Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
[1842 г.] «Талант Гоголя удивителен, но его заносчивость, самонадеянность и, так сказать, самопоклонение бросают неприятную тень на его характер». (В.В. Вересаев, 1990, т. 4, с. 197.)
«…У меня уже давно все мое состояние — самый крохотный чемодан и четыре пары белья… Живу сегодня у одного, завтра у другого. Приеду к вам и проживу у вас, не заплатя вам за это ни копейки». (Там же, с. 210, 358.)
К вопросу о психическом зоболевании
«Несчастье умягчает человека; природа его становится более чуткой и доступной к пониманию предметов, пре-
восходящих понятие человека, находящегося в обыкновенном и вседневном положении». (Н.В. Гоголь)
«Бесспорное психическое заболевание поразило Гоголя на двадцать первом году его жизни…у
[Из письма М.П. Погодину107 от 11.01.1834 г.] «Ух, брат! Сколько приходит ко мне мыслей теперь! Да каких крупных! Полных, свежих! Мне кажется, что сделаю кое-что необщее во всеобщей истории». (Гоголь, 1952, с. 197.)
«Но Гоголь не был обыкновенным карьеристом; вследствие патологической организации нервной системы, своего параноического характера он не мог готовиться к лекциям, как вообще не мог учиться, не мог быть скромным и любезным по отношению к простым смертным… Для студентов стало ясно, что “Гоголь ничего не смыслит в истории”, свидетельствует И.С. Тургенев…Лекции Гоголя были очень плохи, студенты так относились к нему, что начальство даже опасалось манифестации с их стороны…Несмотря на протекцию своих высоких покровителей, ввиду полной неспособности, был уволен от службы при Петербургском университете108…» (Чиж, 2001, с. 67, 70.)
[1836 г.] «В Париже Гоголь уже нередко удручал Данилевского своею убийственною мнительностью: вдруг вообразит, что у него какая-нибудь тяжелая болезнь (всего чаще он боялся за желудок), и носится с своим горем до того, что тяжело и грустно на него смотреть, а разубедить его в основательности ужасных призраков не было никакой возможности». (Вересаев, 1990, т. 4, с. 13.)
[1837–1838 гг.] «Однако уже в эти годы намечалось в Гоголе кое-что из тех черт, которые сделались господствующими в последний период его жизни. Во-первых, он был крайне религиозен, часто посещал церкви и любил видеть проявление религиозности в других. Во-вторых, на него находил иногда род столбняка какого-то: вдруг среди оживленного, веселого разговора замолчит, и слова от него не добьешься». (Тамже, с. 30.)
«…Уже в 1839 г. Гоголь считал себя наделенным даром пророчества…по крайней мере, 27.IX1839 г. Плетневу109 он писал только так: “…Я не знаю, отчего во мне поселился теперь дар пророчества”». (Чиж, 2001, с. 96.)
[1840 г.] «…Лечение мое было довольно опасно: то, что могло бы помочь желудку, действовало разрушительно на нервы, а нервы — обратно на желудок. К этому присоединилась болезненная тоска, которой нет описания. Я был приведен в такое состояние, что не знал решительно, куда деть себя, к чему прислониться. Ни двух минут я не мог остаться в покойном положении ни на постели, ни на стуле, ни на ногах… Я понимал свое положение и наскоро, собравшись с силами, нацарапал, как мог, тощее духовное завещание». (Вересаев, 1990, т. 4, с. 114–115.)
«Припадок болезни описан так хорошо, что без колебания его можно диагностировать как тревожную меланхолию». (Чиж. 2001, с. 94.)
[1841 г.] «Гоголь рассказывал мне о странностях своей (вероятно, мнимой) болезни: в нем-де находятся зародыши всех возможных болезней; также и об особенном устройстве головы своей и неестественности положения желудка. Его будто осматривали и ощупывали в Париже знаменитые врачи и нашли, что желудок его вверх ногами. Вообще в Гоголе чрезвычайно много странного, — иногда даже я не понимал его, — и чудного». (Вересаев, т. 4, 1990, с. 156–157.)
[1842 г.] «Я был болен, очень болен, и еще болен доныне внутренно. Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило
[1845 г.] «Болезни моей — ход естественный: она есть истощение сил. Век мой не мог ни в каком случае быть долгим. Отец мой был также сложения слабого и умер рано, угаснувши недостатком собственных сил своих, а не нападеньем какой-нибудь болезни. Я худею теперь и истаиваю не по дням, а по часам; руки мои уже не согреваются вовсе и находятся в водянисто-опухлом состоянии». (Там же, с. 252.)
«…Уже в 1847 г. начался распад душевной жизни гениального автора “Мертвых душ”; признаки этого распада стали очевидны в следующем периоде жизни Гоголя уже “всей Москве”». (Чиж, 2001, с. 157.)
«Уже в самом цветущем возрасте — Гоголь типичный неврастеник, как сказали бы мы теперь. Неврастеник с ипохондрическими идеями. Может быть, даже с детства: аналогиям ые жалобы на здоровье встречаются уже в самых ранних письмах к родителям от 1821 г… На такой неустойчивой нервно-психической почве развилась настоящая душевная болезнь… Гоголь приблизительно в течение всей второй половины своей жизни страдал тою формою душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодического психоза, в форме так называемой периодической меланхолии… Чрезвычайно интересно и характерно и очень важно отметить здесь, что циклическое течение душевной болезни Гоголя совершенно независимо от его физического здоровья и телесных недугов… Итак, в симптоматологии душевной болезни Гоголя нет галлюцинаторных явлений. Нет также и бреда в тесном смысле этого слова… Гоголь был субъектом с прирожденною невропатическою конституциею. Его жалобы на здоровье в первую половину жизни сводятся к жалобам неврастеника. В течение последних 15–20 лет жизни он страдал периодическим психозом в форме melancholia periodica. По всей вероятности, его общее питание и силы были подорваны перенесенной им в Италии маляриею. Он скончался в течение приступа периодической меланхолии от истощения и острого малокровия мозга, обусловленных как самою формою болезни — сопровождавших ее голоданием и связанных с нею быстрым упадком питания и сил, — так и неправильным ослабляющим лечением, в особенности кровопусканием». (Баженов, 1903, с. 135–136, 146, 158–159.)
«В отношении физического строения тела Гоголь представляет из себя — тип астеника… Гоголь не любил учиться и не мог учиться — и так остался на всю жизнь недоучкой… потому что его расщепленная, дисгармоничная психика шизофреника не давала ему возможности учиться хотя бы удовлетворительно… По мере развития его шизофренической психики ассоциативный материал оскудевал, наплыв ассоциаций все более и более терял свою скорость и богатство, ко 2-му периоду его жизни психика настолько беднела ассоциативными комплексами, что он невольно стал обращать внимание и жаловаться на это оскудение и опустошение… Мы можем отметить у Гоголя аутистические переживания… у него были галлюцинации, а вернее всего, псевдогаллюцинации, так как Гоголь сознавал, что это были лишь “призраки”… Бросается в глаза весьма яркий симптом психики Гоголя… Это параноический характер, из которого затем развивается парано-яльный бред величия и преследования, отмеченные также Чижом… Так же как у всякого больного шизофренией, у Гоголя можно отметить обилие ипохондрических бредовых идей самого разнообразного характера… Как и многие шизофренические больные, Гоголь локализовал свою болезнь в желудке (или кишечнике). Несомненно, идея, что желудок у него “вверх дном”, есть одна из его многочисленных бредовых ипохондрических идей… Нет сомнения, что этот столбняк есть не более, как легкие приступы кататонического ступора, вследствие чего в таких случаях нельзя добиться ни слова, т. е. им овладевал мутизм кататоников… Все вышеизложенное привело нас к заключению, что Гоголь страдал шизофренией… Мы должны допустить ту мысль, что шизофрения у гениально одаренных людей протекает совершенно иначе». (Се-галин, 19266, с. 266 — 268, 270, 272–273, 275, 289, 305.)