Бист Вилах. История одного Историка. Часть IV: Царская кровь
Шрифт:
– То есть он связал вас, усыпил, перенёс в грязную халупу, а потом… ничего? Зачем же ему это понадобилось?
Дариор, стараясь не глядеть в глаза полковника, неопределённо пожал плечами.
– Псих – он и есть псих. Чёрт знает, что ему было нужно.
Резонно было предположить, что Смоленцев накинется с очередной порцией вопросов, но тот поступил нестандартно: успокаивающе хлопнул Дариора по колену и поднялся.
– Вы отдыхайте, Алексей Михайлович. Это самое «усыпление» не прошло даром для вашего организма. Продолжим завтра. А сейчас отдыхайте.
Но ни завтра, ни в другой день на этой неделе продолжить не удалось.
А потом произошло событие, которое ускорило его выздоровление: из командировки вернулась Анастасия Николаевна. После близкого общения с Элизой агентша больше не казалась Дариору таинственной, загадочной и нежно-прекрасной, какой он считал её до своей межпространственной одиссеи. Девушка и девушка, уж во всяком случае, ничуть не лучше его рыжеволосой пассии. Где она теперь и что с ней, Дариор не знал. А если знал, то не хотел в это верить. Он часто вспоминал её последние слова. «Я найду тебя», – сказала она. Но стоит ли воспринимать это обещание всерьёз? Ведь она умерла. И больнее всего было не думать о её гибели, а осознавать то, что он не был с ней в этот момент, не смог поддержать её и так и не увидел своего ребёнка. Если бы сейчас можно было снова вернуться в прошлое, он бы не задумываясь вернулся. Его организм словно не желал воспринимать родной мир и отторгал его при малейшем контакте с реальностью. Дариор был уверен, что жизнь в двадцатом веке для него закончена. Он мечтал вернуться в замок Вильфранш, к своим обязанностям, трудовым будням феодала, к своим верным друзьям, к Элизе. Но все они теперь были для него недосягаемы. Единственный вариант – найти Бист Вилаха и заставить его поменять своё решение. Но где ж его найдёшь? Парижский Демон, он же Мишель Бламбергье, теперь мчится за архивами, и его уже не догонишь. Душу Дариора обуяла лютая безысходность, и он даже не сопротивлялся своему недугу – потеря сознания была для него шансом забыть о тоскливой реальности и погрузиться в прекрасный мир грёз.
Пару раз в комнату заходила девочка Аня. Оказалось, именно она читала здесь газету и ухаживала за историком. Из всех посетителей Дариор был рад только ей. Она единственная называла его попросту – «Лёша» – и обращалась на «ты». Историку нравилась её свойская непосредственность. Было в этой девушке нечто искреннее, настоящее. Как-то раз Дариор спросил её:
– Скажи: что делать, если ты потерял любимого человека и не хочешь жить дальше?
Аня очень серьёзно поглядела на историка, не засмеялась и даже не улыбнулась.
– Нужно терпеть, – убеждённо сказала она. – Нужно забыть и двигаться дальше. Близкие, которых мы потеряли, были бы опечалены, если б узнали, что мы уничтожаем себя, не в силах забыть о них.
Дариор хмуро покивал и задумался, как применить эти слова к своей ситуации.
А очень скоро больного удосужилась посетить сама femme fatale.
Анастасия Николаевна приехала как раз в тот редкий день, когда Дариор был в сознании и даже пытался вступить в непродолжительный контакт с окружающими.
Она вошла в комнату, когда Дариор с поразительной сосредоточенностью буравил взглядом потолок.
– Добрый день, Алексей Михайлович, – мягко приветствовала она, – я только что с поезда. Мне сказали, вам нездоровится. Сейчас своим внешним видом вы напомнили мне картину «Раненый» Гюстава Курбе. Столько же реализма и жизненной суровости.
Дариор ничего не ответил. Он подсознательно ощущал, что, общаясь с ней, некоторым образом предаёт Элизу, которая умерла ради него и его ребенка. Раз уж он не мог физически вернуться в прошлое, то мог сделать это хотя бы мысленно. Но это весьма непросто, когда к тебе то и дело суются разнообразные посетители со своими пустыми разговорами.
Кажется, Анастасия Николаевна обиделась. Во всяком случае, она собралась уходить, но уже в дверном проёме остановилась и вполоборота повернулась к Дариору.
– Сейчас вы напомнили мне своего отца, – задумчиво протянула она.
– Какого чёрта вам о нём известно? – совсем уж бесцеремонно вскричал Дариор. То ли душевное состояние сыграло дурную роль, то ли он слишком глубоко вошёл в роль властного, горделивого наместника.
– Вы такой же безалаберный и грубый. Такой же дикарь!
У Дариора от удивления перекосило лицо.
– Вы знали моего отца?!
– О, да, я его знала как никто другой! И никогда не забуду!
Дариор развязанным взглядом обследовал Анастасию Николаевну и снова отвернулся, лёг набок.
– Не перевелись на Руси лгуньи! – послышалось с его стороны.
Анастасия Николаевна порывисто захлопнула дверь и повернула щеколду. Её лицо пылало, глаза метали молнии, от прежнего хладнокровия не осталось и следа. Дариор, снова повернувшись, всерьёз озаботился сохранностью своей жизни – ведь в руках амазонки был двухзарядный «дерринджер».
– Видите этот пистолет? На пятнадцатилетие его подарил мне отец!
– Мой отец обычно дарил мне солдатиков.
Глаза Анастасии Николаевны гневно расширились, и она перешла на тихий, срывающийся шёпот.
– Из-за вашего отца погиб мой! Из-за него погибла моя мать! Из-за него погибли мои слуги, мои сёстры и чуть не погиб мой брат!
– Что за чушь? – раздражённо вскричал Дариор. – Вы моего отца и в лицо-то не видели!
– Видела, и не раз! Из-за его безалаберности и самоуверенности загублено столько жизней, и каких жизней!
Но Дариор уже думал о другом. Его мысли неожиданно направились в интереснейшее русло.
– Вашего отца звали Николай. Он, ваша мать, сёстры и слуги погибли? Кажется, я наконец понял, кто вы на самом деле.
Анастасия Николаевна вздохнула, кажется, жалея о своей вспышке:
– Михаил Иванович не хотел, чтобы вы знали. Но теперь, когда вам всё же стала известна правда, не ждите от меня помощи. Вы навсегда останетесь для меня сыном убийцы моего отца, – она вышла и хлопнула дверью.
Примерно через полчаса после инцидента зашёл хмурый Михаил Андреевич. Дверь закрыл на замок.
– Вы знаете? – спросил он сухо.
Дариор тряхнул сонной головой и сел в кровати, готовясь к долгому разговору.
– О том, что Анастасия Николаевна – дочь покойного самодержца? Теперь знаю.
Смоленцев раздражённо скривился, готовый к язвительным словам, но вовремя взял себя в руки. Гнев на его лице сменился глубокой задумчивостью.
– Первый раз вижу такое, – медленно проговорил полковник. – Анастасия Николаевна ещё никогда не доходила до срыва. Михаил Иванович будет недоволен. Чем вы её взяли?