Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
Римские финансы не удалось растянуть на шесть легионов. Армия Суллы была определена в пять легионов и две тысячи кавалерии, и ни одним человеком больше. Когда собрали все золото, оно потянуло на девять тысяч фунтов – наличности не хватило даже до двухсот талантов. Сущая безделица, но это все, что мог дать обанкротившийся Рим. Положение Суллы не позволяло ему снарядить даже одну-единственную боевую галеру, поскольку всех денег хватало только на то, чтобы оплатить наем транспорта для переправки его людей в Грецию. Именно Грецию Сулла обдуманно предпочел Западной Македонии. Все дело заключалось в том, что именно в Греции находились богатейшие храмы.
Наконец в конце сентября Сулла смог покинуть Рим и присоединиться к своим легионам в Капуе. Переговорив со своим доверенным военным трибуном Луцием Лицинием Лукуллом, он поинтересовался, не хотел бы тот выставить свою кандидатуру на выборах в квесторы, если он, Сулла, попросит об этой услуге. Восхищенный, Лукулл выразил свое согласие, после чего Сулла отправил его как своего представителя в Капую – до тех пор, пока не прибудет сам. Завязнув на целый месяц в аукционах государственного имущества и организации своих шести солдатских колоний, Сулла думал, что он уже никогда не сможет выбраться из Рима. То, что он делал, требовало железной воли и твердого руководства его коллегами-сенаторами, большинство которых было очаровано им. А ведь прежде они даже не подозревали в Сулле своего потенциального вождя.
– Его затмевали Марий и Скавр, – заметил по этому поводу Антоний Оратор.
– Нет, у него просто не было достойной репутации, – отозвался Луций Цезарь.
– А кто в этом был виноват? – фыркнул Катул Цезарь.
– В основном, видимо, Гай Марий, – ответил его брат.
– Сулла наверняка знает, чего хочет, – сказал Антоний Оратор.
– И он это делает, – поежился Сцевола. – Я не хотел бы оказаться с ним по разные стороны!
Именно об этом думал и молодой Цезарь, пока лежал в своем убежище, наблюдая и слушая разговор своей матери с Суллой.
– Завтра я уезжаю, Аврелия. Я не мог уехать, не повидав тебя, – говорил тот.
– Я не простила бы тебе, если бы ты уехал не попрощавшись.
– А где Гай Юлий, его нет?
– Он далеко, вместе с Луцием Цинной, среди марсов.
– А, подбирают куски, – кивнул Сулла.
– Ты замечательно выглядишь, Луций Корнелий, несмотря на все свои трудности. Полагаю, что это женитьба подействовала на тебя так хорошо.
– Или женитьба, или то, что я стал слишком любить свою жену.
– Ерунда! Ты никогда не изменишься.
– Как воспринял Гай Марий свое поражение?
Аврелия поджала губы:
– Не без ворчания в кругу семьи, разумеется. Он не очень-то тебя жалует.
– Я и не ожидал иного. Но он наверняка должен признать, что я не гоняюсь за тем, чтобы мои приказы воспринимались с рабски высунутыми языками или бешеной похвалой.
– Ты и не нуждаешься в этом, – заметила Аврелия, – и это как раз то, что так расстраивает Гая. По-видимому, в Риме в нем больше не видят альтернативного военного вождя. Хотя ты был награжден венцом из трав, Гай Марий всегда оставался единственным. Его враги в Сенате были очень могущественны и все время ему мешали, но Гай Марий тем не менее знал, что он – единственный. Он также знал, что в конце концов они вынуждены будут обратиться к нему. А теперь он стар и болен. И к тому же у них теперь есть ты. Он боится, что ты лишишь его поддержки среди представителей высшего сословия.
– Аврелия, он – человек конченый! Не в том смысле, что он лишен славы или чести, но его время прошло. Почему же он не видит этого?
– Полагаю, будь он моложе и находись в более ясном рассудке, он понял бы это. Вся беда в том, что перенесенные им удары повлияли на его мозг – по крайней мере, так думает Юлия.
– Она все и всегда знает более точно и намного раньше, чем остальные, – заметил Сулла и собрался уходить. – Как твоя семья?
– Замечательно.
– А сын?
– Неукротим. Неутомим. Необуздан. Я пытаюсь удерживать его на земле, но это чрезвычайно трудно.
«Но меня не надо удерживать, мама! – подумал молодой Цезарь, выбираясь из своего гнезда, как только Сулла и Аврелия удалились. – Почему ты всегда думаешь обо мне как о пушинке одуванчика, летящей по ветру?»
Рассчитывая, что Сулла не будет тратить время – а тот уже выступил в поход и со своими войсками пересекал Адриатику, сражаясь с неблагоприятными зимними ветрами, – Публий Сульпиций нанес свой первый удар во второй половине октября.
О приготовлениях он не заботился: для того, кто, как Гай Марий, ненавидит демагогию, не следует культивировать искусство демагогии. Тем не менее Сульпиций проявил некоторую предусмотрительность, когда беседовал с Гаем Марием и просил его поддержки. Гай Марий не любил Сенат, и Сульпиций не разочаровался в оказанном ему приеме. Выслушав то, что он предложил сделать, Марий кивнул.
– Ты можешь быть уверен в моей полной поддержке, Публий Сульпиций, – сказал великий человек. Несколько мгновений он молчал, а затем добавил как бы в раздумье: – Тем не менее я попрошу тебя об одной услуге. Ты издашь закон, согласно которому мне будет поручено командование в войне против Митридата.
Требование казалось довольно небольшой ценой, и Сульпиций улыбнулся.
– Согласен, Гай Марий. Ты получишь это командование.
Сульпиций созвал народное собрание и предложил два законопроекта. Один приговаривал к изгнанию из Сената каждого его члена, который имел долги на сумму, большую, чем восемь тысяч сестерциев; другой требовал возвращения всех тех, кто был изгнан комиссией Вария по обвинению в требовании предоставить гражданство для италиков.
Сладкоголосый и медоточивый, Сульпиций выбрал верный тон.
– Кто они такие, вообразившие, будто созданы сидеть в Сенате и принимать решения, когда едва ли не каждый из них является нищим и безнадежным должником? – вопрошал он. – Каждому из нас, кто задолжал, нет веры, потому что мы не прикрыты сенаторской исключительностью и не можем облегчить свой долг пониманием кредиторов. Но для них, все еще заседающих в Гостилиевой курии, долги – это такая пустяковая, несерьезная вещь, на которую можно не обращать внимания до лучших времен! Я знаю, потому что сам сенатор и слышал, как они разговаривают об этом друг с другом. Я видел те поблажки, которые делались тут и там для кредиторов! Я даже знаю, кого из заседающих в Сенате снабжают деньгами! Ну, теперь это пора прекратить! Те, кто не имеет собственных денег, не имеют права заседать в Сенате! Человек не должен иметь права называть себя членом этого надменного и исключительного органа управления, если он действительно не является лучшим в Риме!