Славка - цыплячья шея, всколоченные русые волосики на голове, огромные оттопыренные уши, конопушки на носу и вечно воспалённые, лишённые ресниц глаза. Лох и лох. Лопух лопухом. Невозможно поверить, что именно вот этот вот "лопух" во время последней ханкарской облавы на Пещеры умудрился под самым носом "горбатых" завалить взрывами три штольни, лишив тех возможности зайти базовому отряду партизан в тыл. А сам, оставшись вместе со своей группой на поверхности, атаковал боевые порядки ханкарцев, обратил в бегство не менее полутысячи "горбатых", вырвался из кольца, захватил и разнёс в пух и прах "замок" шестого Харата Оранжевых Сынов, совершил беспримерный по своей отчаянности рейд за границы Зоны Отчуждения, по тылам ханкарцев, чуть было не овладел "птеродактилем" и в конце концов, освободив крупный невольничий лагерь на каменоломнях, вышел-таки к скрытым штольням Пещер, где с радостью был встречен охранными "секретами" сабуровцев. После этого Фёдор Фёдорович утвердил Славку в должности командира разведбата.
Над Славкой подшучивали, сравнивая его фамилию с именами ханкарцев - "Есть что-то общее, а? может ты, Славка, шпион ханкарский? агент, так сказать, Христан!" Но Христаня не обижался. Он и сам был - палец в рот не клади. Вечно был он напичкан по самые оттопыренные свои уши всеразличными новостями из-за Зоны Отчуждения, слухами, сплетнями. Отличить зёрна от плевел в его рассказах было просто невозможно, да никто и не пытался - разведка есть разведка, ей виднее.
– Вот у нас был Резерв, - рассуждал Христаня, собирая автомат. Пять-шесть тысяч народу - не больше. Половина погибла, часть разбежалась, а остальные - вон они, все тут. Так?