Безумные дамочки
Шрифт:
Роберт прекрасно приготовил мясо и подал к нему отличное вино.
Беверли не думала, что так голодна, сделав первый глоток. Она ничего не ела с утра, кроме половинки грейпфрута с маленькой маслиной. Беверли сказала Маргарет несколько недель тому назад, что помимо черного кофе на завтрак можно подать только стакан томатного сока или половинку грейпфрута, как предписывала диета военнопленного. Маргарет ревностно исполняла этот приказ, хотя сама весила за восемьдесят килограммов и не собиралась садиться ни на какую диету, тем более на диету военнопленного.
Вот
Только Беверли собиралась похвалить мясо, как раздался телефонный звонок. Они нервно переглянулись.
— Что? — сказал он в трубку, и на лице появилось выражение крайнего недоумения. — Никуда не уходи. Будь на месте. Мы сейчас будем.
Положив трубку, он сказал:
— Симона пыталась покончить с собой.
Беверли положила вилку и вспомнила о Ди-Ди.
— Это серьезно?
— Не знаю. Она бормотала, как идиотка. Поехали.
Когда Беверли хватала сумочку и натягивала плащ, она думала, что, может быть, сегодня полнолуние, раз вечер так переполнен событиями.
Они услышали лай Чу-Чу, когда вошли в дом на Пятьдесят седьмой, и побежали на третий этаж, где жила Симона. Дверь была открыта. Они миновали холодную гостиную, лающего Чу-Чу и нашли ее в ванне за занавеской с астрологическими рисунками. Она лежала обнаженной в ванне, заполненной на несколько сантиметров. Симона свернулась, как эмбрион, лицо распухло от слез, но, если не считать легкой дрожи, выглядела подозрительно спокойной. Вода слегка розовая, а в мыльнице блестела безопасная бритва.
— Симона, — склонился над ней Роберт, — покажи мне запястья.
Симона покорно подняла руки. На запястьях были легкие порезы и засохшие капельки крови. Она сосредоточила взгляд на Беверли, но в ее глазах ничего не отразилось.
— Все будет в порядке, — сказала Беверли, размышляя, что если эта история попадет в газеты, то ее жизнь будет уничтожена.
Модель пыталась покончить жизнь самоубийством от ревности. (Двадцать человек погибли в авиакатастрофе.)
Как она сможет объяснить полиции, почему лежала голой и гостиной Роберта, когда появилась Симона? Питеру нелегко придется. Беверли захихикала, когда представила себе реакцию мужа.
— У тебя тоже крыша поехала? — сказал Роберт, взглянув на нее.
— Извини. Я совсем… — Она виновато посмотрела на Симону. — Это я по своему поводу.
В ответ Симона показала язык.
Роберт вытащил пробку из ванны и сказал, чтобы Беверли нашла что-нибудь, чтобы укрыть Симону. На нижней кровати было толстое одеяло, и Беверли взяла его, думая, что двухэтажная кровать здесь такая же, как у ее сына. Роберт вытащил Симону и завернул ее в одеяло. Зубы у Симоны стучали.
— Поищи виски на кухне, — велел Роберт.
Она отыскала полупустую бутылку абрикосового
У Симоны был ошеломленный вид, когда Роберт уговаривал ее выпить и одеться. Через несколько минут они ехали в госпиталь Рузвельта на машине Беверли. Веселый доктор забинтовал запястья Симоны и сказал:
— Ну, девушка, больше этого делать не надо.
На обратном пути Роберт сказал Беверли:
— Мне, наверное, лучше побыть с ней, а ты возвращайся домой.
— Очень неприятно, — сказала Беверли.
— Ты не виновата.
— Мне все равно плохо.
Беверли подъехала к дому Симоны, и Роберт поцеловал ее в щеку.
— Будь осторожна. На сегодня хватит несчастных случаев. Завтра я тебе позвоню.
— Спокойной ночи. — Беверли хотела добавить «дорогой», но, бросив взгляд на безмолвно выходившую из машины Симону, сказала: — Спокойной ночи, Роберт.
В последующие дни у Беверли был повод для размышлений.
Во-первых, она не такая слабая и беспомощная, как сама думала. Раньше Беверли сказала бы, что Ди-Ди и Симона сильнее ее, жизнеспособнее, они лучше справляются с трудностями, но, когда возникли проблемы, Ди-Ди покончила с собой, а Симона предприняла такую попытку (ха-ха!).
Во-вторых, как бы плохо ни складывались дела, она не покончит с собой (лучше умереть, чем сделать это, сказала она себе, наслаждаясь черным юмором). Может, она толстая, может, слишком пьет, страдает от мигрени, но не самоубийца. Эти мысли утешили. Пришли новые силы.
В-третьих, у нее появилось мрачное чувство юмора, которого она раньше в себе не замечала.
Беверли понимала, что подобные мысли были вариациями на одну и ту же тему: самоутверждение, и она была крайне довольна этим. Может, ее случай не такой уж и безнадежный, может, ей как-то удастся наладить свою жить, устроиться в мире. Поездка в Мексику, как она теперь понимала, была первым прорывом кокона, в котором жила. Что же дальше?
Ответ получила быстро, когда начала встречаться с Робертом Фингерхудом раз в неделю, по средам. Обдумав ситуацию, она сказала Питеру, что вступила в любительскую театральную группу, которую посещала ее подруга Симона.
— Дорогая, я не знал, что тебя интересует театр, — заметил Питер.
— Ты не знал, что я интересуюсь антропологией, — напомнила она, чувствуя себя очень остроумной.
Беверли не думала, что Питер будет протестовать против ее отсутствия по средам. Так и произошло. Да и почему? У него появился лишний вечер для собственных дел, какими бы они там ни были. Теперь, когда Беверли регулярно спала с Робертом, она перестала все время думать о Питере. Он был всего лишь мужем, отцом ее детей, добытчиком, человеком, который спал рядом с ней.