Безнадежные войны

Кедми Яков Иосифович

Между нами и командой Переса в Министерстве иностранных дел сложилась система связи и постоянного обмена информацией. Поскольку чиновники Министерства иностранных дел крайне ревниво относились к «Нативу», ситуация доходила до абсурда. Перед каждой тайной или открытой встречей между советскими представителями и людьми Переса или же с самим Пересом я передавал напрямую в его канцелярию, втайне от чиновников министерства, оценку ситуации и рекомендации по поводу тем, которые, по мнению «Натива», следовало поднять на встрече. После проведения переговоров я получал письменный отчет об их содержании, затем возвращал эти материалы тоже напрямую в канцелярию Переса и снова тайком от министерства. Жаль, что мы были вынуждены работать именно так, но это было ради всеобщего блага, ведь мы тем самым немало способствовали продвижению отношений с Советским Союзом.

Летом 1987 года после целой серии тайных встреч Нимрода Новика с советскими представителями в финское посольство в Тель-Авиве прибыла советская дипломатическая делегация, которая представляла СССР в Израиле. Осенью 1987 года на одном из совместных совещаний в Министерстве иностранных дел я предложил,

чтобы на ближайшей встрече с советскими представителями мы попросили разрешения прислать израильскую дипломатическую делегацию в посольство Нидерландов, которое представляло интересы Израиля в СССР. Тогдашний глава отдела Восточной Европы, в ответ на мое предложение, разразился потоком криков: «С чего вдруг? Что ты несешь? Да на каком основании мы будем просить об этом у советских властей? Это нереально! Зачем нам это надо?! Что тебе там нужно?» Почти все участники обсуждения категорически отвергли мое предложение. Меня не удивила такая реакция Министерства иностранных дел. На предыдущих обсуждениях об открытии дипломатического представительства Израиля в Венгрии представители министерства и разведывательного сообщества точно так же возражали против открытия Представительства израильских интересов в Будапеште и обосновывали это тем, что открытие учреждения, которое по статусу было бы ниже дипломатического представительства или хотя бы консульства, не достойно государства Израиль. Шимон Перес вел это обсуждение и поинтересовался позицией «Натива». Я сказал ему, что «Натив» поддерживает создание дипломатического представительства независимо от статуса в Будапеште для того, чтобы мы могли направить туда наших людей для работы среди евреев Венгрии. Перес постановил открыть представительство для обеспечения деятельности «Натива», поскольку интересы евреев для страны превыше всего.

Йоси Бейлин, руководивший обсуждением по поводу израильского представительства в Советском Союзе, спросил, чем я предлагаю обосновать нашу просьбу о его открытии. Я сказал: «Точно так же, как это сделали советские представители». Мне тут же возразил тот же чиновник Министерства иностранных дел, сказав, что у нас нет собственности в СССР. Я ответил, что есть: здание нашего посольства, – мы попросим проверить его состояние. В дополнение к этому точно так же, как советские представители, попросим проверить положение израильских граждан в СССР. Тут представитель Министерства иностранных дел просто вышел из себя и с язвительной усмешкой предположил: «Вы будете заниматься евреями, имеющими фальшивое израильское гражданство, которое вы им предоставили?» Я глянул на него с презрением и никак не отреагировал. Я только сказал: «Мы попросим разрешения проверить консульскую работу и консульские услуги, оказываемые выезжающим в Израиль». Бейлин спросил, какой срок мы попросим для делегации. Я ответил: «Точно такой же срок, как и для советской делегации в Израиле. Они попросили предоставить их делегации три месяца, мы тоже попросим три месяца, а потом каждый раз будем продлевать. Таким образом, сколько советская делегация пробудет в Израиле, столько же наша будет в Советском Союзе».

Бейлин подытожил встречу тем, что попросил меня подать в письменном виде предложение и обоснование просьбы. Когда я вернулся в «Натив», то собрал группу сотрудников, и мы вместе сформулировали документ в соответствии с определенными мной пунктами, и тут же с водителем отослал его Бейлину. Потом доложил об этом Давиду Бартову и сказал, что необходимо начать готовиться к отправке делегации в Советский Союз. На самом деле мы уже несколько месяцев разрабатывали организационную и оперативную концепции делегации «Натива» в СССР. Я сообщил соответствующим организациям, что мы начинаем разрабатывать концепцию работы делегации под эгидой посольства Нидерландов и если у них есть какие-то предложения, возражения, вопросы, то лучше обсудить их сейчас. Они удивились, но отнеслись к делу серьезно и профессионально. Через несколько дней я получил от Бейлина копию обращения к советским властям об отправке делегации. Радовало, что содержание по большей части соответствовало нашим рекомендациям. В течение короткого времени советские власти сообщили о своем принципиальном согласии на прибытие израильской делегации при посольстве Нидерландов в Москве. Для нас это было не только подтверждение наших политических прогнозов и оценок. Больше всего нас обрадовало наступление новой эры – возвращение к работе на территории СССР. Мы надеялись, но даже не представляли, к каким грандиозным переменам она приведет.

Начались обсуждения состава делегации. Министерство иностранных дел постановило, что она будет состоять из двух его сотрудников, представителя Службы безопасности и одного представителя «Натива». Я был против, и Бартов поддержал мою позицию. В письме, которое он передал министру иностранных дел с копией для главы правительства, мы потребовали, чтобы в делегации было как минимум два представителя «Натива». По распоряжению главы правительства и министра иностранных дел в итоге среди членов делегации было два сотрудника «Натива». Но тут мы с Бартовом схитрили. Мы назначили вторым представителем Гершона Горева, который работал от «Натива» в израильском посольстве в Москве еще в шестидесятых годах. В данное время Горев работал представителем «Натива» в Вене. И мы решили, что его жена, которая много лет работала у нас, поедет вместе с ним. Никто ведь не запрещает брать с собой супругов. Министерство иностранных дел попыталось возражать, но быстро уступило. Мы знали, что проблемы будут не с советскими властями, а только с нашим Министерством иностранных дел. Несмотря ни на что все-таки в делегации было три представителя «Натива», и советские власти смирились с этим.

Из-за несуразной работы, характерной для Министерства иностранных дел, решение об их кандидатуре оттягивалось месяц за месяцем. Советские власти два или три раза просили список членов делегации для утверждения и оформления виз. И тогда работники Министерства

самым мерзким образом слили в израильскую прессу, что «задержка в выезде московской делегации вызвана тем, что в нее включен Яков Казаков, бывший диссидент, и советские власти видят в этом провокацию и враждебную акцию». Таким образом, они не только пытались снять с себя вину в затягивании вопроса: больше всего они хотели помешать мне поехать в Москву в составе делегации. Им не удалось изменить решение министра иностранных дел и главы правительства Израиля о том, чтобы включить меня в состав делегации, и они надеялись, что советские власти воспользуются утечкой информации и выразят какой-нибудь протест в связи с моей персоной. Однако их невежество и непонимание советского менталитета снова подвели их. Мне было ясно, что советские власти не посмеют влезать в тонкости и говорить, кто из членов делегации их устраивает, а кто нет. Советская сторона даже не вспомнила обо мне, вся задержка была результатом проволочек в израильском Министерстве иностранных дел, которое на протяжении нескольких месяцев затруднялось найти кандидатов в члены делегации.

К лету, с опозданием на несколько месяцев, Министерство иностранных дел наконец-то закончило формирование делегации. Было решено, что возглавлять ее будет сотрудник министерства Мирон Гордон, который в тот период возглавлял израильское представительство в Ватикане. Гордон приехал в Израиль из СССР ребенком, был способным интеллектуалом, очень интеллигентным, был хорошо знаком с русской культурой. По сравнению с остальными сотрудниками Министерства иностранных дел он хорошо ориентировался в происходящем в СССР. Безусловно, Гордон был достойным кандидатом, подходящим на это место. Его личный вклад был велик и мог быть еще больше, если бы не его внезапная смерть спустя несколько лет. Вторым представителем Министерства иностранных дел был сотрудник посольства Израиля в Нидерландах. Он должен был облегчить отношения между нами и голландцами, поскольку делегация действовала в рамках голландского посольства в Москве.

Перед вылетом в Москву в Министерстве иностранных дел состоялся ряд совещаний. Одно из них было посвящено проблемам безопасности. Глава отдела безопасности при Министерстве иностранных дел потребовал от членов делегации, чтобы они выполняли правила поведения, принятые в странах Западной Европы, и, в частности, скрывали все признаки того, что мы израильтяне, и принимали меры предосторожности против попыток терактов. Я был хорошо знаком с правилами, как всякий, кто работал в израильском дипломатическом представительстве за рубежом, и воспротивился этим указаниям. Я выразил свое удивление тому, что не принимается во внимание, в какую страну мы едем и какова ситуация в ней. Я попытался объяснить «специалистам», что и мы, и наше жилье, и автомобили – абсолютно все будет находиться под постоянным наблюдением 24 часа в сутки и это наблюдение будет служить нам лучшей охраной против любой попытки террора. В ответ на указание о том, что всю израильскую символику нужно прятать, я сказал, что нам нужно делать все с точностью наоборот: мы должны демонстрировать то, что мы израильтяне, при помощи любых возможных средств: флажки, наклейки на иврите на автомобилях, на сумках, израильская символика на одежде. От моей тирады сотрудник Службы безопасности, проводивший инструктаж, чуть не упал в обморок. Постановили, что наш спор решит министр иностранных дел Шимон Перес. Я изложил Пересу нашу позицию, и он ее принял полностью. Так мы и вели себя в Москве. У каждого из нас был значок с израильским флагом. Представители Министерства иностранных дел указывали нам, что неприлично носить значок с национальным флагом и не принято дипломатам демонстрировать свою государственную принадлежность. Я игнорировал их замечания, даже когда приходил в советское Министерство иностранных дел. Зато когда Джордж Буш-младший появился с американским флажком на лацкане пиджака, то все израильские чиновники и функционеры и в особенности из Министерства иностранных дел тут же скопировали эту «хозяйскую» моду.

Именно в это время Израиль принял позорное решение, которое разрушило судьбы многих репатриантов-врачей. Было решено не признавать дипломы выпускников медицинских институтов из стран Восточной Европы. Этому не было никакого основания с профессиональной точки зрения. Тысячи врачей приехали в Израиль из стран Восточной Европы: Румынии, Польши и СССР. И в Израиле никогда не было проблем с их профессиональным уровнем. Мы с Давидом Бартовом пытались объяснить, что данное ограничение ударит по новоприбывшим, но никто не хотел нас слушать, ведь евреи почти не приезжали тогда в Израиль. Истинной причиной принятия подобного решения было все возрастающее количество врачей-арабов, выпускников высших медицинских учебных заведений в странах Восточной Европы. В Израиле на тот момент обнаружился дефицит врачей, который только усиливался. Сотни студентов-арабов учились в странах Восточной Европы, и правительство решило таким образом затормозить их проникновение в систему здравоохранения. Формальные причины постановления были абсолютно ложными и несправедливыми и, как уже сказано, ударили по тысячам приехавших в Израиль. Урок, который я получил, заключался в том, что дискриминация кого-либо рано или поздно ударит и по другим, в конечном счете превращаясь в общую норму.

29

В конце июля 1988 года мы наконец-то выехали в Гаагу, где пробыли несколько дней и встретились с представителями голландского Министерства иностранных дел. Голландцы были несколько сконфужены. С одной стороны, мы были под их началом, с другой стороны, они стремились сохранить свой статус, с их подходом и правилами, установленными ими в работе с евреями СССР. На переговорах я помалкивал и старался оставаться в тени. Помню, как мы получили паспорта и я впервые увидел советскую дипломатическую визу в своем израильском дипломатическом паспорте. Я вспомнил сказанное мне при получении разрешение на выезд: «Вы никогда больше не сможете въехать в СССР». И вот я возвращаюсь в Советский Союз в качестве израильского дипломата, чтобы помочь своим соплеменникам выехать в Израиль.