Безнадежные войны
Шрифт:
В 1989 году количество выезжающих из Советского Союза по израильским визам, как в Израиль, так, во все больших размерах, и в другие страны, неуклонно росло. В 1988 году мы поняли, что в СССР перестали связывать выдачу разрешения на выезд с получением вызова от прямых родственников. В прошлом советские власти время от времени использовали выезд в Израиль, чтобы избавиться от неугодных властям лиц, несмотря на то что у тех не было никакой связи ни с Израилем, ни с еврейством. В 1989 году эта практика получила особо широкое распространение. Так, стали выпускать пятидесятников – членов христианской секты, не имеющей никакого отношения к евреям. Около 13 тыс. пятидесятников покинули СССР в 1989 году и, тем самым, увеличили число получивших разрешение на выезд в Израиль до 89 тыс. человек.
Вскоре я пришел к выводу, что количество выезжающих может превысить 50 тыс. человек в год и может дойти до 100 тыс. Меня озадачивало то, что абсолютное большинство выезжающих, включая пятидесятников, направлялись в США. И поэтому американские власти вскоре столкнутся с таким количеством еврейских иммигрантов, которое намного превысит готовность их принять. Ведь евреи, выезжавшие из Советского Союза по израильской визе, получали от США статус беженцев и финансирование из федерального бюджета, в отличие от других иммигрантов. Американские власти давно уже были готовы изменить правила в отношении евреев Советского Союза и уравнять их в правах с другими иммигрантами. Я не раз слышал об этом от американских чиновников, но они опасались, что американские еврейские организации обвинят их в антисемитизме. Еврейский истеблишмент и еврейские организации были заинтересованы в продолжении еврейской иммиграции в США из-за огромных денег, которые поступали в их бюджеты, – в основном из федерального бюджета, а также из Объединенного еврейского фонда. Однако размеры еврейской иммиграции из Советского Союза в США по израильским визам превысили возможности федерального бюджета, а без федеральных денег еврейские организации не могли финансировать абсорбцию приезжающих. Я сомневался в том, что американские власти в состоянии увеличить квоту беженцев для евреев из СССР. Правда, новый председатель Еврейского Агентства Симха Диниц поддержал предложение об увеличении перечисления до 75 % средств Объединенного еврейского фонда в пользу еврейских иммигрантов, выезжающих из СССР по израильским визам в США, но это была лишь капля в море.
В июле 1989 года я подготовил отчет, где было сказано, что количество выезжающих в 1990 году может достигнуть 100 тыс. человек и даже больше. Я подчеркнул: если американские власти изменят свою политику и разрешат только прямую иммиграцию евреев в США, то все, кто получит разрешение на выезд в Израиль – около 100 тыс. человек, – приедут именно в Израиль. Я поручил аналитическому отделу проанализировать данные о 100 тыс. человек, которые выехали из СССР в 1979 году – как в Израиль, так и в другие страны, и составить демографический и профессиональный анализ ожидаемых ста тысяч. Основой для исследования стали анкеты, которые я обязал заполнять всех выезжающих, когда работал в Вене в 1978 году, а впоследствии в Москве. Анкеты включали все личные данные, которые нас интересовали.
Когда я ввел эти анкеты в Москве, глава израильского представительства Арье Левин спросил меня, получил ли я на это разрешение у юридического отдела Министерства иностранных дел. Я ответил, что это анкеты «Натива» и МИД не имеет к ним никакого отношения. Мы получили точный расклад ожидаемых к приезду в Израиль: сколько приедет студентов, сколько школьников, каких возрастов, сколько будет социально проблематичных случаев, больных и т. п. Мы указали более ста профессий, отметив, сколько по каждой будет мужчин и женщин, разделив их на возрастные группы, по 10 лет. Все это на 100 тыс. приехавших. При этом отмечалось, что, если приедут, как мы предполагаем, более 100 тыс. человек, эти соотношения будут сохраняться. Все таблицы я приложил к отчету. К чести нашего анализа надо сказать, что разница по профессиональному и демографическому раскладам между приехавшими и нашими предположениями составила всего несколько процентов.
Я попросил о встречах с премьер-министром Шамиром и министром финансов Пересом. Первая встреча была с Пересом. Я вручил ему свой отчет и разъяснил его суть. Порекомендовав ему спланировать бюджет в расчете, что в 1990 году из Советского Союза приедут 100 тыс. человек, и сделать его модулярным, на случай, если приедут больше. Я пообещал, что в ближайшие месяцы мы сможем дать более точный прогноз. Если не ошибаюсь, через два месяца я представил новый отчет, в котором наш прогноз был на 150 тыс. человек. К концу года я представил окончательный прогноз: до 200 тыс. приехавших в Израиль из Советского Союза в 1990 году. В 1990 году в Израиль из СССР приехали 184 тыс. человек.
Через несколько дней я встретился с премьер-министром Шамиром. Он внимательно выслушал меня и спросил, с какой целью я подготовил этот отчет. Он сказал: «Когда люди приедут, мы их примем, как обычно, как это делалось раньше». Я удивился и терпеливо объяснил, что с таким количеством, о котором мы говорим, невозможно справиться без соответствующей подготовки. Страна сможет принять до 100 тыс. человек в первый год конвенциональными, стандартными методами. Однако при более высоких цифрах необходимы особые приготовления. «А что будет с репатриантами, если мы не сможем их принять должным образом?» – спросил Шамир в задумчивости. Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал со свойственной мне дерзостью: «Думаю, вы неправильно ставите вопрос. Если вы не сможете принять репатриантов, вы потеряете власть». Шамир был поражен: «До такой степени?» Я ответил коротко и четко: «Да, до такой степени».
Несмотря на данный прогноз, Минфин заложил в бюджет средства на абсорбцию только до 40 тыс. новоприбывших. Чиновники Минфина не поверили моим прогнозам. Я и не ожидал, что мне поверят, но в упорядоченной системе они должны были принять во внимание подобную возможность и подготовить соответствующие меры. Когда люди начали прибывать в огромных количествах, началась паника, и все полетело кувырком.
В начале 1989 года, видя изменения, происходящие в СССР, я вернулся к идее прямых авиарейсов между Израилем и Советским Союзом. Я встретился с гендиректором авиакомпании «Эль Аль» Рафи Хар Левом. Я хотел получить представление о видении проблемы с точки зрения государственной авиакомпании, выяснить, что предпринималось в этом направлении. Хар Лев разъяснил мне ситуацию и подчеркнул желание и готовность компании «Эль Аль» организовать прямые авиарейсы любым способом в соответствии с интересами Израиля. Он также упомянул, что несколько раз встречался с Чистяковым, главой советской дипломатической группы при посольстве Финляндии в Израиле. Было ясно, что дело не двигается из-за сопротивления политических кругов в Советском Союзе.
Летом 1989 года у меня появилась идея попробовать организовать полеты между СССР и Израилем через более удобную нам страну, Венгрию. Я встретился с представителем венгерской авиакомпании «Малев» в Москве и предложил ему, чтобы «Малев» перевозил репатриантов из Советского Союза через Будапешт в Израиль. Их специальные рейсы только с выезжающими в Израиль вылетят из Москвы, приземлятся в Будапеште и сразу же вылетят в Тель-Авив. Я сказал, что в будущем можно будет даже не приземляться, а, поменяв номер рейса прямо в воздухе, направиться в Израиль. А Израиль оплатит эти полеты. Так мы могли бы фактически установить прямые рейсы, не объявляя об этом формально. Взаиморасчеты с компанией «Эль Аль», которая тогда не летала в СССР, были чисто технической проблемой. Представитель «Малева» поинтересовался, почему нам так важно, чтобы самолет не приземлялся в Будапеште. Я аргументировал это соображениями безопасности и сложностями при переходе пассажиров и перегрузке багажа. Это было правдой, однако моя цель была предотвратить возможность выезжающим изменить маршрут и выехать в другие страны, как это происходило в Вене. Это предложение было решением проблемы ожидаемого мной значительного увеличения количества выезжающих в Израиль в ближайшем будущем. Представитель венгерской компании крайне заинтересовался моим предложением, финансовая часть ему особенно понравилась. Я понимал, что, если проект осуществится, он резко увеличит доходы Венгрии в твердой валюте. Мы договорились, что предложение будет представлено на рассмотрение руководства «Малева» и венгерского правительства. В течение ближайших месяцев мы встречались еще несколько раз, поскольку «Малев» был очень заинтересован в этом проекте. Однако правительство Венгрии затруднялось найти формулу политического решения. Мы договорились, что будем ждать разрешения руководства страны.
Тогда я решил, что настало время встретиться с руководством «Аэрофлота». По моей просьбе была назначена встреча с директором авиакомпании, однако утром в день встречи из «Аэрофлота» сообщили, что встреча отменяется. Проверка показала, что руководство авиакомпании получило указание от советского МИДа отменить встречу. Я потребовал выяснить, кто именно в МИДе дал указание. Оказалось, что это известный нам Чистяков, который вернулся в СССР и был назначен главой израильско-палестинского сектора в МИДе. Он принадлежал к старой школе советских востоковедов крайних антиизраильских взглядов. Чистяков даже не пытался скрывать свою враждебность к Израилю и пропалестинские взгляды. Я тут же попросил связаться с ним и спросил его, действительно ли он запретил «Аэрофлоту» встречаться с нами. Он ответил утвердительно. На мой вопрос о причинах он ответил, что это выходит за рамки полномочий нашей делегации. Я вскипел и угрожающим тоном, нарочито медленно сказал ему, что наши полномочия в точности соответствуют полномочиям их делегации в Израиле. И добавил, что в Израиле никто не запрещал ему встречаться с кем угодно, в том числе и с гендиректором компании «Эль Аль». Я потребовал объяснить, по какому праву он ограничивает наши действия, ведь мы не ограничивали его действия в нашей стране.
В его голосе почувствовалось замешательство, он не ожидал ни такого тона, ни таких слов. Советские дипломаты привыкли вести себя жестко и самоуверенно, и Чистяков никак не ожидал такого ответа от представителя Израиля. Он не знал, что сказать, и лишь повторял фразу: «Это выходит за рамки ваших полномочий». Я и предполагал, что ответ будет таков, и сказал нарочито медленно: «Слушайте внимательно, господин Чистяков, и запомните на всю жизнь: мы наложим на вашу делегацию в Израиле точно такие же ограничения, какие вы накладываете на нашу делегацию в Москве. И если вы не дадите нам перемещаться, то никто из вашей делегации не выйдет из финского посольства и разговаривать будете только с финнами. Если вы хотите этого, продолжайте ваши игры». Чистяков едва не задохнулся от неожиданности. Когда он пришел в себя, то спросил, говорю ли я от собственного имени или это официальная позиция. Я ответил с полунасмешкой и подчеркнуто высокомерно: «Вам бы следовало знать, что мы не используем ваши методы. Мы не проводили партийного собрания и не советовались с секретарем парторганизации, но отношения между нашими странами будут только на базе абсолютной взаимности. Ваши ограничения против нас тут же превратятся в наши ограничения против вас в Израиле». На этом разговор был окончен.