Битва в кальсонах
Шрифт:
– Так пошли со мной, в море! – подхватил приятель. И снова принялся расписывать ему прелести быта на судне. – Без забот и хлопот! Там тебя и накормят вдоволь. И обстирают. И спать на чистое бельё уложат!
– Нет! – отрезал Геннадий. – Работа – это тяжкий грех! Я давно уже это понял. И чем более грешен бес, тем тяжелее его работа. Данная ему в наказание. За его неумеренность и неумение организовать свой собственный распорядок дня. Организуя его уже извне. Как у тебя. Так сказать, приучая тебя к порядку. Как собаку Павлова.
– Ты хочешь сказать, что я – глупое животное? – возмутился приятель.
– И я – тоже, – примиряющее улыбнулся Геннадий. – Просто, я своё животное умудряюсь усмирять. Чтобы жить за его счёт, сдавая кровь. На нужды других. Деструктивных животных. А ты просто ещё и
Но приятель не хотел его даже слушать! И на утро покинул Геннадия, сделав вид, что смертельно обиделся. Навсегда!
Ведь Геннадий никак не желал становится таким же ненасытным животным, как и он сам. Даже – по старой дружбе. Переспав с одной из девиц и тут же понуро улёгшись спать в своём углу.
А не встав, словно в молодости, выпив четверть водки и тут же принявшись за вторую. Как ровно год назад. А затем снова вернувшись к первой, успевшей за это время на него обидеться. Глядя на него со стороны. Своих претензий на его сердце. Уже не смея поднять на него свои демонстративно скошенные вбок глаза. И очаровав её ещё больше! Без лишних слов. На языке тела. Намекая ей вкрадчивым шёпотом после этого лишь на то, что если она останется с ним, как только на утро все гости опохмелятся, позавтракают тем, что останется, и наконец-то разойдутся, он докажет ей, что язык дан нам не только для того чтобы нести всякую околесицу, но у его языка есть и другой, более выразительный язык! Мета-язык! Загадочно улыбался и, подхватив на руки, легко уносил обиженную, покружив под громкую музыку из бобинного магнитофона по комнате, в свой тёплый ещё угол. Показав язык той, что не так давно с него встала. И поигрывая бедрами, ушла в душ. Готовиться к мести! И схлестнуть его язык со своим. Языком страсти! Ещё более искусным. Закалённым в постельных битвах!
Но оставшись на утро совсем один, Геннадий постепенно понял, что это был всё ещё живой суккуб, сбивающий его с пути истинного. Демон искушения. Который тут же покинул Геннадия, как только потерял клиента.
Нет, конечно, приятель приходил ещё пару-тройку раз. На то он и демон искушения! И среди других приводил ту самую девицу, которая была знакома с Геннадием не только на языке тела, но и на языке сердца, а потому и весьма охотно снова и снова ходила к нему в гости на поводу у его приятеля, каждый раз всё отчаянней надеясь на продолжение банкета. Таская за собой своих подружек. Мало ли чего Геннадий, вдруг, там захочет? Готовая уже для него на любые жертвы! Взвалить на алтарь их взаимной любви любую из самых красивых своих подруг. Постоянно вспоминая о том, сколь долго и нежно она в ответ на его «красноречие» демонстрировала свои мета-способности. Глубоко, очень глубоко входя в роль его избранницы. Только его! Императора её величества. Почему-то только с ним ощущая себя императрицей! В ответ на её ласки.
Но Геннадий с тех пор был суров и неумолим. Демонстративно уткнувшись наутро лицом в подушку. Пока все не разойдутся. В том числе и – она. Краем глаза исподволь наблюдая, как неохотно она следует за своими весёлыми подружками. Делая вид, что тоже улыбается. Даже не попрощавшись!
Именно потому, что у него с тех пор изменилась сама парадигма восприятия. Что проявилось в его жизни в том, что если до того, как начать сдавать кровь, он жил исключительно для того чтобы снимать и ублажать девиц, как и любое животное мужского пола, с которыми он для этого систематически объединялся в шумные ватаги, называя это проявление бессознательного высокопарным словом «дружба», то после того, как он фактически убедился в том, что не только пьянки-гулянки оттягивают сдачу крови, а следовательно и получение средств от её реализации, но и сами гулянки с девицами, даже без пьянок,
– Так как на восстановление организма после продолжительных соитий, – без тени улыбки заметил врач, – уходит не только колоссальное количество белка, который необходимо для этого дополнительно покупать, разнообразя свой рацион («опять же – минус», – молча понял Геннадий и внутренне напрягся), но и всех прочих и без того дефицитных в организме микроэлементов. Постоянная нехватка которых постепенно приводит к общему иммунодефициту. Что и проявляется в возникновении различного рода заболеваний. Так как это бьёт прежде всего по тем болезням, которые тот или иной самец унаследовал от своих недалёких предков – бабушек и дедушек, столь же безалаберно разбазаривавших, в своё время, свой потенциал здоровья, делая тебя ещё более болезненным и недалёким, чем они сами. Пойдя их неровной походкой по их стопам. Что животные давно уже преодолели, размножаясь почти исключительно весной, всё остальное время года сохраняя к противоположному полу завидное равнодушие, – вздохнул врач. – В отличии от нас, этих самых глупых представителей животного вида, круглый год пускающих свой организм вразнос! Напрягая своей несдержанностью медицину, которая уже не успевает с ними всеми справляться. Переходя в неумеренность в потреблении вредной пищи и самых, надо заметить, случайных соитий. Не говоря уже о распространении венерических заболеваний! Особенно – в праздничные дни. Которые надо все как один просто взять и запретить! На законодательном уровне!
– Ну, это уж ты хватил! – усмехнулся тогда Геннадий. И пошёл домой. Оставив врача в кабинете, успокаиваясь, кидать шариками из листов исписанной диагнозами бумаги в стоящую у двери корзину.
Но слова врача заставили его, по дороге, глубоко задуматься. Да так, что с тех пор он стал, фактически, избегать девиц. Что и послужило поводом для распространения слухов о том, что он с тех самых пор интересуется ещё и мальчиками. Которых он просто-напросто пытался наставить на путь истинный! И буквально ввинтить им новое – проверенное на медицинском уровне! – мировоззрение.
Продолжая, втайне ото всех, служить донором на благо родины. Подчинив себе своё животное. Для своего же блага.
– Блага в смысле Платона, а не Аристотеля, – загадочно улыбнулся Геннадий.
И Ганеша лишь усмехнулся ему в ответ, уже давно понимая разницу.
К недоумению остальных приятелей. Которые поняли из этого только то, что что-то тут нечисто. Как и любое животное.
Особенно, когда Геннадий показал им свой шальной язычок и, приглушив свет, ровно в десять вечера молча ушел спать. В свой «медвежий угол». Невзирая на остальных.
Оставляя их шумно допивать и расходится. Защёлкнув за собой деревянную дверь на замок с демонстративно скошенным, от обиды, язычком.
Особенно, когда Ганеша однажды перебрал «плодово-выгодной» настойки и уснул за столом прямо в кресле. И на утро боялся, как бы Геннадий этим не посмел воспользовался. Отвергая всё утро наплыв его возбуждённого радушия. Пока Геннадий настаивал на том, чтобы Ганеша всенепременно опохмелился:
– Для твоего же блага!
Пошёл с ним за бутылкой вчерашней настойки и заставил Ганешу выпить. Прямо у магазина. Завернув за угол. И Ганешу чуть не вырвало.
– Я же говорил, что никогда не опохмеляюсь, – с виноватой улыбкой признался Ганеша, еле сдерживая лишь обострившуюся дурноту.
И отказавшись от завтрака, покинул Геннадия. Навсегда.
Глава7.Нелли
– Я понимаю, что ты пригласил меня снова в качестве клоуна, но юмор – штука дорогая! – стал жаловаться Ганимед Зевсу на то, что с Милой у него не клеится. Когда Елена пригласила их снова, но уже на пикник к себе на дачу.
– Я-то тут при чём? – не понял Зевс, осматриваясь по сторонам: «Не видят ли девушки?» – Ты хотел усатую? Подкатывай. Хотел переспать с Гитлером? Пожалуйста! Не буду же я разводить её вместо тебя. Тогда она переспит со мной, а не с тобой. Как я смогу заставить её переключиться на тебя? Это слишком интимно. Ты должен её очаровывать, а не изображать из себя клоуна.