Битва за Карелию. Арка в скале. Том 2
Шрифт:
Зрелище раздутых трупов и частей тел, разбросанных вдоль дороги, угнетающе подействовало на Мерецкова, хотя Кирилл Афанасьевич и наблюдал все это проездом, не подходя близко, а лишь глядя в смотровую щель бронемашины. Он, конечно, будучи военным и участвуя еще даже в Гражданской, видел перед собой проявления смерти неоднократно. Но, за последние годы, проведенные на высоких должностях, он сильно отвык от такого грустного зрелища. И теперь, по дороге, Мерецков привыкал вновь к виду окровавленных трупов, развороченных внутренностей и оторванных конечностей.
Риск при выезде командующего на передний край, конечно, имелся. Но и сидеть в тылу, оставаясь в неведении относительно этого нового и очень успешного Гиперборейского полка, Мерецков
Выйдя из бронемашины, командарм сразу обратил внимание, что все бойцы Гиперборейского полка выглядели достаточно бодрыми. Форма, конечно, на многих из них сидела потрепанная и даже залатанная, но у каждого имелась на голове каска. Наблюдался у них и полный комплект вооружения. Мерецков увидел у красноармейцев на посту при опорном пункте не только винтовки, но и автоматы с достаточным запасом патронов, а также гранаты, саперные лопатки и фляжки с водой. Экипировка пехотинцев Гиперборейского полка вполне соответствовала Уставу, чего нельзя было сказать о пехотинцах седьмой армии, где в некоторых частях имелась лишь одна винтовка с пятью патронами на троих бойцов.
Командующего армией встретил начальник штаба полка майор Романенко, с которым Мерецков разговаривал по телефону перед выездом. Майор сразу доложил:
— Наш полк успешно развивает наступление. За несколько последних часов удалось добиться значительного успеха в боях за Святозеро, выбив противника из этого населенного пункта и заняв его. В боях за деревню Маньга тоже имеется существенное продвижение. Противник из деревни выбит, а населенный пункт нами занят. Продолжается наше продвижение в сторону Крошнозера. В настоящий момент идет бой в пяти километрах западнее деревни Маньга, на рубеже реки Лиго, при огневой поддержке полковой гаубичной артиллерии.
— Вот что, майор, я первым делом хочу взглянуть на эти ваши шестидюймовые орудия, — сказал Мерецков, выслушав приятные известия с линии боевого соприкосновения.
— Есть. Сейчас организую поездку на позиции, товарищ командарм, — произнес майор и начал звонить куда-то по телефону. Потом сказал:
— Автомобиль с водителем будет через пять минут. Но, если хотите ехать немедленно, то можно и на вашем броневике прокатиться.
— А что за машина у вас? — поинтересовался Мерецков, которому порядком надоело трястись по колдобинам на жестком сидении внутри боевой машины.
— Трофейная. «Опель Адмирал» с кожаными сидениями, — сообщил Романенко.
Генерал проговорил:
— Ну, тогда, пожалуй, подожду. Заодно и осмотрюсь здесь пока.
Мерецков знал, что «Опель Адмирал» представляет собой довольно новую модель, выпущенную немецкой автомобильной промышленностью перед началом мировой войны, с тридцать девятого года. И эта люксовая машина считалась не хуже знаменитого немецкого «Мерседеса».
В этом новом мире Поликарп Нечаев постепенно обживался, с каждым днем чувствуя себя все увереннее. Он сделался не просто колхозным председателем, а самым настоящим сельским управляющим высокой квалификации, открыв в себе немалые таланты организатора. Образование у него кое-какое имелось. Перед революцией он успел закончить два курса Петроградского лесного института. Учился Нечаев на землеустроителя, но пришлось бросить учебу и уйти воевать. Причем, получилось так, что повоевал он за Февральскую революцию, а вот за Октябрьскую революцию уже повоевать не успел. Ранили его тяжело в августе семнадцатого на Западном фронте. Осколки немецкого снаряда попали в живот. Все думали, что не выживет парень, шансов на выздоровление врачи давали мало, хотя операцию военные хирурги провели успешно. Но, вопреки прогнозам, он выжил и уехал в деревню к родне долечиваться.
Так и долечивался Поликарп до конца Гражданской. Потом в Ленинграде он окончил курсы бухгалтеров, но в деревню снова вернулся, сразу получив место бухгалтера в правлении колхоза. И теперь он работал, как проклятый, стараясь успевать везде. Он носился целыми днями, как угорелый, пытаясь организовывать работу колхозников на новом месте как можно лучше. Поликарп старался приглядывать за всеми работами и направлять деятельность поселенцев в нужное русло, чтобы труд сельчан не пропадал даром и давал наилучшие результаты. Бегал Нечаев между бригадами и кабинетом Игнатова, чтобы вовремя заказать у главы администрации все самое необходимое. Ведь нельзя было допускать, чтобы работы останавливались, а люди оставались без дела. Впрочем, отношения у Нечаева с профессором укреплялись с каждым днем. Вскоре они, как два неглупых и деловых человека, уже начали понимать друг друга с полуслова.
Пока что никаких денег на новом месте никому не выдавали. И Нечаев, как бухгалтер, просто вел учет трудодней, отработанных каждым из колхозников и переселенцев, присоединившихся к ним. А уже потом администрация решит, как и чем людей поощрять за работу. Игнатов обещал Поликарпу, что каждой семье будет выдано в награду за труды отдельное жилище с большим участком под приусадебное хозяйство. Выделят власти участок на новых землях, построят дом, дадут скотину и живи себе, да поживай. Плати только определенный продналог в общий котел, а остальное все себе оставляй. Про эти обещания крестьяне уже каким-то образом прослышали. Ведь слухи среди сельчан всегда быстро распространяются. Кто-то прознал и другим рассказал про планы начальства. И потому все работали с двойным энтузиазмом. Шутка ли? В собственность землю отдать крестьянам обещали и дома выстроить новые за все труды! И это не какие-нибудь лозунги. Игнатов вызывал доверие у людей именно потому, что никаких громких лозунгов никогда не произносил, а просто делал дело.
Похоже, профессор собирался построить какой-то новый колхоз, не похожий на сталинские. Местные власти не нищенскую уравниловку вводили, а собирались сделать нечто, похожее на старую русскую общину, где каждая крестьянская семья с собственным подворьем, но все соседи связаны круговой порукой и друг с другом добровольно делятся тем, что необходимо для ведения хозяйства всей общины и вместе обрабатывают землю, выделенную для общих работ. Да еще, при этом, колхозники-общинники и городских подкармливать смогут, платить станут продналог. А, если этот налог продуктами будет не слишком большой и достаточно справедливый, то с чего и не платить бы?
Русская сельская община издревле объединяла крестьянские подворья и помогала выживать на селе даже в самые трудные времена неурожайных лет. Ведь всем вместе, большим коллективом с разделением труда, выживать значительно легче. Община сама себе обеспечивала самоуправление. Соседи-общинники избирали на собраниях старост, сотских и десятских, которые не только определяли вопросы землепользования и повседневной жизни села, но и несли ответственность перед людьми.
Имелся, конечно, у общинников и общественный земельный фонд, но основу общины составляло именно наследственное владение землей каждым общинным двором. Вот только земельный собственник, помимо своего участка, обязывался обрабатывать и общественное пространство. И выходить он на эти работы обязался со своим инвентарем. Получалось, что если, помимо общей земли, выдать каждой семье в собственность по отдельному немаленькому участку, всем одинакового размера, то и причин для зависти ни у кого из соседей не будет. А это возможно сделать, потому что земли тут полно. Вот и может получиться нечто среднее между общиной и колхозом. И такое предложение Игнатова крестьянам нравилось.