Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
«Очень распространен рассказ о 30 инвалидах, повесившихся в 1772 году один за другим на одном и том же крюке, снятие которого прекратило эпидемию», — продолжал повествовать голос за кадром.
Клоуны на арене, одетые в оборванцев XVIII века, принялись уморительно подвешиваться на одном и том же бутафорском крюке. Быстро выстроилось подобие шутовской очереди. Но, несмотря на показное веселье, сцена вышла немного жутковатой.
«Аналогичный случай имел место в 1805 г., - буквально пел голос в динамике. — В лагере Наполеона, помещавшемся близ Булонского леса,
На арене в полосатой бутафорской будке послышались громкие пистонные выстрелы, и из нее начали выпадать один за другим клоуны. Их выпало десятка два из маленькой тесной коробочки, что должно было создать комический эффект. Но никто даже не улыбнулся.
— Неплохо, неплохо, Стелла Эдуардовна, — вновь отметил Леонид Прокопич, сидя у мониторов в кабинете директора цирка. На время общего сбора этот кабинет превратили в оперативный штаб. — Хорошо. Одобряю. А текст кто подготовил?
— Я и подготовила. С помощью литературных негров, конечно. Надо же дать подработать всем этим полуголодным выпускникам филфака.
«Повальное подражательное самоубийство распространилось по всей Европе после публикации романа Гете „Страдания юного Вертера“», — звучало тем временем в динамиках.
На арене появились клоуны с книжками.
— Хороший ход, — одобрил владелец «Палимпсеста». — Вот и книги появились. Я бы крупными буквами напечатал на них логотип нашего издательства. А его нет. Явное упущение. Рекламой даже в таком случае пренебрегать не следует. Кстати, мы этот роман Гете, кажется, тоже печатали?
— Конечно, — подтвердила Стелла.
— Хорошо. Бросятся покупать и купят у нас. Надо обновить тираж. Вы записываете?
— Запоминаю, — огрызнулась Стелла, которая и без Прокопича знала, что делать.
Голос в динамике набирал между тем пафос:
«К нервно-психическим эпидемиям можно отнести и эпидемию восторга, выражающуюся в массовом воодушевлении по тому или иному поводу.
Один из греческих писателей рассказывает о том, что однажды, после представления „Андромеды“ Еврипида, зрителями, а затем и всем городом овладела неистовая пляска, от которой никто не мог уберечься. Нагие, бледные, со сверкающими глазами, они бегали по улицам, громко декламируя отрывки пьесы и исполняя дикую, странную пляску. Это общее увлечение танцем, граничащее с безумством, прекратилось только с наступлением зимы.»
— Не слишком ли мы их грузим всеми этими историческими подробностями, Стелла Эдуардовна, — обратился к своей помощнице Прокопич.
— Ничего. Из них все равно никто толком не учился. Пусть культурки поднаберутся. Им полезно.
— Вы думаете?
— Уверена.
«Первый рассказ о неистовой пляске, случившейся в Дессау, относится к 1021 г., - все нарастал и нарастал голос в динамике. Он теперь буквально грохотал по всему залу, словно во время проповеди, — В ночь на Рождество, в кладбищенской церкви одного из монастырей близ Дессау, несколько крестьян начали плясать, и плясали так неистово, что никакие уговоры священника их не смогли остановить.
В следующий раз эпидемия неистовой пляски разразилась в 1237 г. в Эрфурте. В хронике рассказывается о том, что свыше ста детей, прыгая и танцуя, прошли так более двух миль, а затем упали в изнеможении».
— Копия наших современных дискотек, только без таблеток «экстези» — не удержался и вставил Прокопич.
— Я вижу, и вас зацепило, Леонид Прокопич?
— Да нет! Просто текст подобран профессионально. Интересно, что из этой затеи выйдет?
— On s'angage et puis on voir.
— Что? Что, простите?
— Ввяжемся в бой, а там посмотрим.
— А!? — растерянно произнес владелец «Палимпсеста».
А голос все не унимался: «В третий раз неистовая пляска разразилась в 1278 г. в Утрехте, где двести человек собрались на Мозельском мосту и начали плясать, и плясали до тех пор, пока мост не обрушился, и все они не погибли в реке.
Четвертый случай эпидемии неистовой пляски относится к лету 1375 года в Кёльне и Меце. В ней приняли участие до 1600 человек.
В 1418 году эпидемия вновь появилась в Страсбурге. Она дошла до Парижа, как пишет об этом историк Мишле, и в течение многих месяцев на городском погосте длился этот страшный танец. Зараза распространилась повсюду. На кладбище невинных младенцев стекались толпы людей.
Были даже образованы команды плохих скрипачей, которые наполняли днем и ночью город своими отвратительными звуками.»
Вакханалия, творящаяся в это время на арене, кажется, дошла до своей кульминации. В ней приняла участие вся труппа. Каждый из артистов цирка, словно во власти какого-то безумия, начал показывать все на что он способен. В воздух полетели различные предметы и люди: жонглеры и акробаты ловко смешались между собой, а вольтижировщики выделывали необычайные трюки на своих скакунах, пуская их по кругу.
Не выдержали и звезды. Они рванули к решетке. Толпа зрителей стремилась прорваться на арену.
— Что?! Что это?! — недоумевал Прокопич. — Бунт!
— Кажется, мы перестарались. Слишком завели всех. Я не учла степень эмоциональности наших подопечных.
— Не понял?
— Дело в том, что после иллюстрации за дело должны были взяться методологи.
— Кто?
— Методологи.
— А… — уныло отреагировал Прокопич. — И чего эти методологи должны были здесь делать.
— Они должны были разбить наших звезд на группы. У каждой группы — свой игровик-методолог. В каждую группу мы внедрили бы своих психологов, историков, культурологов и даже священников.
— Зачем?
— Чтобы с разных сторон обсудить их проблемы. Это что-то вроде коллективной психотерапии должно было получиться.
— Понятно.
— Затем в группах они бы сами выработали путь к собственному спасению, к выходу из тупика, в котором мы все оказались.
— Дальше? — все мрачнее и мрачнее расспрашивал свою помощницу Прокопич.
— А дальше — общий сбор групп. И завершающее коллективное обсуждение. Это что-то вроде создания коллективного разума. Американцы так на Луну слетали…