Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
Идя за лакеемъ, Самсоновъ разслышалъ за собою чьи–то семенящіе шаги, слдовавшіе за нимъ въ стеклянную галлерею.
Едва онъ тутъ прислъ за одинъ изъ свободныхъ столиковъ, какъ за сосднимъ столикомъ расположился маленькій толстенькій человчекъ, наряженный индйскимъ браминомъ, и потребовалъ себ бутылку шампанскаго.
«А что жъ, не угоститься ли мн тоже всласть, пока еще не посадили на хлбъ и на воду?» сказалъ себ Самсоновъ и приказалъ подать себ чего–нибудь посытне. Минуту спустя столикъ его былъ уставленъ всевозможною «сытною» сндью: былъ тутъ и страсбургскій пирогъ, и балыкъ, и ростбифъ…
— Въ буфет y насъ, простите, сударь, одна холодная закуска, — извинился прислужникъ: — горячая будетъ къ ужину. А изъ винъ что прикажете: легкаго какого, али стараго бургонскаго?
— Нтъ ли y васъ простого квасу? — Спросилъ съ полнымъ ртомъ Самсоновъ, уписывая страсбургскій пирогъ за об щеки.
— Простого ква–су? — протянулъ слуга и отрицательно покрутилъ головой. — Нтъ–съ, простыхъ русскихъ питій y насъ не полагается. Изъ дамскихъ прохладительныхъ есть оршадъ, лимонадъ: оршадъ первый сортъ — изъ миндаля и апельсиновъ на «гуляфной» вод, а лимонадъ — на лучшемъ «ренскомъ».
— Такъ дай мн хоть лимонаду, что ли.
— И что вамъ за охота, г–нъ рыцарь, пить всякую дрянь, коли есть нектаръ, питье боговъ? — заговорилъ тутъ браминъ и, поднявшись изъ–за стола съ длинногорлой бутылкой въ рук, подошелъ къ Самсонову. — Человкъ! еще одинъ покалъ.
Характерное картавое произношеніе съ придыханіемъ уже само по себ выдавало въ немъ семита; а когда онъ въ добавокъ, задыхаясь, должно быть, подъ маской, отвязалъ ее и обнаружилъ такимъ образомъ одутловатое лицо съ хищнически–загнутымъ носомъ и выпуклыми, воспаленными глазами, — Самсоновъ тотчасъ узналъ въ немъ придворнаго банкира и бироновскаго совтчика, въ контор котораго получалъ уже какъ–то деньги для своего господина.
— Вы слишкомъ любезны, г–нъ Липпманъ… — пробормоталъ онъ, не ршаясь прямо отказаться. А тотъ безцеремонно подслъ уже къ нему и, наливая ему полный «покалъ», продолжалъ съ тою же развязностью:
— И вамъ бы, г–нъ рыцарь, снять свой шлемъ; разв вамъ не жарко?
При этомъ глаза его зорко вглядывались въ глазныя отверстія шлема рыцаря и въ нижнюю часть его лица, видимую изъ–подъ слегка приподнятаго для ды забрала.
«Гляди, гляди, — меня–то не узнаешь!» думалъ про себя Самсоновъ, а на вопросъ отвчалъ, что «нтъ, не жарко».
— А чокнуться все же можно и осушить покалъ.
Длать нечего, — пришлось чокнуться и осушить. Игристый напитокъ Шампаньи разлился y юноши огнемъ по жиламъ, ударилъ ему съ непривычки въ голову. Онъ не то, чтобы опьянлъ, а исполнился беззавтной отваги.
«Погибать, такъ погибать! По крайней мр натшусь еще надъ этимъ мерзавцемъ».
Онъ самъ уже налилъ себ второй бокалъ и съ задорной усмшкой спросилъ банкира, правда–ль, что тотъ прибылъ въ Питеръ лтъ двадцать назадъ съ грошомъ въ карман.
— Побольше: съ полтиной, — отвчалъ Липпманъ, ни чуть какъ будто не обидясь, а напротивъ, самодовольно улыбаясь. — Во всякомъ гешефт, г–нъ рыцарь, только начало трудно. Въ первый годъ изъ полтины y меня стало пятьдесятъ рублей, во второй — триста, а въ третій — десять тысячъ.
— Изъ трехъ сотъ рублей въ одинъ годъ десять тысячъ! Это какимъ же чудомъ?
— Не чудомъ, а казенной поставкой. Подрядился я поставить для арміи десять тысячъ епанчей…
— Десять тысячъ епанчей на триста рублей? Значитъ, одну епанчу за три копейки? Кто вамъ это повритъ!
— Хе–хе–хе–хе! Триста рублей моихъ пошли только на первую смазку, чтобы получить поставку. (Онъ наглядно показалъ пальцами, какъ смазываютъ.) Другіе брались поставить кто по восемь рублей, кто по семь, а я по шесть рублей за штуку. Ну, поставка и осталась за мною.
— Да по сколько же вамъ самимъ обошлась каждая штука?
— По сколько? (Онъ лукаво подмигнулъ однимъ глазомъ.) По шесть съ полтиной.
— Такъ, стало–быть, въ прямой себ убытокъ?
— Мн епанчи, что поставилъ, по полтин убытку.
— А то еще за какія жъ?
— За т, что не поставилъ.
— Простите, г–нъ Липпманъ, но я васъ не понимаю.
— Не понимаете? Ха! А дло, кажется, ясное: по квитанціи я сдалъ будто бы вс десять тысячъ штукъ, а взаправду приняли отъ меня шесть тысячъ.
— Такъ что за непоставленные четыре тысячи вы положили себ въ карманъ ни за что, ни про что, двадцать четыре тысячи рублей?
— «Ни за что, ни про что» — пхе! За труды–съ. Да и то не двадцать четыре, а только половину — двнадцать тысячъ.
— А остальныя двнадцать тысячъ пошли въ чужіе, что ли, карманы?
— А то какъ же? Извстно, за коммиссію, подлились совсмъ по–братски. Никому не обидно.
— Окром казны–матушки да бдныхъ солдатиковъ.
— Казна–матушка не плачетъ, а солдаты тоже не остались безъ епанчей.
— Да вдь на четырехъ тысячъ человкъ ихъ не хватило?
— Новыхъ епанчей не хватило, но старыхъ — сколько угодно. Хе–хе–хе–хе!
И, чрезвычайно довольный эффектомъ, произведеннымъ на наивнаго собесдника ловкой аферой, Липпманъ наполнилъ оба бокала въ третій разъ.
— За казну–матушку!
— Не лучше ли за ея грабителей?
Это было уже не въ бровь, а въ глазъ. Банкиръ не выдержалъ, быстро всталъ со стула и прошиплъ:
— Это вамъ, сударь мой, такъ не сойдетъ!
«Наконецъ–то отвязался!» — сказалъ самъ себ Самсоновъ и принялся опять за ду.
Но насться всласть ему все–таки не пришлось. Отъ входныхъ дверей раздался знакомый ему голосъ:
— Ба, ба, ба! онъ и въ самомъ дл тутъ. А я за него отдувайся!
Передъ нимъ очутился бедуинъ, въ сообществ двухъ другихъ маскированныхъ. Рыцарь нашъ едва усплъ отереть себ салфеткой ротъ и опустить забрало.