Бист Вилах. История одного Историка. Часть IV: Царская кровь

Мерцалов Алексей

Смоленцев привычно задымил сигарой и продолжал шамкающим голосом:

– Расстрел семьи – трагедия всей её жизни. Глупо винить в этом лишь вашего отца, но она недолго искала виновных. Видите ли, люди, нажавшие на курок, лишь выполняли приказ. А Миша мог спасти жизни её родных, но не сумел. Каждый человек на своём пути совершает ошибки. Но у человека есть честь и достоинство. Так что и вы не осуждайте своего отца заранее. Он был великим человеком, но умер слишком рано. И поэтому Анастасия Николаевна переложила его вину на вас. Вы скажете, это глупо, опрометчиво? Безусловно. Но не судите и её. Что ж, теперь

вы знаете правду. Что с вами, Алексей Михайлович?! – Дариор открыл глаза и увидел, что Смоленцев трясёт его за плечо. – Как вы себя чувствуете?

– Уже хорошо, – слабо отозвался Дариор. Голова кружилась, кровь стучала в висках. Похоже, рано историк решил подняться на ноги.

– Ну хватит разговоров! Сейчас вам пора отдыхать, и не смейте больше падать в обморок, как припадочная барышня! Начинается ключевой момент нашей чёртовой эпопеи, и у меня каждый боец на счету! Вы обязаны быть в строю, понятно?

– Так точно, – вяло ответил Дариор.

– Ну и славно, – уже мягче сказал Смоленцев, – а теперь, с вашего позволения, давайте вернёмся домой. Время ужина, однако. А Венцеславич как раз раздобыл для нас превосходной астраханской икорки. Всё-таки и от этого прохвоста порой бывает прок.

Глава 2, в которой иоанниты вынашивают грандиозные планы

Слава Всевышнему, Дариору стало гораздо лучше. Он больше не лежал в полуобморочном состоянии, ел за четверых и даже мог пройтись по комнате. В его организме явно происходили кардинальные изменения в лучшую сторону. А что самое главное – его уже не тянуло в XIV век, и он всё меньше вспоминал об Элизе. Собрав волю в кулак, он запретил себе даже думать о ней и отгонял любые воспоминания о своих трагических приключениях в ином мире. Слова Ани Правдиной заметно помогали. Дариор стремительно поправлялся.

Вероятно, его внезапно ускорившемуся выздоровлению также способствовал разговор с полковником. Теперь у Дариора появился долгожданный стимул, цель в жизни – защищать и оберегать наследников царского престола. Ему немало льстило, что он не только живёт под одной крышей с Романовыми, но и имеет возможность беседовать с каждым из них. Было нечто романтичное в его новой должности: теперь он был не просто историк и не просто госпитальер, а защитник великой княжны и российского цесаревича. Есть чем гордиться.

Наступило первое марта. Оно было примечательно тем, что новоявленный защитник престола, наконец, выбрался из своей караульной и на полных правах госпитальера присоединился к товарищам за обеденным столом. Все были безмерно рады окончательному возвращению историка. Даже Анастасия Николаевна мило улыбнулась, ну а про восторг Мортена и Банвиля даже говорить нечего. Лейтенант крепко пожал руку товарища и пожелал ему скорейшего выздоровления, а комиссар так и вовсе сжал Дариора в своих медвежьих объятиях, да так крепко, что тот чуть было вновь не потерял сознание.

И вот пока Семён хлопотал над столом, пока Смоленцев, Василевский и Унглик что-то хмуро обсуждали, склонившись над картой, Банвиль и Мортен взахлёб рассказывали Дариору о своих приключениях. Оказалось, пока историк отстраивал крепостные бастионы, французы тоже времени даром не теряли. Теперь их, наконец, полноценно допустили к делу. Они вместе с госпитальерами развозили еду для раздачи нуждающимся, ночью забирали агитационные плакаты из типографии и участвовали в диверсиях. За последнее время контрреволюционерами было перехвачено несколько красных курьеров, ликвидирован большевистский провокатор, а также уничтожено ещё двое бойцов из числа «Серых». Их вместе с Василевским даже командировали в Тверь, где они подорвали какого-то важного комиссара.

Заливаясь детским смехом, лейтенант рассказывал, как Мортен, запутавшись в поясе с пироксилином, чуть не подорвал сам себя, а комиссар отчаянно возражал и норовил пнуть Банвиля мыском штиблета. Глядя на их радостное возбуждение, Дариор понимал, что его приятели неплохо провели время. Как бы он хотел поведать им во всех красках о своих приключениях, с которыми их гимназическая беготня не шла ни в какое сравнение! Но россказни о средневековых битвах вызвали ли бы у слушателей удивление и его запихнули бы обратно в комнату и заботливо приковали к койке. А потому Дариор благоразумно молчал, ибо своим героическим товарищам он мог поведать лишь о количестве трещин на потолке своей комнаты, кои он тщательно изучил за время своего продолжительного лежания в кровати.

Дариор отныне просто плыл по течению и наслаждался передышкой. Впервые за последние полгода он не вспоминал о Бист Вилахе. Где он? Разумеется, забрал архивы и теперь строит свои сатанинские козни. Он переиграл Дариора. Да и чёрт с ним! Порой надо просто смириться с поражением. Дариор провалил задание Мещанова – не только не нашёл архивы, но и фактически отдал их врагу. Да, с таким противником в одиночку не справиться. Взятки гладки. Теперь, впервые за последнее время, ему было сравнительно спокойно. Его кости ломило, голова кружилась, а ноги подкашивались при ходьбе, и это не считая того, что в радиусе нескольких километров нашлось бы немало людей, желающих его убить. Но всё это обыкновенные физические неудобства, а человеку комфортно лишь тогда, когда душа погружается в нирвану. И вот сейчас Дариор был близок к этому чудесному состоянию как никогда.

– Алексей Михайлович, вы меня слышите? – послышался настойчивый голос Смоленцева, и историк, наконец, вынырнул из мира грёз.

Унглик, Василевский и полковник смотрели куда-то в сторону, и, проследовав за их взглядом, Дариор увидел подходящего к столу Алексея Николаевича в сопровождении «личного агента Мещанова».

– Доброе утро, ваше высочество, – сказал полковник, вставая. – Теперь Алексей Михайлович тоже осведомлён о вашем истинном положении.

Михаил Андреевич говорил по-русски, и французы, не зная, о чём речь, спокойно беседовали меж собой.

Анастасия Николаевна и Алексей Николаевич сели в свои кресла. Теперь Дариор совсем по-новому смотрел на этого спокойного и уверенного юношу. В его лице начало проступать свойство, имеющееся лишь у двух типов людей: картёжников и правителей – непроницаемость. Глядя в глаза «будущему России», Дариор не мог понять, о чём тот думает.

– Итак, теперь мы все снова в сборе, и пора переходить к активным действиям. Настаёт тот… Семён, да не мельтеши ты! Сядь! Нам всего хватает, – прикрикнул Смоленцев, и Семён, в очередной раз наполнявший стаканы господ, покорно сел. Тогда полковник продолжил: – Настаёт тот момент, когда пора переходить к решительной атаке.