Безумные дни
Шрифт:
— Да увидитесь, не надо так нервничать! Она в госпитале, под наблюдением врачей.
— Она ранена? — меня уже трясло.
— Она не ранена, но она… В общем, сами увидите. Пойдёмте, тут недалеко. И уберите вы уже, ради бога, оружие! Никто тут на вас не нападёт!
Я выключил привод винтовки. Она, тихо пискнув, закрыла ствол шторкой и погасила прицел. Повесил на плечо, похлопал по поясу, проверив пистолет.
— Я готов, пошли.
— Пойдёмте с нами, — пригласил остальных Палыч. — Я смотрю, вам тоже медицинская помощь не помешает.
Идти
Мне интерьер напомнил детство — кажется, вот такой же кафель на стенах и плитку на полу я видел в детской больнице, когда лет мне было, как Машке сейчас. Эти воспоминания не способствовали оптимизму, но, надо признать, что, несмотря на старообразные интерьеры, здесь было чисто и ухожено, а персонал, снующий по коридорам, выглядел опрятно и деловито.
Проходя мимо дверей, я не удержался и бросил взгляд в одну из палат — она оказалась почти пустой, только на одной кровати лежал, задравши в зенит загипсованную ногу, какой-то мужик. Кровать была железная, стены крашены зелёной масляной краской, мужик читал книжку, на тумбочке у него стояла ваза с яблоками и графин. В общем, ничего необычного — в региональных больницах у нас и по сей день интерьеры того же плана.
— Лизавету Львовну пригласите, пожалуйста, — сказал одноглазый медицинской сестре, сидящей за столиком возле ячеистого шкафа бумажной картотеки.
Та подняла массивную эбонитовую трубку солидного чёрного телефона, набрала диском три цифры, послушала, потом сказала туда:
— Елизавета Львовна, к вам пришли. Да. Да. Палыч.
— Сейчас поднимется, — сказала сестра нам и, положив трубку, вернулась к заполнению каких-то бумажек. — Присядьте, если хотите.
Она указала на стоящие у стены деревянные стулья, с откидными, как в кинотеатрах, сиденьями. Воспользовался её предложением один Артём, который хромал всё сильнее.
Вскоре к нам подошла невысокая, приятной округлости женщина с тёмными волосами и мягким, добрым лицом. Я затруднился определить её возраст — выглядела она максимум на тридцать, но было в облике что-то очень возрастное — то ли глаза, то ли осторожная моторика тела, то ли тяжеловатый взгляд много повидавшего человека… Из-за этого впечатление от неё было какое-то смазанное.
— Что опять случилось, Палыч? Разведгруппу потрепало? А это что за молодой человек?
— Да, Лиза, распорядись, пусть осмотрят разведчиков, им, сама видишь, досталось. А этот юноша, по его утверждению, никак не менее, чем муж утренней нашей гостьи.
Юноша? Меня и молодым человеком-то давно уже называют разве что самые древние из пенсионерок на лавочке…
— Анечка, примите наших разведчиков, будьте так любезны, — обратилась она к медсестре. Та тоже, кстати, по возрасту была скорее «Анна Батьковна», чем «Анечка». — А мы с вами давайте пройдём вниз…
Медсестра закивала и направилась к Артёму — видимо, сочтя его наиболее пострадавшим. Докторица
Мы спустились — к моему удивлению, на целых три этажа. Зачем такому небольшому зданию такие мощные подвалы? Здесь было, в принципе, всё то же самое, что наверху — крашеные стены, плиточные полы, равномерно расположенные стеклянные плафоны светильников. И — двери, двери, двери… Однако здесь была какая-то иная атмосфера — более мрачная, что ли. Может быть потому, что двери эти были не обычные, а укреплённые, с армированным проволочной сеткой мутноватым стеклом и выдвижным лотком для кормления. Веяло от всего этого карательной медициной и принудительным содержанием. Я сразу напрягся — не понравилось мне, что сюда поместили мою жену.
Она обнаружилась за первой же дверью, и я припал к окошку. Ленка в белой больничной пижаме сидела на краю застеленной казённым тонким одеялком железной кровати, сложив руки на коленях, как примерная школьница. Сидела, смотрела в пустую зелёную стену и не шевелилась. Это моя-то деятельная жена, которая и минуты спокойно не просидит? С ней явно было что-то не так.
— Что с ней? — спросил я доктора.
— Она в своеобразном ступоре, если угодно.
— Шок?
— Нет, это не шоковое состояние, хотя проявления схожи. Такое впечатление, что она просто чего-то ждёт. Вы можете войти — может быть, на вас она как-то отреагирует?
Женщина отодвинула засов, и я вошёл.
Жена подняла на меня глаза и в них, вроде бы, даже мелькнуло какое-то узнавание — но тут же погасло. Она снова уставилась в стену и, когда я присел перед ней, пытаясь поймать взгляд — ничего не вышло. Она просто смотрела сквозь меня.
— Любимая, это я, — сказал я тихо. — Ты же узнала меня, верно?
— Отведите меня к Хранителям, — сказала она пустым мёртвым голосом.
— Только это она и говорит, — вмешалась доктор. — Твердит в ответ на все вопросы.
— У нас же было что-то такое, если я правильно припоминаю? — спросил ее Палыч.
— Да, два похожих случая, — покивала Лизавета Львовна. — Оба — у разведчиков в пустых срезах.
— И каков прогноз? — спросил я.
— Двух случаев мало для медицинской статистики, — начала отпираться доктор, но я настаивал. — Без статистики — чем закончились те случаи?
— Ну, первый пропал без вести — мы не приняли мер к его изоляции, он сбежал, выкрал оборудование перехода и ушёл куда-то через репер. Он был мультиверс-оператором, и его так и не нашли. Второй посидел вот так, потом внезапно напал на санитара, покалечил его, попытался прорваться наружу через переход между зданиями — и свернул шею, неудачно выпрыгнув из окна третьего этажа.
— Значит, медицина мне не поможет, — констатировал я. — Дайте тогда хотя бы стул.
Палыч молча вышел в коридор и вернулся с массивным деревянным табуретом. Я поставил его напротив кровати, сел, взял её руки в свои — жена не противилась этому, сидела так же равнодушно, — и сказал:
— Ну что же, дорогая, у нас и раньше были моменты, когда ты меня не слушала…
В коридоре послышались быстрые шаги — кто-то позвал Палыча. Прозвучало «срочно» и «неожиданно» — наверное, что-то случилось. Но мне было всё равно — я сидел и разговаривал с женой.