Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
Шокированный Сенат немедленно встал, больше всего пораженный тем обстоятельством, что именно Сульпиций выступил в роли демагога. Сульпиций! Самый консервативный и уважаемый из людей! Это именно он наложил вето на призыв вернуть изгнанников Вария еще в конце прошлого года. А теперь он же и здесь же взывает к ним! Что случилось?
Два дня спустя Сульпиций вновь собрал народное собрание и обнародовал третий закон. Все новые граждане и многие тысячи свободных граждан Рима должны были быть равномерно распределены по всем тридцати пяти трибам. Две новые трибы, созданные Пизоном Фругием, должны быть распущены.
– Тридцать пять – это наилучшее число триб, и не нужно ничего больше! – выкрикнул Сульпиций. – Неправильно, что некоторые трибы, которые насчитывают не больше трех или четырех тысяч граждан, до сих пор обладают теми же избирательными правами, что Эсквилин и Субура, в которых проживает более ста тысяч жителей! В римском правительстве все задумано так, чтобы защищать всемогущий Сенат и первый класс! Разве сенаторы или патриции принадлежат к Эсквилину или Субуре! Разумеется, нет! Они принадлежат к Фабии, к Корнелии, к Ромилии, говорю я! Но давайте разделим их трибы с людьми из Приферна, Бука, Вибиния, а также со свободными людьми из триб Эсквилина и Субуры!
Это предложение, встреченное истерическими возгласами, получило полное одобрение всех сословий, кроме высшего и низшего: высшее сословие боялось утратить власть, а низшее догадывалось, что его положение ни в малейшей степени не изменится.
– Я не понимаю, – с трудом выдохнул Антоний Оратор, обращаясь к Титу Помпонию, когда они стояли рядом, окруженные вопящей толпой сторонников Сульпиция. – Он благородный человек! У него не было времени собрать так много сторонников! Он не Сатурнин! Я не понимаю!
– Зато я понимаю, – кисло отозвался Тит Помпоний. – Он набросился на Сенат из-за долгов. Причина, по которой беснуется здесь эта толпа, очень проста. Они надеются, что если сейчас примут любой из законов Сульпиция, то в награду за это он издаст еще один – об аннулировании долгов.
– Но он не может сделать этого, пока занят вытряхиванием из Сената людей, имеющих долг в восемь тысяч сестерциев! Восемь тысяч – такая ничтожная сумма! Вряд ли найдется во всем городе человек, у которого не было бы такого долга!
– А сам-то ты не беспокоишься, Марк Антоний? – вкрадчиво поинтересовался Тит Помпоний.
– Да нет, конечно, нет! Но того же нельзя сказать о большинстве из нас, даже о таких людях, как Квинт Анкарий, Публий Корнелий Лентул, Гай Бебий, Гай Аттилий Серран – лучших людях на свете! Ну кто прошедшие два года не занимался поисками денег? Взгляни хотя бы на Порциев Катонов – ни сестерция дохода с наделов в Лукании, а все из-за войны. Впрочем, как и у Луцилиев – владельцев земель на юге. – Марк Антоний сделал паузу и повторил: – Почему это он должен издать закон об аннулировании долгов, когда сам изгоняет людей из Сената за долги?
– Он не собирается аннулировать долги, – успокоительно заметил Помпоний. – Второй и третий классы только надеются, что он сделает это, вот и все.
– Но он обещал им что-нибудь в таком роде?
– Он не должен был этого делать. Надежда – единственное солнце на их небосклоне, Марк Антоний. Сейчас они видят перед собою человека, который ненавидит Сенат и первый класс так же сильно, как Сатурнин. Поэтому они надеются получить в его лице другого Сатурнина. Но Сульпиций совсем не таков.
– Почему? – возопил Антоний Оратор.
– Я совершенно не представляю, какая блажь засела в его голове. Давай выберемся из этой толпы прежде, чем она набросится на нас и разорвет на куски.
На ступеньках Сената они встретили младшего консула в сопровождении его очень возбужденного сына, который только что вернулся с военной службы в Лукании и все еще пребывал в воинственном настроении.
– Это новый Сатурнин! – громко кричал Помпей Руф-младший. – Но на этот раз мы будем готовы сразиться с ним. Мы не позволим ему властвовать толпой! Теперь почти каждый вернувшийся с войны легко может подобрать надежную команду и остановить его – вот чем я и собираюсь заняться. Следующему слушанию, которое он созовет, придется очень туго, обещаю!
Не обращая на него внимания, Тит Помпоний обратился сразу к его отцу и тем сенаторам, которые могли их слышать.
– Сульпиций совсем не похож на Сатурнина, – настойчиво повторил он. – Времена меняются, и теперь мотивы совсем иные. Тогда поводом послужила нехватка продовольствия, сейчас – широкое распространение долгов. Но Сульпиций не хочет быть царем Рима. Он хочет, чтобы Римом правили они, – он указал пальцем на представителей второго и третьего классов, которые битком набились в комиций, – и в этом действительно заключена большая разница.
– Я послал за Луцием Корнелием, – заявил младший консул Титу Помпонию, Антонию Оратору и Катулу Цезарю, которые слышали, что говорил Помпоний.
– Ты сможешь контролировать создавшееся положение, Квинт Помпей? – спросил Помпоний, мастер задавать нелепые вопросы.
– Нет, не думаю, что смогу, – честно ответствовал Помпей Руф.
– А как насчет Гая Мария? – осведомился Антоний Оратор. – Он способен контролировать любую толпу в Риме.
– Но не сейчас, – высокомерно ответил Катул Цезарь. – В такие минуты он превращается в мятежного народного трибуна. Да, Марк Антоний, именно Гай Марий поддержал Публия Сульпиция.
– О, я не верю, – молвил Антоний Оратор.
– А я тебе говорю, что это правда!
– Если это действительно так, – заговорил Тит Помпоний, – тогда я, пожалуй, назову четвертый закон, который предложит Сульпиций.
– Четвертый закон? – хмурясь, переспросил Катул Цезарь.
– Это будет закон о том, чтобы передать командование в войне против Митридата от Луция Суллы Гаю Марию.
– Сульпиций не сделает этого! – вскричал Помпей Руф.
– Почему бы и нет? – Тит Помпоний взглянул на младшего консула. – Я рад, что ты послал за старшим консулом. Когда он будет здесь?