Битва за Дарданеллы
Шрифт:
– А вот в этом я глубоко сомневаюсь! – усмехнулся Развозов. – Мы не линкоровские, нам в гаванях по чину стаивать не положено!
В тягостные дни аустерлицкого известия на стоящих в бухтах Корфу кораблях было на редкость тихо. Молча, без привычных песен, собирались по вечерам на баке матросы, молча пили свой обжигающий чай-«адвокат» в кают-компаниях офицеры. О самом сражении старались вслух не говорить, но страшное слово Аустерлиц довлело над всеми.
Кроме этого, как это обычно бывает, навалились мелкие, но досадные неприятности. Не хватало медикаментов и дров. Особо трудным было положение
– Я принять эту мерзость не могу, зовите командующего!
– Ссыпайте обратно! – велел Сенявин, едва взглянув на шевелящихся червей. – И отправляйте назад в Севастополь!
История о посылке транспорта с гнильем получила широкую огласку. Командующему Черноморским флотом маркизу де Траверсе пришлось затем долго оправдываться перед Петербургом, рассказывая, что паутины в мешках было немного, а червячки были маленькие. Этого он Сенявину не простит никогда, а придет время, рассчитается сполна.
Но пока до черных дней еще далеко. Сейчас же надо было как-то выживать. А потому, несмотря на все трудности, Сенявин возобновляет прерванные было работы по строительству адмиралтейства на Корфу, отсылает фрегат «Кильдюин» в Черное море за мастеровыми людьми и корабельными материалами, создает шестимесячный запас продовольствия.
Однако в эти дни Сенявина ожидал еще один неприятный сюрприз от потерявшего на время самообладание Александра. Когда курьер доставил вице-адмиралу очередное высочайшее послание и Сенявин сорвал сургуч, ноги его невольно подкосились. Стоявший подле флаг-офицер бросился к командующему:
– Дмитрий Николаевич! Что с вами! Кликнуть лекаря! – Не надо! – отмахнулся Сенявин. – Пройдет!
Лицо его было, однако, белым как полотно. В царском повелении черным по белому значилось: «По переменившимся ныне обстоятельствам пребывание на Средиземном море состоящей под начальством вашим эскадры сделалось ненужным, и для того соизволяю, чтобы вы при первом удобном случае отправились к черноморским портам нашим со всеми военными и транспортными судами, отдаленными как от Балтийского, так и от Черноморского флота, и по прибытии к оным, явясь к главному там командиру адмиралу маркизу де-Траверсе, состояли под его начальством…»
Послание было еще одним эхом Аустерлица, качнувшего в одно мгновение чашу мировой политики в сторону Парижа. Отныне все условия диктовал только Наполеон, а делать он это умел весьма неплохо! По условиям позорного Пресбургского мира Вена уступала Франции в числе многих земель и стратегически важную Далмацию, которую двенадцать лет назад, уничтожив Венецианскую республику, Наполеон вынужден был все же отдать австрийцам. Так подтвердились все ранее бродившие слухи в их самом худшем варианте.
По всему побережью Адриатики вовсю шныряли наполеоновские агенты. Они расточали обещания грекам и владетелю Эпира Али-паше Янинскому, сербам и туркам. К последним отношение было особое. Из Парижа в Константинополь послали целую делегацию, с тем чтобы добиться от султана союза против России. И хотя ссориться со своим северным соседом турки пока не решились, все же титул императора за Наполеоном они признали. Тогда же было положено начало наводнению армии султана парижскими инструкторами. Не сразу, а исподволь Высокая Порта вводилась в орбиту французских интересов, превращаясь из былого недруга в будущего союзника.
Едва Пресбургский мир был ратифицирован, как дивизионный генерал Лористон поспешил занять старинный Дубровник – Рагузу и потребовал от австрийцев быстрейшей сдачи уже следующего города адриатичес-кого побережья Бокко-ди-Катторо. Под началом Лорис-тона была полнокровная дивизия в семь тысяч человек и шестнадцать орудий. Но первая попытка все же не удалась. Французы сразу натолкнулись на упорное сопротивление местного славянского населения, решившего ни в коем случае их не впускать. Зная, что одним против французов не выстоять, бокезцы послали гонцов в монастырь Цетинье – столицу Черногории. Предводитель храбрых горцев митрополит Пётр Негош сразу оценил всю тревожность сложившейся ситуации:
– Я безотлагательно сообщу адмиралу Сенявину обо всем, что происходит сейчас в Далмации. Смею вас уверить, что мы и русские никогда не оставим в беде наших братьев по вере и духу!
Черногорцы были давними и верными сюзниками России во всех войнах. Никогда в истории не позволяли врагам владычествовать над собой. Еще в 1712 году направили они послов к Петру Великому, прося взять их под покровительство. С этого момента стали черногорцы щитом угнетенных турками христиан. Каждый, кто верил в Бога и в Троицу, находил здесь свое пристанище. Спустя шесть лет, когда венецианцы объявили войну туркам, черногорцы, не раздумывая, примкнули к ним, но, едва был заключен мир, отвергли все попытки республики святого Марка подчинить себе Черную Гору. В первую турецкую войну, помогая графу Орлову и адмиралу Спиридову, они захватили город Подгорицу и крепость Жабляк, опустошили окрестности, а затем шесть лет держали Боснию и Албанию в беспрестанном страхе, отвлекая на себя многочисленное воинство паши Махмуда Скутарского. Спустя несколько лет последовала месть. Паша, собрав огромную армию, вторгся в пределы Черной Горы. Однако, нещадно истребляемый из засад и понеся огромные потери, вскоре должен был бежать ни с чем. Теперь уже жаждой мщения пылали сами черногорцы.
В 1789 году им такая возможность представилась. Оказывая помощь Екатерине Второй в ее очередной войне с турками, они неожиданно вторглись в Албанию и, пройдясь по ней огнем и мечом, с большой добычей вернулись домой. Затем султан долго пытался принудить черногорцев к символической дани, чтобы хотя бы внешне привести непокорных в повиновение. Но у него не получилось даже это. В 1796 году паша Махмуд, собрав немалые силы албанцев и янычар, вновь выступил в поход. И тогда навстречу врагу митрополит Пётр Негош вывел весь свой народ. У местечка Круссе, что на границе Черной Горы, противники встретились. Глухой ночью митрополит велел своим воинам снять их красные шапки и разложить на камнях, затем, оставив перед турками всего полтысячи воинов, он с остальными совершил быстрый переход в тыл врага. Утром турки обрушили все свои силы против пяти-ста храбрецов, которые отвлекая и сдерживая врага, сражались как большое войско. А затем последовал неожиданный удар в спину захватчикам. Это был уже не бой, а бойня, которой давно не видел мир. Пленных черногорцы не брали. Турок и албанцев было перебито ими тогда более тридцати тысяч. Голову убитого паши и захваченные знамена унесли на вечное хранение в Цети-не. С тех пор султан более уже не помышлял о покорении маленького, но гордого народа. Зато в 1803 году свой взор на Черную Гору обратил Бонапарт, пытавшийся руками горцев устрашать тех же турок. Но и его козни были вскоре изобличены митрополитом Негошем и генерал-лейтенантом российской службы черногорцем Ивлечем. Черногория была готова помогать только одному союзнику – России!