Билет до Крупяновки
Шрифт:
Мне неожиданно стало жалко друга.
Не в том смысле жалко, что он зациклился на поездке. Дядя Ваня был одержим «Агдамом» и Зверевкой. Моя мама сама не своя становилась, когда обсуждала с подругами повязки, вымоченные в девятипроцентном солевом растворе, женьшень, амарант и прочие вещи, чудодейственным образом способные излечить от всех хворей. Таня была без ума от Алена Делона. Со всеми бывает. Но я представил вдруг, что Мишка добрался до Крупяновки. И что? Ни денег, ни знакомых. Дома, улицы, все как везде. Вроде вот мечта, а мечта ли? Ну, прогуляется он по городу, посидит на скамейках, поглазеет на прохожих.
Например, про Москву.
Типа, Крупяновку ему с боем дали возможность посетить, а Москву нет. Закрытый город. Москва, Москва…
Я бы, вообще, еще подумал, стоит ли возвращаться.
Впрочем, все это верно, если Крупяновка - обычный населенный пункт. Если она существует, в ней ходит транспорт и живут люди. А если она именно что ничто? Выход, по словам Мишки? Не понятно только, выход куда?
Я вздохнул, повел плечами и обнаружил, что стою у почтового отделения. Три ступеньки - и ты внутри. О как! Ноги сами привели. Пришлось прислониться к стене у вывески. Будем исполнять алгоритм. «Отделение работает с восьми ноль-ноль до двадцати двух ноль-ноль». Что там надо-то? А, да, ждем трех человек, заходим четвертыми…
Первая, толстенькая женщина появилась почти сразу. Брякнула дверью, скрылась в здании. Худого мужчину с портфелем, ставшего номером вторым, я ждал, наверное, минуту. Он посмотрел на меня с подозрением, но прошел в отделение, так ничего и не сказав. А вот третий номер уже что-то не торопился.
Три минуты. Пять минут. Я отлип от стены. Улица в одну и в другую сторону была пустынна. Даже удивительно. Прокатил и растаял автомобиль. Третий человек! Эй, третий человек! Вас ждут у крыльца почтового отделения!
Никого.
Сунув руки в карманы, я прогулялся метров на двадцать туда и обратно. Из почты вышла старушка и посеменила прочь. Почти сразу за старушкой появилась из двери женщина в коричневом пальто. За руку она держала девочку лет семи в расстегнутой светлой курточке, а девочка держала перевязанный бечевкой пакет. Девочка была рада, женщина - не очень. Они удалились, но я успел услышать, как девочка спросила: «Это папа нам прислал? Да? Это мой подарок?».
Потом где-то за квартал показалась темная фигура, и ее медленное приближение заставило меня гадать, пройдет она мимо или все же заглянет на почту. Я решил: заглянет. Фигура исчезла в недалеком подъезде.
М-да. Я почувствовал, что замерз. Я походил у крыльца еще, пока улицу не перебежал крупный парень.
– Че там, закрыто?
– спросил он меня, кивнув на окна почты.
– Открыто, - сказал я.
– А ты че?
– Человека жду.
– А, понял.
Парень взбежал на крыльцо. Третий! Я уже приготовился подняться за ним, как из почты вышла толстенькая женщина, получившая от меня первый номер. Я растерялся. Так считается или не считается? Или мне начинать отсчет сначала? Или надо опять ждать третьего, пока в отделении наберется необходимое число? Инструкцию на этот случай Мишка мне не дал.
Я подумал и решил, что, так как речь была о входящих, выходящие значения не имеют. После трех человек я в любом случае получался четвертым. Значит, условие соблюдено.
Я шагнул в дверь.
Длинная стойка, выгибаясь, делила помещение на две неравные части. В окошках за стеклами торчали головы работниц. Блестели весы. Свешивались на нитках, как удавленники, подписные каталоги. Плакаты просили помнить индекс, потому что он ускоряет доставку письма, и подписываться на журнал «Знамя». У окон стояли столы. На лавках и стульях, ожидая очереди, сидели желающие отправить или получить корреспонденцию. Некоторые посетители расположились вдоль стойки.
Я углядел на одном из столов подставку с бланками и пересек небольшой зал.
– Юноша! Юноша!
– крикнула мне какая-то женщина.
– Вы за мной будете!
– Я не буду стоять, - сказал я.
Я выдернул бланк. Он оказался на пересылку телеграммы. Годится ведь? Годится. Мишка сказал, любой бланк. Я двинулся к выходу, как дорогу мне заступил старичок с тростью.
– Ай-яй-яй!
– сказал он, качая седой головой.
– Что?
– спросил я.
– Воруем?
Взгляд светлых глаз старичка был ласков, словно он застал меня за безобидным и умиляющим занятием.
– Я только взял бланк, - сказал я.
– Да-да, - закивал старичок.
– Так все и происходит, молодой человек. Сначала бланки, потом - марки, заказные письма, форменные пуговицы, ведра, фонари, чужие жены, наконец. Это путь в никуда, да-да. Между тем, бланков в городе - не хватает.
Я кивнул на стол, с которого взял карточку.
– Там целый десяток еще.
Старичок улыбнулся.
– А твое какое дело?
Он поймал меня за запястье. Лицо его сделалось хищным.
– Граждане!
– закричал он, воздев мою руку с бланком.
– Вот тот вор, что наши бланки крадет! Смотрите! Я его поймал!
Люди заоборачивались. Кто-то привстал, кто-то сделал шаг в моем направлении. Я, честно говоря, перетрухнул.
– Это же простой бланк!
– воскликнул я.
Я выдернул руку из пальцев старичка. Тот ощерился вставными зубами и ударил меня своей тростью.
– Получи!
Удар пришелся по плечу. Надо сказать, был он довольно болезненным. Я едва не выронил бланк.
– Вы с ума сошли?
– Вор!
Трость стукнула меня по бедру. Люди с лавок, стульев и от стойки двинулись ко мне, сбиваясь в толпу. На их лицах читалось желание если не растерзать меня, то точно не дать мне выскользнуть наружу.
– Да это же бланк всего лишь!
– крикнул я.
– Вор!
– Негодяй!
– Убийца!
– крикнул кто-то из толпы.
Старичок замахнулся снова, но мне повезло поднырнуть под его руку. Я таранил дверь лбом и вылетел на крыльцо.
– А-а-а!
Толпа ринулась за мной. Дверь отделения затрещала под напором тел. Я побежал, не оглядываясь. С ума сошли!
– звенело у меня в голове. Из-за бланка! Еще старичок этот! Отмахав два квартала на пределе скорости и свернув в случайный двор, я затаился на земле у какой-то деревянной сараюшки. Кусты и несколько ржавых бочек надежно прикрыли меня от случайного взгляда, но дали беспрепятственно наблюдать появление преследователей в зазоре между домами. Минуты три я, успокаивая дыхание, таращился в пустоту. Никого. Никто не пробегал по улице мимо, никто, прижимаясь к стенам, не скользил во двор. Никто даже тенью не появлялся на открытом пространстве.