Битва пророков
Шрифт:
Михаил рассмотрел Захарию и увидел, что тот был еще совсем молод. Над верхней губой только начали пробиваться черные усы.
– Это он затеял драку с русами.
– Почему?
– Он мстил за меня. Он любил меня.
Беловский заметил, что Тимофей плачет.
– Почему ты плачешь, ты же на Том Свете? Разве у вас бывает горе?
– Конечно, бывает. Переживания – это свойство живой души. А мы – живые.
– Но это же страдания. А я слышал, что вы избавлены от страданий.
– Правильно, мы избавлены от своих страданий. Нам уже ничего и никогда не грозит. Но мы не можем быть равнодушными
– Захария умрет?
Тимофей отвернулся, сдерживая рыдания. Потом вздохнул и дрожащим голосом сказал:
– Нет, он сейчас не умрет. Он еще долго будет мучиться. Очень долго! Пятьдесят четыре года, представляешь?! Без рук и без ног! – Он затрясся. – Зачем ты родился таким сильным, сын! Почему ты не умер, как все?!
Беловский не мешал Тимофею горевать. Когда он опять успокоился, Михаил спросил осторожно:
– Как же он будет жить без рук и без ног? Кто его будет кормить?
– Ангел его прокормит.
– Какой Ангел?
– Тот, что сейчас был с тобой.
– Венеслава?
– Да…
– Она же язычница?
– Сам ты язычник! – обиделся почему-то Тимофей. – Ангелы не бывают язычниками!
– Я не понимаю…
– Поймешь.
Он нагнулся к Захарии, чтобы поцеловать его.
– За что же ему такие страдания?
– За гордыню!
– Он так молод…
– Да, молод! Но горд! Красив, силен, вольный черкас! Сын Тимофея! Был бы попроще – прошел бы мимо пьяного руса. Зачем стал задирать его? И вот – сколько беды из-за него вышло, сколько христиан сегодня пострадали! Посмотри вон туда!
Тимофей указал на восток, туда, где уже занималась ранняя летняя заря. Там в небе виднелись тысячи светлых фигур. Они были светлее неба и медленно уходили в рассвет, где сливались, растворяясь в утреннем свете. Иногда они останавливались, поворачивались к спящему стану хазар, к зеркальной глади могучих рек Оки и Волги, к дремучим лесам в Заволжье, к рождающимся в них пластам туманов, как бы прощаясь, и шли дальше.
– Зачем ты не с ними, Захария?! – содрогаясь всем телом, шептал Тимофей. – Как бы я тебя сейчас встретил и обнял, сынок!
– Но он ведь все равно спасется?
– Не знаю… Надеюсь, что спасется. Иначе, зачем Господь его оставил на такие страдания? Он должен искупить свою вину. Всю, до последней капли! Но и этого будет мало! Для его спасения потребуется еще много жертв! Велика его вина!
– Он всего лишь подрался!
– Вина, грех, как и подвиг и благодеяние, исчисляются последствиями. Только последствиями! Только они важны! Они уродуют будущее, ты же знаешь это, Михаил!
– Да, уже знаю…
– С сегодняшнего дня Каган начнет гонения на христиан во всей Великой Хазарии. Всего за год тысячи и тысячи будут убиты, епархии разгромлены, церкви осквернены! Остатки христиан бегут в степи и горы и будут влачить там жалкое существование столетиями! Мой народ будет уничтожен навсегда! Черкасы исчезнут с лика земли. Остатки превратятся в кочевников, в разбойников, без городов и постоянных жилищ. Забудут свое происхождение и даже язык! Вместо христианизации всего Кавказа, Поволжья, Дона и Причерноморья, как сказали бы в ваше время, на этих территориях будет пустыня! Вот что он сделал сегодня! Вот цена его вины!
– Неужели нельзя искупить?
– Можно. Любую вину можно искупить, кроме хулы на Духа Святого!
– Но посмотри, Тимофей, на эти светлые души, которые уходят в зарю. Это же тоже твой народ! И то, что он так светел, – тоже результат поступка Захарии.
– Это, конечно, так. Но все они ушли рано! Очень рано! С таким трудом засеянное поле только взошло, зазеленело, но его погубил град! Урожая нет, Михаил, понимаешь? Каждый из этих людей должен был произвести тысячи потомков, которые повлияли бы на всю историю Евразии. Но поле превратилось в пустыню!
– Но и сорняки на поле тоже не взошли…
– Да, согласен, сорняки не взошли. Хазария тоже будет уничтожена до последнего камня. Это тоже результат. Но это все равно нулевой результат. Все, светает, Михаил. Мне пора уходить. Будь мужественен!
– Ты мне все время это повторяешь.
– Да, повторяю. Мужество тебе очень пригодится. Не сдавайся! Благослови тебя Господь! И торопись, уже светает, скоро проснутся стражи!
Он исчез. Вскоре пришла Венеслава с кувшином воды. Она плеснула немного в пересохшие губы Захарии, и они зашевелились. Она плеснула еще, и Захария стал жадно сглатывать.
– Много воды не давай, – предупредил Михаил, знакомый с навыками выживания в пустыне, – понемногу нужно поить, а то умрет.
Они решили торопиться, потому что светлело на глазах. Над Волгой вставал утренний туман. Хорошо бы было под его покровом сплавить Захарию куда-нибудь в густые прибрежные кусты. Беловский взял его под мышки и приподнял.
– Венеслава, помоги! Здоров же Захар Тимофеевич!
Девушка схватила черкаса за ноги под колени и помогла закинуть его к Михаилу на спину. Сильно болела раненая грудь. Поврежденные ребра еще не зажили. Но он, превозмогая боль, поволок Захарию к берегу. То, что стало уже немного светло, было на руку им. По крайней мере не наступили ни на одного, спящего на берегу руса. Им удалось добраться до берега незамеченными.
– Неси сюда, – шептала Венеслава, – я тут челнок привязала!
Беловский зашел в воду и осторожно опустил раненого в лодку. Венеслава тоже легко запрыгнула в него и сказала:
– Ты возвращайся и ложись спать, как будто и не уходил никуда. А то сейчас начнут просыпаться, и кто-нибудь увидит, что ты куда-то отлучался. А я отвезу черкаса за дальний островок. Там есть затон, заросший тальником. Я его спрячу и вернусь. За меня не беспокойся…
– Хорошо, Венеславушка-ангел, плыви с Богом!
Михаил действительно крепко уснул. И проснулся лишь от громких голосов на берегу. Он приподнялся со скамьи, на которой спал и увидел, что там, где стояли кресты, бегают и чего-то кричат хазары. Он понял, что они заметили пропажу Захарии. Он увидел челнок и понял, что Венеслава уже вернулась. Какая умница!
Русы тоже давно уже проснулись и удивленно смотрели на хазар.
– Чего они там суетятся, Беляк? – спросили у него ближайшие воины.
– Кто-то пропал, вроде бы с креста…