Беззащитные мертвецы
Шрифт:
– Может быть… – он пытался отнестись к этому с юмором, но не смог. – Вы всерьез думаете, что они могут пожелать заполучить меня… нас… снова?
– Такая вероятность есть, – повторил я. – Если Тиллер находился в ресторане, он мог опознать меня по парящей сигарете. Это более примечательная черта, чем мое лицо. Да не глядите столь растерянно. Мы вас пометили трассером, мы проследим за вами всюду, куда бы вас не забрали.
– Во мне трассер?
Это ему мало понравилось – тоже слишком личное? Но он не стал развивать эту тему.
– Холден, я все раздумываю, что они могли сделать с вашей сестрой…
Он довольно холодно перебил
– А я давно перестал об этом думать.
– …такого, что не сделали с вами. Это не просто любопытство. Если б доктора знали, что с ней произошло, если б знали, что находится в ее памяти…
– Проклятье! Неужели вы думаете, что я не хотел бы ей помочь? Она моя сестра!
– Ну, хорошо, оставим.
Чего я, собственно, разыгрывал из себя психиатра? А может, сыщика? Он ничего не знал. Он оказался в центре нескольких ураганов сразу. Он устал и измучился. Мне следовало отправить его домой.
Он заговорил первым. Я едва различал его голос.
– Знаете, что они со мной сделали? Шейную блокировку нервов. Такая маленькая штуковина прилепляется под затылком. Ниже шеи я ничего не чувствовал и не мог двигаться. Они прицепили это ко мне, швырнули в постель и ушли. На девять дней. Время от времени они включали меня, давали чего-то пить и есть и сходить в ванную.
– А вам никто не сообщал, что если они не получат выкупа, то разберут вас на материал?
Он призадумался.
– Н-нет. Точно нет. Они вообще мне ничего не говорили. Они обращались со мной как с покойником. Они изучали меня – о, это казалось часами… тыкали и щупали меня руками и инструментами, переворачивали меня как мертвеца. Я ничего не ощущал, но я мог видеть. Если они делали такое с Шарлоттой… может, она считает себя умершей? – его голос окреп. – Я проходил через это снова и снова, с АРМ, с доктором Хартманом, с медиками из Уошберна. Давайте оставим эту тему, а?
– Разумеется. Мне очень жаль. Эта работа не учит нас тактичности. Нас учат задавать вопросы. Самые разные вопросы.
И все же, и все же – выражение на ее лице…
Уже сопровождая его к выходу, я задал ему еще один вопрос. Почти экспромтом.
– Что вы думаете о втором Законопроекте о Замораживании?
– У меня еще нет права голоса ООН.
– Я не об этом спрашиваю.
Он воинственно посмотрел на меня.
– Послушайте, речь идет о куче денег. О целой куче. Этого бы хватило на содержание Шарлотты до конца ее дней. Это бы изрядно помогло мне. Но Хейл, Левитикус Хейл… – он выговорил имя правильно и без тени улыбки. – Он ведь мой родственник? Мой прапрапрадедушка. Когда-нибудь его смогут оживить; это реально. Ну и что мне делать теперь? Будь у меня право голоса, мне пришлось бы решать. Но мне еще нет двадцати пяти, и мне не о чем беспокоиться.
– А интервью?
– Я не даю интервью. Я всем отвечаю так же, как вам сейчас. Это записано на ленте, в одном файле с Зеро. Всего хорошего, мистер Хэмилтон.
В период временного затишья, последовавшего за первым Законом о Замораживании, наши ряды поредели, а прочие отделы АРМ пополнились. Но неделя-другая – и они начнут восстанавливаться. Мы нуждались в оперативниках для постановки трассеров на ничего не подозревающие жертвы и для последующего наблюдения за тем, как обстоят их дела. Нам нужен был также дополнительный штат для мониторинга сигналов от трассеров на экранах.
Нас терзало искушение сообщить всем мерзлявчиковым наследникам о том, что происходит, и обязать их связываться с нами в установленное время. Скажем, каждые пятнадцать минут. Это бы значительно все упростило. Возможно, это также повлияло бы на их голосование и на те интервью, которые они раздавали.
Но мы не хотели настораживать тех, за кем охотились – гипотетическую коалицию органлеггеров, отслеживающую тех же самых наследников. А ошибись мы – и отрицательная реакция при голосовании будет чудовищной. А в политику, по идее, мы не должны были вмешиваться.
Поэтому мы работали так, что наследники мерзлявчиков ничего не подозревали. По всему миру их было тысячи две. На западе Соединенных Штатов – почти триста человек с ожидаемым наследством в пятьдесят тысяч марок ООН и более. Этот предел мы установили для собственного удобства, потому что и с таким числом едва могли справиться.
В отношении рабочей силы нам помогало другое обстоятельство. Наступило затишье иного рода. Жалобы об исчезнувших без вести людях по всему миру упали почти до нуля.
– Этого следовало ожидать, – пояснял Бера. – Клиенты органлеггеров за последний год почти перестали к ним обращаться. Они ждут, пройдет ли второй Законопроект о Замораживании. Сейчас все шайки выжидают – с полными банками органов и без покупателей. Если прошлый раз их чему-то научил, они втянут рога и переждут. Разумеется, это только мои догадки…
Но это выглядело достаточно убедительным. И, во всяком случае, у нас хватало персонала.
Мы наблюдали за первой дюжиной мерзлявчиковых наследников по двадцать четыре часа в сутки. Остальных мы проверяли случайным образом. Трассеры лишь указывали нам, где те находятся, но мы не знали, с кем, и хотят ли они там находиться. Все равно приходилось проверять, не исчез ли кто.
Мы выжидали результатов.
Совет Безопасности принял Второй Законопроект о Замораживании 3 февраля 2125 года. В конце марта он должен был пройти через мировое голосование. Избирателей насчитывалось десять миллиардов, из которых, вероятно, процентов шестьдесят позаботятся проголосовать по телефону.
Я снова стал смотреть телевизор.
Эн-Би-Эй продолжала свои репортажи о наследниках мерзлявчиков и обозрения в поддержку законопроекта. Сторонники при каждом удобном случае указывали, что еще предстоит отыскать многих наследников. (И как раз ВЫ можете оказаться одним из них). Мы с Тэффи посмотрели парад в Нью-Йорке в поддержку закона: плакаты, транспаранты (Спасем живых, а не мертвых… На кону ВАША жизнь… Держать мерзлявчиков на холоде…) и цензурно большая толпа распевающих людей. Транспортные расходы должны были быть устрашающими.
Активность проявляли и различные комитеты против законопроекта. В обеих Америках напирали на то, что хотя около сорока процентов людей в холодном сне находилось именно там, полученные запасные части разошлись бы по всему миру. В Африке и Азии обнаружили, что большинство наследников живут в Америке. В Египте проводили аналогию между пирамидами и склепами замороженных: и то, и другое взывало к бессмертию. Вся эта пропаганда не имела большого успеха.
Опросы указывали, что китайские секторы будут голосовать против. Репортеры Эн-Би-Эй говорили о почитании предков и напоминали публике, что в китайских склепах покоились шесть бывших Председателей и куча меньших чиновников. Тяга к бессмертию была уважаемой традицией в Китае.