Бирюзовые серьги богини
Шрифт:
Еще восемь лет тому назад, приехав на зов бабушки, Арман узнал, что не Сима, а его сын, в тот момент только-только получивший жизнь в ее утробе, нес в себе дух Рожденного Свободным, который, согласно пророчеству, освободил дух Великого Воина. Арман тогда просил Симу приехать вместе с сыном к нему, показать мальчика старой бабушке, но Сима и слышать об этом не хотела. И с тех пор только телефонные звонки… Иногда ему удается услышать голос сына, но от этого сердце болит еще больше.
— Я все думаю, зачем он остался? Что еще его держит на земле?
— Ты о чем, аже? — Арман встревожился.
—
Арман знал, что бабушка ничего не говорит просто так, в ее словах прозвучало предостережение.
— Я позвоню, кушайте без меня! — он нырнул в юрту, достал телефон и ушел в степь.
Сима проходила паспортный контроль, когда зазвенел ее телефон. Они всей семьей наконец-то летели в Тибет! Мечта, к которой она стремилась так долго, вот-вот осуществится! У Симы сердце замирало от радости. Самой почувствовать дух Тибета, увидеть его горы и озера, побывать на том перевале, название которого непостижимым образом созвучно с ее именем: Сими-ла! Именно так называл ее сын, пока был маленьким, на это название похожи символы, начертанные на агатовом амулете, который Алешка теперь носит на кожаном шнурке.
Удивительно, но тибетское «ла» одновременно переводится как «дух» и как «перевал». Саша попытался объяснить это тем, что все горы и перевалы, в том числе, у тибетцев одухотворенны, потому такое название, но вот точно перевести «сими» ему не удалось. Остановились на более-менее логичной трактовке: «Душа нежнее шелка». И в этом Сима услышала созвучие своему имени, которое означало «нежная».
Сима посмотрела, кто звонит и, мило улыбаясь пограничнику, профессионально вглядывающемуся в ее лицо, ответила:
— Я сейчас занята, перезвоню через пару минут.
Звонки Армана, хотя и напрягали из-за боязни его вмешательства в жизнь сына, но все же радовали. Трудно сказать, что их теперь связывало: сын, привычка, любовь… Даже если любовь, то она перешла в какую-то другую форму. От страсти, которой так боялась Сима, просто потому, что не могла контролировать себя, они отошли в сторону заботы друг о друге, к платонической нежности, полунамекам на чувства, лишь иногда позволяя себе погрузиться в воспоминания или мечты.
— Арман, привет! Хорошо, что ты позвонил! Мы сейчас улетаем, вернемся через две недели. Мы летим в Тибет! Представляешь?! — Сима чуть не лопалась от гордости.
Но Арман не поддержал ее радости, напротив, он встревожился.
— Будь осторожна, Сима! Береги Алешку!
— Что это ты?.. Когда я его не берегла? — Сима обиделась.
— Послушай, любимая, — ее сердце обдало горячей волной, смывшей секундную обиду, — просто будь осторожна и все. И еще: пусть твой телефон всегда будет активным, ладно?
— М-м-м, не получится, мы решили оставить Сашин, а свой я отключу…
— Сима, тогда дай мне номер мужа и в его телефон загрузи мой номер! — Арман не просил, он приказывал.
— Хорошо, — сухо ответила Сима. В ней всегда поднимался
Арман вдруг осознал, что Сима сейчас идет к самолету, и решил не тревожить ее.
— Ничего не случилось, успокойся, просто я хотел бы быть с вами рядом.
Сима промолчала. Она знала, что наступит такой момент, когда им всем вместе придется встретиться. Алешка должен узнать тайну своего рождения! Но Сима боялась этого момента и всячески оттягивала его, успокаивая себя тем, что еще не время. А время шло! Оно бежало! И Алешка стал совсем взрослым!
— Арман, мне пора! Не волнуйся, с нами все будет в порядке, я позвоню, когда мы будем на месте, ладно? Ну, пока!
Утренний туман уполз к горам, многослойной театральной декорацией окружающим долину. Солнечные лучи покрыли золотом гладь реки, несущей еще нетронутые человеком воды вниз, в ту страну [17] , где поселились боги Тримурти, а река, названная Волосы Брахмы — по имени Бога Вселенной — стала священной. В Тибете же испокон веков вода, как и земля, считались местом обитания злых духов. Потому там никто не купается в реках и озерах, не ловит рыбу, не копает землю.
17
Речь идет об Индии.
Встав рано утром, Сима ехала в машине, просыпаясь вместе с Лхасой. Дух Тибета — вечный, как сама земля, — блуждал над священным городом. Величественная Потала — дворец Далай-ламы, словно парила над городом. Вокруг нее с самого раннего утра отмеривали круги верующие, колотушкой отгоняя духов тьмы. Те, кто прошел три круга, ложились перед дворцом ниц и продолжали молиться, то поднимаясь, то опять падая, распластавшись перед домом того, кто уже почти полвека жил в изгнании. Но в монастырях и храмах как во все времена несли службу монахи, ежедневно обращая свои молитвы к Будде. И не только. Сима сразу, на первой же экскурсии, обратила внимание, что среди верующих, исправляющих священный ритуал, есть такие, которые, вопреки правилам буддистов, обходят ступы против часовой стрелки, так же крутят молитвенные барабаны, а на некоторых изображениях Будд начертан левосторонний знак свастики.
— Смотри, Саш, — поделилась Сима с мужем, — тибетцы до сих пор сохранили свою исконную религию Бон. Даже наш гид, как мне кажется, ее последователь.
Разговаривать было нелегко. Организм жителей равнин с трудом адаптировался к высокогорью. У Симы все время болела голова, засыпая, она ловила себя на том, что дышит вхолостую — воздух будто не доходит до легких. И от этого Сима просыпалась с бешено колотящимся сердцем, раскрывая рот, как рыба. Но все же плохое самочувствие не мешало думать. Сима ходила по монастырям, слушала песни монахов, замирала, когда ветер, словно виртуозный музыкант, ежеминутно импровизируя, играл монастырскими колокольчиками, звук которых негромок, но их мелодичное позвякивание, сливаясь с тихими голосами монахов, взлетало в высокое тибетское небо и дарило особое чувство умиротворения и благодати.