Библейский греческий язык в писаниях Ветхого и Нового завета
Шрифт:
6. Евраистическій элементъ Новаго Завта по сравненію съ таковымъ же у LXX-тu.
Вліяніе еврейскаго языка измнило греческій въ Новомъ Завт такъ же, какъ и у LXX-ти, произведши на него одинаковыя воздйствія. Общій евраистическій отпечатокъ въ существенномъ тожественъ въ обоихъ; евраизмы новозавтные аналогичны или тожественны таковымъ же у LXX-ти.—LXX—это переводъ на греческій языкъ; правда, нкоторыя книги составлены погречески, но можно сказать, что писатели ихъ мыслили поарамейски или поеврейски, почему ихъ творенія также не мене евраистичны. Новый Завтъ [кром первоначальнаго Евангелія отъ Матея] написанъ непосредственно погречески, и его писатели мыслили на (евраистическомъ) греческомъ язык,—по крайней мр, боле часто, чмъ LXX.—Въ І-мъ вк нашей эры евраистическій греческій языкъ являлся боле легкимъ, боле гибкимъ, боле корректнымъ, боле богатымъ такими греческими оборотами, какихъ не было у LXX-ти въ ихъ евраистическомъ язык за три вка раньше или при самомъ его рожденіи.—LXX—это были іудеи, жившіе въ еврейской сред, и переводили они на греческій языкъ, сами вырабатывая многіе термины, обороты и т. п. Евреи-писатели Новаго Завта начали не тотчасъ же съ письменнаго изложенія погречески христіанскаго откровенія, которое было сообщено поарамейски. Нтъ,—ученіе это въ теченіе нкотораго времени проповдывалось устно погречески еще до написанія новозавтныхъ книгъ; и вотъ именно этотъ греческій языкъ христіанскаго проповдничества, уже сформировавшійся и обращавшійся, употребили въ своихъ твореніяхъ новозавтные писатели, боле или мене долго пользовавшіеся имъ словесно. Греческій языкъ LXX-ти часто есть лишь буквалистическій переводъ съ еврейскаго, а въ Новомъ Завт онъ гораздо независиме отъ евраистическаго вліянія. Вслдствіе этого Новый Завтъ даетъ намъ обычный греческій языкъ I вка гораздо больше и лучше, чмъ LXX—языкъ своей эпохи. Отсюда же вытекаетъ, что для выясненія истиннаго характера свободнаго и нормальнаго вліянія еврейскаго языка на греческій нужно пользоваться Новымъ Завтомъ, а не LXX, да и въ Новомъ Завт слдуетъ устранить отрывки, гд воспроизводится сказанное или сообщенное поарамейски, ибо тутъ греческій языкъ тоже можетъ носить характеръ перевода. Должно выбирать книги и отрывки, въ коихъ писатель мыслитъ самъ для себя и выражается погречески независимо и свободно; таковы посланія.—LXX—это нсколько переводчиковъ, и всми чувствуется различная рука
7. Христіанскій элементъ Новаго Завта.
Первое лингвистическое измненіе, произведенное христіанствомъ, было въ язык арамейскомъ, гд оно начато Самимъ Іисусомъ Христомъ и продолжено Его учениками, пока они жили съ христіанскими арамейскими общинами Палестины.—Второе было въ язык греческомъ чрезъ эллинистическихъ христіанскихъ проповдниковъ. Оно совершилось при слдующихъ условіяхъ: а) греческій языкъ подпадалъ вліянію языка арамейскаго, уже христіанизированнаго, и копировалъ отсюда или переносилъ погречески арамейскія христіанскія выраженія, б) Религіозныя разсужденія христіанскихъ проповдниковъ по поводу своихъ принциповъ, споры съ іудействующими противниками или еретиками, опроверженіе язычества, разъясненія въ интересахъ наученія неофитовъ—вс эти причины вели къ теоретическому развитію христіанской доктрины. Но послдняя является также и практическою, она даетъ жизни новое, сверхъестественное понятіе, она примняется ко всмъ потребностямъ и ко всмъ актамъ обыкновенной жизни, подлежащей моральному закону. Это теоретическое и практическое развитіе христіанства по необходимости произвело соотвтствующее измненіе въ обычномъ греческомъ язык, который сталъ развиваться параллельно сему, вырабатывая христіанскій греческій языкъ. Такъ, въ посланіяхъ первородный грхъ, благодать, обитаніе и дйствованіе Духа Св. въ душахъ, духовное возрожденіе души и возникающая затмъ новая жизнь, безполезность длъ и обрядностей іудейскаго закона, искушенія и испытанія, отношеніе христіанина ко вншнему міру и его благамъ—вс эти идеи глубоко затрагиваютъ греческій языкъ, развиваютъ и преобразуютъ его. в) Поскольку новозавтные писатели употребляли въ своихъ писаніяхъ языкъ устнаго проповданія, уже сформировавшійся до извстной степени,—этимъ самымъ они способствовали дальнйшему развитію языка въ томъ же христіанскомъ направленіи, какъ это было съ самаго начала, г) Измненія языка подъ христіанскимъ вліяніемъ подчинялись законамъ аналогіи: собственный смыслъ греческаго слова расширялся, чтобы чрезъ него выражалась христіанская идея; евраистическій смыслъ греческаго слова тоже получалъ расширеніе одинаковаго свойства; новыя сложныя или производныя, выражая чисто христіанскія идеи, слдовали обычнымъ законамъ евраистическаго греческаго языка, и пр. д) Христіанскій элементъ не одинаково равномрно распространенъ по Новому Завту. Напр., въ посланіяхъ, которыя даютъ намъ развитіе христіанскихъ принциповъ, онъ является значительнымъ и отчетливымъ, боле чистымъ и спеціально христіанскимъ, чмъ въ Евангеліяхъ, гд онъ нсколько окутанъ іудейскимъ покровомъ. е) Христіанскій колоритъ совершенно отличенъ отъ евраистическаго. Вліяніе и колоритъ христiанскіе боле глубоки и боле распространены въ Новомъ Завт, чмъ евраистическія. При всемъ томъ христіанскій колоритъ мене поражаетъ насъ: мы слишкомъ привыкли къ христіанскимъ идеямъ и выраженіямъ; христіанскій смыслъ заключается особенно въ христіанизаціи значенія греческихъ или греко-евраистическихъ словъ и потому гораздо боле затрагиваетъ лексиконъ, стиль и экзегесисъ, чмъ морфологію или синтаксисъ. Напротивъ, евраистическое вліяніе производило значительныя измненія и неправильности.—Приводимъ, примры христіанскаго вліянія. Новыя слова—сложныя или производныя: . , , , , , . Слова и выраженія, принявшія христіанскій смыслъ: , , , , , и ; ; , , ; и ; ; и въ примненіи къ актамъ 'а въ Евангеліи св. Іоанна. Слова и выраженія техническія: , , , , , въ рчи о страданіяхъ Господнихъ, , ; или для обозначенія Третьяго Лица Св. Троицы и , —для Второго Лица; —съ или безъ члена, какъ собственное имя единственно существующаго Бога, Котораго евреи называли . Новые метафоры, гд явленіями матеріальнаго міра описываются явленія христіанскаго сверхъестественнаго міра: , , , , , , и пр.; , ; и (. VI, 16); , (М. XVI, 24), при чемъ евраистическое выраженіе принимаетъ христіанскій характеръ; , . (. XVI, 19); (Ін. I, 18). Новое— христіанское—соотношеніе между словомъ и его дополненіемъ и конструкціи особенныя: ; (Рим. VI, 11); ’ и ; , , , . , , . ; съ богословскимъ значеніемъ „въ Бог и въ единеніи Съ Богомъ“— (Ін. I, 1. 18); (. VI, 10) „чрезъ Господа и въ единеніи съ Нимъ. Его силою и пребывая въ сфер дйствія этой силы“.
8. Характеристическія черты языка Новаго Завта.
а) Анализъ составныхъ элементовъ новозавтнаго языка показываетъ, что на него нужно смотрть, какъ на языкъ живой, радикально преобразующійся подъ „иностраннымъ“ воздйствіемъ іудеевъ при проповданіи новаго христіанскаго ученія въ мір. По смерти первыхъ проповдниковъ такое преобразованіе продолжалось еще нкоторое время уже подъ однимъ христіанскимъ вліяніемъ, въ результат чего долженъ былъ явиться собственно, такъ называемый, греческій христіанскій языкъ. При нормальномъ полномъ развитіи всякій языкъ заключаетъ фактически три элемента: литературный языкъ—ораторовъ, историковъ, философовъ и пр.; обычный языкъ, употребляемый людьми хорошаго воспитанія для повседневнаго обращенія; народный языкъ у людей безъ всякой культуры. Вс эти три языка могутъ проникнуть и удержаться въ письмени безъ измненія. Такъ, и въ нкоторыхъ частяхъ Новаго Завта замтенъ именно литературный языкъ. Посланіе къ Евреямъ соприкасается съ нимъ своимъ періодическимъ и тщательнымъ стилемъ. Посланіе св. Іакова обнаруживаетъ въ стил и колорит поэтическія свойства, которыя справедливо вызываютъ удивленіе. Въ книг Дяній—особенно посл ІХ-й главы—нкоторые разсказы и рчи не лишены ни чистоты, ни изящества; когда св. Павелъ говоритъ тамъ грекамъ или царю Агрипп,—языкъ сейчасъ же принимаетъ извстный литературный отпечатокъ. Впрочемъ, и литературные греческіе писцы могли поправлять нкоторыя новозавтныя творенія. Эти писцы упоминаются въ Рим. XVI, 2. 1 Кор. XVI, 21. Кол. IV, 28. 2 ессал. III, 18, а въ Дян. XXIV, 1-2 іудейскій первосвященникъ для веденія своего дла пользуется услугами греческаго ритора Тертулла. Посланіе св. Іакова могло выйти изъ рукъ литературнаго писца. Но,—говоря точно,—новозавтные писатели вовсе не литераторы въ род Элія Аристида, Діона Хризостома, Іосифа Флавія и Филона, св. Климента римскаго, св. Іустина и др. Пиша для (миссіонерскаго) обращенія, для всхъ, они по необходимости пользовались языкомъ всхъ, какой узнали изъ устъ всхъ; они старались быть ясными, простыми и легкими, не заботясь о томъ, чтобы писать искусно. Общій тонъ новозавтнаго языка—это тонъ языка простого и ходячаго. Но въ этомъ простомъ язык подмчается заботливость, которая человка средняго класса заставляетъ писать лучше, чмъ онъ говоритъ, инстинктивно избгая словъ и реченій слишкомъ простонародныхъ, небрежныхъ или неправильныхъ. Съ другой стороны,—вышедши изъ народа и соприкасаясь особенно съ народомъ,—новозавтные писатели не могли вполн избжать его вліянія; отсюда слова, формы, конструкціи и реченія иногда простонародныя, какія можно назвать вульгаризмами, а иногда еще и нкоторая просто народная манера въ стил. Литературнаго грека смущали идеи, образы, строй и колоритъ въ язык Новаго Завта, недостаточность искусства новозавтныхъ авторовъ въ ихъ писаніяхъ. Даже св. Павелъ долженъ былъ считаться съ этимъ нсколько неблагопріятнымъ впечатлніемъ, какое производилъ на грека его новый языкъ христіанскаго проповдничества (см. 1 Кор. II, 1 и 2 Кop. I, 6). Это неблагопріятное впечатлніе испытывали и образованные люди эпохи возрожденія—при сравненіи греческаго классическаго и новозавтнаго языковъ. Мнніе ихъ резюмируется словами Сомэза (Saumaise, Salmosius) въ его книг De hellenistica (Лейденъ 1643, въ 12°): „каковы сами эти люди (новозавтные писатели), таковъ у нихъ и языкъ. Посему языкъ ихъ,—что называется,—, языкъ общеупотребительный и народный. Ибо терминомъ называютъ людей изъ народа безъ литературнаго воспитанія, употребляющихъ разговорный народный языкъ, какъ они усвояли его отъ своихъ нянекъ“. Въ XVII и XVIII вкахъ страстно препирались о качеств и природ греческаго Новаго Завта. Эти дебаты имли ту заслугу, что побуждали къ изученію новозавтнаго языка, и въ результат ихъ явились системы пуристовъ, евраистовъ и эмпиристовъ.—1) Пуристы защищали абсолютныя чистоту и корректность греческаго новозавтнаго языка, отрицая или замалчивая евраизмы, оправдывая необычайности этого языка дйствительно или мнимо аналогичными примрами, отыскиваемыми у свтскихъ писателей, даже у Гомера. Система эта поддерживалась до половины XVIII в.—2) Евраисты. Система ихъ, бывшая въ почет въ конц XVII в., господствовала въ теченіе XVIII столтія. Согласно ей, новозавтные писатели мыслили по-еврейски или поарамейски и свои мысли переводили на греческій языкъ, почему языкъ ихъ есть собственно еврейскій облеченный въ греческіе звуки и формы.—3) Эмпиристы XVIII в. думали, что новозавтные писатели не знали греческаго языка или знали его только слабо и писали на немъ наудачу („какъ придется“). Эмпиристы всюду видли „эналлаги“, при чемъ, благодаря этой грамматической фигур, новозавтные писатели будто бы получали возможность употреблять одно время вмсто другого, одно наклоненіе въ замнъ другого, одинъ падежъ на мсто другого и пр., не считая эллипсисовъ. Эмпиристы защищали свою систему подъ тмъ предлогомъ, яко бы еврейскій языкъ не различалъ ни временъ, ни наклоненій и не имлъ синтаксическихъ правилъ. Истинный грамматическій методъ, примненный къ греческому языку Новаго Завта въ новйшее время, осудилъ эти фантазіи. Заблужденіе ученыхъ и эллинистовъ XVI-ХVІІІ столтія заключалось въ игнорированіи той истины, что всякій языкъ иметъ не только такъ называемую классическую эпоху; что это—живой организмъ, измняющійся въ теченіи вковъ; что онъ долженъ быть изучаемъ и оцниваемъ на каждой отдльной и отличительной фаз своего развитія, когда подвергается извстному характеристическому измненію; что всякій вполн развитый языкъ включаетъ языки литературный, общепринятый и народный, изъ коихъ каждый долженъ быть изучаемъ самъ по себ и оцниваемъ по его собственной значимости—безъ осужденія или устраненія; что всякое ученіе—даже божественное—можетъ быть проповдано и записано именно на обычномъ язык этихъ проповдниковъ и ихъ слушателей. Впрочемъ,—поскольку языкъ Новаго Завта составленъ изъ различныхъ элементовъ и находится въ состояніи преобразованія, неполнаго, измнчиваго и обусловливавшагося разными вліяніями,—по всему этому вс утвержденія касательно его по необходимости бываютъ относительными и должны соизмряться съ каждымъ изъ этихъ вліяній, почему утвержденія исключительныя или абсолютныя обязательно являются ошибочными въ томъ, что въ нихъ есть исключительнаго или абсолютнаго.
б) Психологическій характеръ новозавтнаго языка.
Будучи негреками, писатели Новаго Завта не могли мыслить и выражаться погречески чисто, какъ это длаетъ природный грекъ, а равно они не заботились о сообразованіи своихъ мыслей съ грамматическими и традиціонными конструкціями обычнаго греческаго языка. Они слдовали своимъ собственнымъ идеямъ въ ихъ непосредственности, какъ послднія зарождались, всякимъ движеніямъ души, какія ихъ увлекали; то совсмъ, то почти безъ всякаго сопротивленія подчинялись они воздйствію различныхъ вліяній, перечисленныхъ нами при анализ ихъ языка. Отсюда непосредственный характеръ выраженія въ Новомъ Завт, гд идея создаетъ выраженіе, фразу, движеніе стиля. Отсюда же и многія послдствія, среди коихъ отмтимъ слдующія: а) Матеріалъ языка—въ лексикон и грамматик—безличенъ, а стиль весьма персоналенъ. Новозавтные писатели мыслятъ и пишутъ съ увренностію и отчетливостію, безъ колебанія, безъ заботы о подготовленіи и синтез идей, о полировк фразъ. Ни утомительности, ни вымученности изложенія не замчается у ннхъ,—по крайней мр, въ общемъ. Они слдуютъ свободному полету ихъ духа, живости своихъ впечатлній, быстрот своего воспоминанія, подвижности своего воображенія (въ томъ именно смысл, что идею—даже абстрактную—они любятъ представлять конкретно или разсказывать событіе съ наглядными подробностями).—б) Въ свою очередь, фраза и стиль отражаютъ манеру мыслить, свойственную каждому изъ нихъ. Сообразно случаю, фраза является простою или сложною; легкою или запутанного, между тмъ расположеніе въ ней не трудное; корректною и единой или прерывистою, оборванной, а вслдствіе всего этого ясною или темною (для насъ). Стиль обнаруживаетъ монотонную торжественность у св. Матея, живость и картинность у св. Марка, захватывающую величавость у св. Іоанна, мягкую и проникающую очаровательность въ книг Дяній, нжность или страстность у св. Павла и пр.;—все это при однообразіи и даже посредственности языка.—в) Инстинктивно, новозавтный писатель-іудей усвоилъ ту греческую конструкцію или то греческое слово, которыя боле близки были къ его природному языку; онъ лишь прикрывалъ греческою одеждой арамаистическія реченія; онъ ршительно приспособлялъ греческіе языкъ и конструкцію къ своей мысли и на служеніе ей,—тмъ боле, что эта мысль была для него божественною истиной и часто,—напр., въ Евангеліяхъ,—дается уже раньше его, какъ мысль самого Божественнаго Учителя-Христа.—г) Довольно часты въ Новомъ Завт вставочныя (парентетическія) идеи: согласованы или нтъ,—он все же вносятся на свое логическое мсто, связываются съ предшествующимъ чрезъ или мстоименіе, либо текутъ независимо. Если такая изъяснительная вставка длинна—напр., въ посланіяхъ,—то писатель забываетъ начало фразы и потомъ снова продолжаетъ фразу уже въ другой форм. Эти замчанія примнимы, впрочемъ, и къ другимъ синтаксическимъ случаямъ у М XV, 32. XXV, 15. Мрк. XII, 11. Лк. IX, 28. XXIII, 51. Ін. I, 6. 39. III, 1. Рим. V, 12. 18. IX, 11. XV, 23. 25. 1 Кор. XVI, 5. Евр. XII, 18-22, часто въ Апокалипсис, а равно въ цитатахъ и припоминаніяхъ изъ LXX-ти—особенно въ Апокалипсис.—д) Писатель несознательно переходитъ отъ косвеннаго стиля къ прямому, который, такъ сказать, снова звучитъ въ его ушахъ, какъ, только начинается припоминаніе.—е) Почти вс новозавтныя писанія назначены христіанскимъ общинамъ и потому написаны для отчетливаго прочтенія въ собраніи врующихъ, которымъ они адресованы. И теперь еще—для полнйшаго усвоенія—читаютъ ихъ громко, съ интонаціями, ораторскими удареніями, паузами и измненіями тоновъ въ рчахъ, бесдахъ, посланіяхъ, съ жестами и позами. Тогда идея писателя одушевляется и пріобртаетъ отчетливость безъ всякаго другого разъясненія, при чемъ лучше опредляются истинный смыслъ фразъ и ихъ важность, оттнки и противоположенія въ идеяхъ, перерывы и возобновленія разсказа, бесды, разсужденія, устраненіе нкоторыхъ вспомогательныхъ переходныхъ идей, тенденція къ нарушенію согласія посл паузы и перерыва и пр. Точно также именно живой голосъ отличаетъ вопросъ, да еще лучше и боле живо, чмъ всякая частица.
в) Достоинство новозавтнаго языка.
Не смотря на вс свои особенности, греческій новозавтный языкъ былъ самымъ наилучшимъ для христіанской проповди: онъ богатъ и гибокъ. Греческій словарь былъ достаточно обширенъ, и новозавтные писатели въ полную волю могли черпать изъ него слова, сообщая имъ христіанскій смыслъ. Даже больше того:—въ своихъ производныхъ и сложныхъ словахъ этотъ греческій языкъ былъ столь неограниченъ, что давалъ просторъ выразить вс идеи и вс ихъ оттнки съ желательною для писателей ясностію и точностію.
Синтаксисъ обычнаго языка былъ простой, единообразный, легкій,—и евраистическое вліяніе только увеличило эти качества. Не стсняя и не затрудняя новозавтныхъ писателей, какъ это было бы съ языкомъ классическимъ,—языкъ евраистическій прилаживался и подчинялся ихъ мысли, немедленно воспринимая ея форму и отпечатокъ. Онъ съ одинаковою легкостію примняется и къ обычнымъ явленіямъ повседневной жизни и къ самымъ возвышеннымъ спекуляціямъ,—къ идеямъ абстрактнымъ и конкретнымъ. Присутствіе въ немъ евраистическаго элемента длало его легкимъ и для іудея, привыкшаго къ языку совсмъ отличному, при чемъ онъ оставался связаннымъ съ міромъ іудейскимъ и вообще оріенталистическимъ, съ его идеями, врованіями, съ его манерою мыслить и выражаться, сохранялъ множество еврейскихъ идей, перешедшихъ въ христіанство. Еще большее количество греческаго элемента длало его доступнымъ для массъ греко-римскаго міра. Греческій новозавтный языкъ былъ по существу своему языкомъ общенія, циркуляціи, пропаганды, т. е. именно тмъ языкомъ, который былъ нуженъ христіанству въ его стремленіи къ побд надъ греко-римскимъ міромъ. Таковъ былъ греческій новозавтный языкъ, гд сливались греческій обычный и греческій евраистическій—въ томъ вид, какъ три-четыре вка политическихъ и соціальныхъ переворотовъ сформировали и возрастили его для христіанскаго проповданія. Для него не были столь пригодны ни еврейскій, ни арамейскій, ни латинскій, и ни въ одномъ изъ нихъ не имлось богатства, гибкости и универсально-международныхъ свойствъ языка греческаго.
Предметомъ настоящаго трактата служитъ тотъ греческій языкъ, на которомъ написаны наши каноническія новозавтныя книги.
Человкъ, привыкшій къ аттическому греческому языку, взявъ въ первый разъ греческій Новый Завтъ, былъ бы сразу пораженъ характерными, лишь ему свойственными особенностями. Помимо чертъ, которыя отличаютъ одну часть каноническаго сборника отъ другой (см. ниже),—и вообще языкъ новозавтный показался бы ему необычнымъ:—по причин подмси если не плебейскихъ, то популярныхъ терминовъ въ его вокабуляр; своими случайно попадающимися иноземными и трудно понимаемыми фразами и конструкціями; скудостію употребленія соединительныхъ и другихъ частицъ, какими раннйшіе писатели уравновшивали, оттняли и подчеркивали свои періоды; почти устраненіемъ или неправильнымъ употребленіемъ родительнаго самостоятельнаго, аттракціи и другихъ синтаксическихъ пріемовъ, примняемыхъ ради обезпеченія сжатости и постепенности въ раскрытіи мыслей; а повсюду—своимъ стилемъ, который хотя часто монотоненъ, за-то превосходенъ по прямот и простот,—стилемъ, который иногда иметъ случайныя уклоненія и перерывы или анаколуическія сентенціи, характерныя для разговорной в необразованнной (нелитературной) рчи, но рдко уснащается парентезами (вставками) или растянутыми и запутанными періодами,—стилемъ, который, очевидно, является выраженіемъ людей совсмъ простыхъ, забывавшихъ о себ и слишкомъ ревностныхъ, чтобы еще удлять много вниманія литературнымъ элегантностямъ или принятымъ риторическимъ правиламъ.
Прежде, чмъ разсматривать характеристическія свойства этой разновидности греческаго языка, столь явно отличающейся по вокабуляру, конструкціи и стилю, мы должны кратко отмтить ея наименованіе, происхожденіе и исторію.
а) Наименованіе.—Нкоторыя изъ названій, предложенныхъ для этого особеннаго идіома, являются, безспорно, слишкомъ узкими по отношенію ко времени или мсту, или же къ обоимъ (каковы: „церковный діалектъ“, „александрійскій діалектъ“, „палестинскій греческій языкъ“). Другія наименованія,—напр., „іудейско-греческій“, „іудейско-христіанскій греческій“ языкъ,—не пріобрли распространенія, хотя по существу удачны. Но названіе „эллинистическій греческій языкъ“, впервые данные, повидимому, Скалигеромъ младшимъ, теперь принято почти повсюду. И оказались безсильными устранить его вс протесты—съ возраженіями, что это имя не выражаетъ, въ какомъ направленіи этотъ языкъ уклоняется отъ обыкновеннаго греческаго (и, слдовательно, мене описываетъ его природу по сравненію, напр., хотя бы съ названіями „еврейскій“ или „арамейскій“ греческій языкъ), а сверхъ того оно еще тавтологично или безсмысленно, поскольку равняется фраз „эллинистическій эллинскій языкъ“. Усвоенію этого названія способствовало безъ сомннія, употребленіе слова ' въ Дян. (VI, 1. IX, 29. XI, 20 съ разночтеніемъ ', признаваемымъ боле вроятнымъ въ XI, 20) для обозначенія погречившихся или говорившихъ до-гречески іудеевъ. Примненіе термина „діалектъ“ къ греческому библейскому языку, какъ языку отдльной мстности и періода,—неудачно и вредно, ибо этотъ терминъ уже принятъ для идіома различныхъ втвей греческой расы.
б) Происхожденіе.—Литературное преобладаніе Аинъ (ок. 500—300 г.г. до р. Хр.) повело къ тому, что ея діалектъ—аттическій—постепенно вытснилъ формы языка, употреблявшіяся другими племенами греческаго народа, а распространеніе греческаго языка было много подвинуто покореніемъ и колонизаціею Востока при Александр В. и его преемникахъ. Однако при этомъ процесс распространенія и самъ аттическій діалектъ потерплъ измненія по вліянію рчи и обычаевъ тхъ народовъ, среди которыхъ онъ распространялся, пока наконецъ возникъ космополитическій типъ греческаго языка, извстный въ качеств „общаго діалекта“ ( , т. е. ); мстомъ его преимущественнаго господства столтія за два или боле до христіанской эры служила имперія Птоломеевъ и ихъ столица Александрія. Здсь жило множество выселившихся изъ отечества евреевъ, для которыхъ природный или праддовскій языкъ еврейскій со временемъ сталъ столь непривыченъ, что для удовлетворенія ихъ нуждъ былъ изготовленъ (приблизительно между 285 и 150 г.г. до р. Хр.) греческій переводъ священныхъ книгъ (такъ наз. LXX-ти толковниковъ). Почтеніе къ еврейскому подлиннику Ветхаго Завта скоро было перенесено на этотъ переводъ, а всеобщее употребленіе его среди внпалестинскихъ іудевъ много способствовало утвержденію и сохраненію представленнаго въ немъ типа греческаго языка. Потерпвши измненія, неизбжныя при употребленіи въ различныхъ мстностяхъ и промежуточными (переходными) генераціями, этотъ греческій языкъ сталъ органомъ для откровенія Божія, которое даровано міру чрезъ Іисуса Христа.
Самое происхожденіе сего языка длало его правоспособнымъ для такой провиденціальной миссіи. Онъ воплощалъ возвышенныя понятія еврейской и христіанской вры въ язык, который обезпечивалъ для нихъ доступность среди людей дловыхъ и занятыхъ житейскими интересами. Онъ былъ пригоденъ для подобнаго употребленія, поскольку не потерялъ уваженія образованной публики (см., напр., Дян. XVII, 22 слл., 26 слл.), а между тмъ былъ языкомъ повседневной жизни и—потому—являлся удобнымъ для распространенія смянъ Евангелія проповдію его повсюду, гд говорили по-гречески. Онъ замтно разнится отъ языка писателей въ род Филона и Іосифа Флавія, которые, хотя и были еврейскаго рода, но обращались въ своихъ писаніяхъ къ образованнымъ классамъ и стремились къ спеціально-греческой элегантности выраженія. Онъ явно занимаетъ среднее мсто между вульгаризмами простонародья и выработаннымъ стилемъ литераторовъ своего времени. Въ немъ мы имемъ поразительную иллюстрацію того [ср 1 Кор. I, 27 слл], какъ промыслъ божественный возвышаетъ къ особой почести то, что называютъ „общепринятымъ“ .