Библиотека мировой литературы для детей, том 36
Шрифт:
Узнав о высадке Граника на берегах Бруттия, фракиец долго обдумывал, как ему поступить. Наконец, обратившись к Арториксу, он сказал:
— Ну что ж, поскольку Граник с пятнадцатью тысячами воинов находится у Никотеры, перевезем туда морем все остальное наше войско и будем воевать с еще большей энергией.
Он отослал судно в то место, где находилась флотилия, с приказом возвратиться на следующую ночь в Темесу.
За неделю Спартак перевез ночами все свое войско в Никотеру. Каждую ночь, за исключением последней, когда он погрузился сам вместе с кавалерией, четыре легиона по его приказу делали вылазки, чтобы отвлечь внимание римлян и внушить им мысль, что гладиаторы никуда не
Как только флотилия, с которой отбыли Спартак, Мамилий и кавалерия, удалилась на несколько миль от берега, жители Темесы уведомили Красса о случившемся.
Красс, вне себя от ярости, проклинал жителей Темесы за то, что они из малодушия не послали к нему гонца предупредить о бегстве неприятеля. Теперь, когда Спартак вырвался из тисков, пламя войны разгорится с новой силой, меж тем как Красс считал ее уже законченной, в чем и уверил Рим.
Наложив на жителей Темесы большой штраф за их трусость, Красс на следующий день приказал своему войску сняться с лагеря и повел его по направлению к Никотере.
Но Спартак, прибыв в Никотеру, на рассвете в тот же день отправился в путь со всеми своими легионами, нигде не останавливаясь в течение двадцатичасового перехода, пока не дошел до Сциллы. Близ нее он расположился лагерем.
На следующий день фракиец отправился в Регий. По пути он призывал к оружию рабов и, заняв сильные позиции, приказал гладиаторам три дня и три ночи рыть канавы и ставить частокол, чтобы к моменту появления Красса был готов неприступный лагерь гладиаторов.
Тогда Красс решил либо принудить Спартака принять бой, либо взять его измором, а для последней цели задумал возвести колоссальное сооружение, достойное римлян. Если бы о нем не свидетельствовали единогласно Плутарх [179] , Аппиан [180] и Флор, вряд ли можно было поверить, что подобное сооружение действительно существовало.
179
Плутарх (ок. 46—126 г. н. э.) — греческий историк и писатель, автор «Сравнительных жизнеописаний выдающихся греческих и римских деятелей».
180
Аппиан (конец I века — 70 годы II века н. э.) — крупный историк Древнего Рима.
«Туда явился Красс, и сама природа подсказала ему, что надо делать, — говорит Плутарх. — Он решил воздвигнуть стену поперек перешейка, избавив тем самым своих солдат от вредного безделья, а неприятеля лишив продовольствия. Велика и трудна была эта работа, но Красс довел ее до конца и, сверх ожидания, в короткий срок. Он вырыл через весь перешеек ров от одного моря до другого, длиной в триста стадий, шириной и глубиной в пятнадцать шагов, а вдоль всего рва воздвиг стену поразительной высоты и прочности».
В то время как сто тысяч римлян Красса с невиданным рвением работали над титаническим сооружением, Спартак обучал военному делу еще два легиона, составленных из одиннадцати тысяч рабов, примкнувших к нему в Брутии; вместе с тем он обдумывал, как бы ему выбраться из этого места, насмеявшись над усилиями и предусмотрительностью Красса.
— Скажи мне, Спартак, — спросил фракийца на двадцатый день работ римлян его любимец Арторикс, — скажи, Спартак, разве ты не видишь, что римляне поймали нас в ловушку?
— Ты так думаешь?
— Я вижу стену, которую они сооружают, она уже готова, и, мне кажется, у меня есть основание так думать.
— И на Везувии бедный Клодий Глабр тоже
— Но через десять дней у нас кончится продовольствие.
— У кого?
— У нас.
— Где?
— Здесь.
— А кто же тебе сказал, что через десять дней мы еще будем здесь?
Арторикс, опустив голову, замолк, стыдясь, что решился давать советы такому дальновидному полководцу. Спартак с нежностью глядел на юношу, растроганный краской стыда на его лице. Ласково похлопав его по плечу, фракиец сказал:
— Ты хорошо сделал, Арторикс, напомнив мне о наших запасах продовольствия, но ты за нас не бойся; я уже решил, что нам следует предпринять, чтобы Красс остался в дураках со своей страшной стеной.
— Однако этот Красс, надо признаться, опытный полководец.
— Самый опытный из всех, кто сражался против нас за эти три года, — ответил Спартак и после минутного молчания добавил — Но все же он нас еще не победил.
— И пока ты жив, он не победит нас.
— Арторикс, но ведь я только человек!
— Нет, нет, ты наш идеал, наше знамя, наша мощь! В тебе воплощена и живет главная наша идея — возрождение угнетенных, благополучие обездоленных, освобождение рабов. Ты так славен и велик, что от твоего существа исходит свет, побеждающий самых непокорных наших товарищей, он отражается в них, воодушевляет новыми силами, вселяет веру в тебя; они уповают на тебя, ибо признают тебя, дивятся тебе и почитают как мудрого и доблестного полководца. Пока ты жив, они всегда будут делать то, что ты прикажешь, и, так же как они пришли за тобой сюда, они будут преодолевать многое, что кажется совершенно невозможным. Пока ты жив, они будут делать переходы в тридцать миль в день, будут переносить невзгоды, голод, будут драться как львы; но, если, по несчастью, ты погибнешь, вместе с тобой погибнет и наше знамя, и через двадцать дней наступит конец войны, мы будем уничтожены… О, пусть боги сохранят тебя на долгие годы, с тобой мы одержим полную победу!
— Ты веришь в нашу победу? — спросил Спартак, покачав головой; на губах его была грустная улыбка.
— А почему бы нам не победить?
— Потому что из десяти миллионов рабов, стонущих в цепях по всей Италии, не наберется и ста тысяч, взявших оружие в руки и пришедших к нам; потому что наши идеи не проникли ко всем угнетенным и не согрели их сердца; потому что римский деспотизм еще не вывел окончательно из терпения народы, находящиеся под его игом; потому что Рим слишком еще силен, а мы еще слишком слабы… вот почему мы не можем победить и не победим. Если и есть надежда на победу, то лишь за пределами Италии; здесь же нам суждено погибнуть, здесь мы умрем.
Некоторое время он молчал, потом произнес с глубоким вздохом:
— Пусть же кровь, пролитая нами за святое дело, не будет пролита бесплодно, пусть наши деяния послужат благородным примером для наших потомков.
В эту минуту центурион сообщил Спартаку, что три тысячи пращников, далматов и иллирийцев из римского лагеря подошли к преторским воротам и настойчиво просят принять их в ряды собратьев.
Спартак задумался и не сразу ответил на просьбу трех тысяч дезертиров: может быть, он сомневался в них, а может быть, не хотел подать дурной пример своим солдатам, оказывая перебежчикам внимание, словно они были мужественные воины. Он подошел к воротам лагеря и сказал беглецам, что недостойно солдата покидать свои знамена. Способствовать побегу и принимать в свои ряды дезертиров из вражеского лагеря не только зазорно для полководца, пользующегося уважением, но и может быть пагубным как печальный пример для солдат, раз в ряды угнетенных принимают тех, кто изменил своему знамени и войску. И он отказал им.