Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
— Нестерпимо, вишь, любопытенъ посмотрть тоже на этакій маскарадъ, — поддержалъ его Ермолаичъ. — Возьми–ка его ужъ, сударь, чтобы теб одному, гршнымъ дломъ, какого дурна тамъ не учинилось. Малый онъ шустрый.
— А чтожъ, и въ самомъ дл, — обратился къ Воронцову Шуваловъ. — Пускай ужъ идетъ съ тобой; все врне. Про рыцарскій костюмъ мой слышала отъ меня до сихъ поръ одна только особа. По походк, по голосу она, чего добраго, догадается, что это не я, а кто другой.
— Ну, походку и голосъ можно всегда измнить. А кто та особа?
— Юліана Менгденъ. Сама она, имй въ виду, будетъ маскирована Діаной.
— О! la belle Julie?
II. Венеціанская ночь
«Публичнымъ» маскарадомъ въ Лтнемъ дворц завершался, какъ сказано, циклъ всхъ придворныхъ празднествъ по случаю вступленія въ бракъ наслдницы престола; уже поэтому онъ долженъ былъ быть еще пышне и разнообразне бывшаго за два дня передъ тмъ «параднаго» маскарада въ Зимнемъ дворц. Тамъ танцовали четыре кадрили, по 12–ти паръ въ каждой, и каждая кадриль въ одноцвтныхъ домино; а ужину, приготовленному въ галлере, былъ приданъ видъ сельскаго праздника: столы и скамейки были вс въ зелени и цвтахъ. «Публичный» же маскарадъ долженъ былъ происходить, въ начал вечера, среди настоящей природы, подъ открытымъ небомъ — въ Лтнемъ саду и на прилегающей къ нему рк Фонтанк въ вид «венеціанской» ночи, а танцы и ужинъ потомъ — въ стнахъ дворца. Неудивительно, что большинство приглашенныхъ на этотъ совершенно исключительный праздникъ ожидало его съ большимъ нетерпніемъ.
Едва ли, однакожъ, не боле всхъ волновалась Лилли Врангелъ. Всякій день вплоть до воскресенья являлся къ ней, согласно выраженной императрицею вол, французъ балетмейстеръ придворнаго театра, мосье Флере, толстенькій старичокъ съ пухлыми розовыми щечками, въ голубомъ фрак съ остроконечными фалдами, со скрипицей въ одной рук и съ хлыстомъ въ другой. Наставляя двочку въ па и пируэтахъ, онъ безцеремонно выгибалъ ея станъ, вывертывалъ ей носки и локти. Каждое движеніе онъ иллюстрировалъ ей сперва самъ, и, приподнимая кончиками пальцевъ свой ласточкинъ хвостъ, подпрыгивалъ съ легкостью мячика. Когда же ученица, подъ пискъ его скрипицы, принималась выдлывать то же самое, онъ съ отечески–нжной улыбкой похлестывалъ ее по ногамъ:
— Plus haut, ch`ere demoiselle, un peu plus haut! (Выше, милая барышня, еще немножко выше!)
На такое обращеніе Лилли пожаловалась было баронесс Юліан, но получила въ отвтъ:
— Вс мы, моя милая, прошли ту же школу. Какъ видишь, это не то, что скакать верхомъ безъ сдла!
«А какъ охотно я поскакала бы опять!» — вздохнула про себя двочка, не подозрвая, что вскор ей дйствительно суждено скакать такъ, да еще публично.
Хотя она за эти дни изрядно подучилась y мосье Флере въ придворныхъ танцахъ, хотя сшитый для нея скромный, но живописный костюмъ швейцарки бернскаго кантона и обрисовывалъ очень мило ея стройную талью, а подъ маской ее врядъ ли кто и узналъ бы, — но по наслышк ей было извстно, что маски, межъ собой даже не знакомыя, свободно разговариваютъ межъ собой и говорятъ другъ другу «ты». Ну, что, если и съ нею тоже кто–нибудь этакъ заговоритъ?
Нарядилась Лилли въ свой костюмъ еще за цлый часъ до начала маскарада, чтобы, въ качеств камеръ–юнгферы, помогать при одваніи принцессы; причемъ не забыла, конечно, какъ просила ее Аннетъ Скавронская, приколоть къ груди блую лилію.
Въ XVIII вк и y насъ, по примру Западной Европы, знаніе миологіи древнихъ грековъ и римлянъ считалось однимъ изъ краеугольныхъ камней образованія людей высшаго круга. Проблы въ другихъ научныхъ познаніяхъ такъ удобно вдь прикрывались въ свтской болтовн аллегоріями изъ жизни миическихъ небожителей и героевъ. А при маскарадахъ обойтись безъ миологіи положительно не было уже возможности. Анна Леопольдовна, посвященная еще съ дтства своей гувернанткой, мадамъ Адеркасъ, въ таинства этой «науки», выбрала себ сперва было для маскарада роль Ніобеи.
— Кто, бишь, была Ніобея? — спросила ее царственная тетка, не столь свдущая въ тонкостяхъ миологіи.
Принцесса объяснила, что Ніобея, дочь Тантала, лишившись всхъ своихъ дтей, была обращена Зевсомъ въ камень, источавшій неизсякающія слезы. Императрица справедливо возмутилась и повелла изготовить для племянницы одяніе богини плодородія и матери земли, Цереры. Одяніе вышло необычайно, пожалуй черезчуръ даже богато, потому что было все заткано золотыми колосьями, сплетенными межъ собой гирляндами изъ голубыхъ васильковъ и пунцовыхъ маковъ.
— Я въ этомъ не выйду, ни за что не выйду! — запротестовала Анна Леопольдовна, когда увидла себя въ трюмо въ образ Цереры.
Юліана принялась ее уговаривать: что костюмъ ей очень къ лицу, что сама государыня вдь его выбрала, что другого и нтъ…
— Ну, тогда я вовсе не выйду! — ршила принцесса. — Еще подумаютъ, что я на радостяхъ такъ разрядилась…
— И пускай думаютъ: на васъ и на вашихъ будущихъ дтяхъ — вся надежда русскаго народа.
— Не говори мн объ этихъ дтяхъ! Никогда ихъ y меня не будетъ…
— Такъ для чего же вы тогда вышли замужъ? А вонъ въ саду и военная музыка заиграла…
Лилли подбжала къ окошку.
— И масокъ уже сколько!
Тутъ вошелъ камерпажъ императрицы съ докладомъ, что ея величество чувствуетъ себя еще слишкомъ усталой и выйдетъ только позже прямо въ танцовальный залъ, а потому проситъ принцессу вмст съ принцемъ спуститься въ садъ безъ нея.
— Вотъ видите ли, ваше высочество, — сказала Юліана: — вы должны замнить государыню; выбора вамъ уже нтъ.
— Ахъ, Боже, Боже! Пускай еще больше смеркнется…
— Да вдь теперь y насъ въ Петербург блыя ночи.
— Ну, все же будетъ хоть немножко темне.
— А принцъ, врно, ждетъ васъ.
— Подождетъ!
Послдній отблескъ вечерней зари погасъ уже на верхушкахъ Лтняго сада, и въ темной листв его загорались разноцвтные фонарики. Въ пестрой толп замаскированныхъ, кружившейся около главнаго крыльца дворца въ ожиданіи выхода Высочайшихъ особъ, замчались уже признаки нетерпнія, когда на крыльц показалась Церера объ руку съ Нептуномъ. Хотя оба были также въ черныхъ маскахъ, но ни для кого кругомъ не было сомннія, что то принцесса съ своимъ молодымъ супругомъ, — и вс почтительно передъ ними разступились.
Лилли, шедшая во свит рядомъ съ Юліаной, старалась и въ осанк, и въ походк копировать гордую гоффрейлину; подъ маской, придававшей ей небывалую смлость, она выступала такъ непринужденно, что никому бы и въ голову не пришло, что это — подростокъ–камеръ–юнгфера, а не такая же придворная дама.
Сама Лилли съ жаднымъ любопытствомъ озиралась на мелькавшихъ мимо нихъ маскированныхъ. Въ памяти ея были еще живы святочные вечера въ тамбовской усадьб Шуваловыхъ. Тамъ ряженые шумной гурьбой вваливались въ барскія хоромы съ замазанными сажей лицами, въ вывороченныхъ овчинныхъ тулупахъ, въ самодльныхъ личинахъ: медвдя съ поводаремъ, бабы–яги, журавля, индйскаго птуха и т. п.