Битвы за корону. Три Федора
Шрифт:
– Мне к утру, – напомнил я.
– Понимаю, – кивнул Власьев. – Я сейчас всех подьячих из второго повытья [39] подыму и пущай всю ночь трудятся. Дело-то опчее….
Правда, ничего из их ответов мне на следующий день не пригодилось, но это была не их вина. Просто ситуация резко изменилась. И вовсе не потому, что в последний момент, словно в античных греческих трагедиях, явился некий «бог из машины», разогнавший татар.
Увы, если кто и явился, то скорее дьявол….
39
Повытье – нечто вроде отдела в приказе. В Посольском их в то время насчитывалось пять. Второе отвечало за Швецию, Польшу, Валахию, Молдавию, Турцию, Крым, Голландию, Гамбург, ганзейские города, и за сношения с православным греческим духовенством.
Глава 27. Подготовка
Утро выдалось хмурым и неприветливым. Хоть я и наказал разбудить себя в восемь, но шести часов на сон мне не хватило, поэтому первым делом наказал Дубцу организовать мне кофе. Оказалось, он уже сварен, а внизу в трапезной сидит Власьев и, терпеливо дожидаясь моего пробуждения, осторожно смакует его.
Минут через пять я предстал перед дьяком, успев скоренько умыться и торопливо почистить зубы. На Руси зубных щеток еще не имелось и зубы чистили… яблоками – сжевал парочку и порядок. Но я обзавелся настоящей щеткой. Где взял? Ну не в Европе же. Она по части гигиены ниже уровня городской канализации, каковой, впрочем, тоже не имела. Зато русские мастера, ничуть не удивившись, внимательно меня выслушали и, поняв, чего я хочу, не задавая лишних вопросов, изготовили их в лучшем виде. Их, потому что я заказал целых пять штук. Так сказать, на будущее. А отыскать толченый мел и подмешать к нему немного пищевой соды, состряпав зубной порошок, я смог и сам, без посторонней помощи.
При моем появлении Власьев не удержался от подколки.
– Заспался ты ныне, княже, а кто рано встает, тому бог подает.
Мне действительно следовало подняться пораньше – день предстоял сложный, ибо для Руси подъем в восемь – это все равно, что по меркам двадцать первого века дрыхнуть до обеда. Но в полдень предстояли переговоры с послами крымского хана, поэтому хотелось быть свежим и бодрым, а в пословицу, процитированную дьяком, я не верил. Потому и ответил соответственно:
– Про подает спорно, а то, что ему весь день спать хочется, точно. Мне же надо, чтоб голова варила, как положено. И вообще, удача улыбается не тем, кто рано встает, а кто готовится к утру с вечера, – и, с почтением поглядев на увесистую, где-то двухсантиметровой толщины, пачку исписанных листов, лежащие подле него на столе, осведомился: – Неужто это ответы на то, о чем я тебя вчера спрашивал?
Афанасий Иванович довольно улыбнулся и ласково провел рукой по пачке.
– Они самые. Тут на каждом листе твой вопросец сверху, а далее….
– Мда-а, постарались на совесть, – уважительно заметил я. – Ишь как ты их вышколил.
Власьев пренебрежительно отмахнулся, но уголки губ дрогнули в неприметной улыбке – понравилась похвала.
– Сам читать станешь, али мне?
– Лучше ты. Времени немного, поэтому давай суть и покороче.
Дьяк понимающе кивнул и приступил. Российские дипломаты, периодически навещавшие Крымское ханство, зря времени не теряли и я много чего узнал о хане, старательно запоминая все сведения и пытаясь на ходу сделать кое-какие выводы о его характере.
Биография у Кызы оказалась бурной. Воевал с восемнадцати годков. Успел побывать и в плену у персов, но неоднократные предложения шаха Аббаса перейти к нему на службу отверг, хотя взамен тот сулил ему свою дочь, войско и назначение наместником Ширванского бейлика, а это добрая половина Азербайджана, включая Шемаху, Баку и так далее. Кызы-Гирей предпочел тюрьму.
Получается, слову своему верен, к предательству не склонен. Это хорошо.
Отсидел он в тюряге немало, семь лет, но подкупив тюремщиков, ухитрился бежать к туркам. Вывод: изобретателен, никогда не отчаивается.
К власти хан пришел мирным путем. Умер старший брат и он, по повелению османского султана Мурада III, занял его место. Первым делом Кызы принял меры по примирению бейских родов Мансуров и Ширинов, враждовавших между собой, и произвёл значительное усиление собственной личной гвардии, дабы сделать себя более независимым в отношениях со знатью. Вот это плохо – умен, чертяка.
Родичей не вырезал, а напротив, давал им самые высокие должности, притом с реальной властью. К примеру, младшего брата Фатих-Гирея назначил калгой [40] , а это первый после хана человек. Значит, нет в Кызы излишней жестокости. Хорошо.
40
Калга – второй по значимости после хана. В мирное время управлял восточной частью полуострова, в отсутствие хана или в случае его смерти он исполняет его обязанности, пока тот не вернется или не будет избран новый. На войне в его подчинении находилось все левое крыло крымского войска, а когда хан не отправлялся на войну лично, то калга становился главнокомандующим. Если эту должность занимал брат сын или племянник хана, то есть из рода Гиреев, добавлялась приставка: калга-султан.
Да и позже, когда Фатих, оставшийся замещать Кызы, получил султанский фирман о назначении ханом, последний не стал воевать с братом. Уникальный случай, но он уговорил Фатиха предоставить решение их спора… шариатскому суду. Да, да, кто из братьев Гиреев сядет на трон, решал главный крымский муфтий, отдавший предпочтение Кызы. Правда, спустя год терпение хана иссякло и поднявший очередной мятеж Фатих был казнен вместе со всеми его сыновьями. Вырезал он и племянников, примкнувших к заговорщику. Теперь должность калги занимал старший сын хана Тохтамыш, а нуреддином [41] – это третий человек в ханстве, назначен младший брат Тохтамыша Сефер. Вывод: умеет человек ответить адекватно, не слюнтяй, да и дважды на одни грабли не наступает, делая должные выводы из своих ошибок.
41
Нуреддин являлся следующим по значимости после калги, был управляющим западной части полуострова, председателем в малых и местных судах, командовал в походах меньшими корпусами правого крыла.
Полководец он хороший, не раз выручал турков в венгерских походах, за что высоко ценился в Стамбуле. Это тоже плохо. Выходит, оплошностей, недочетов и ошибок, которыми можно попытаться воспользоваться, ждать от него нет смысла. Следовательно, стоять под Москвой будет недолго и сроки с выкупом установит жесткие.
Ну и главное – его взаимоотношения с Русью…
– Мы до поры до времени с ним в ладу жили, мирно. Разок лишь единый, как раз в то лето, когда Дмитрий в Угличе на нож набрушился. То есть не набрушился, а….
– Понятно, – отмахнулся я, помогая вконец запутавшемуся дьяку. – Давай дальше.
Власьев благодарно кивнул и продолжил:
– Вот в ту пору хан и налетел. Но Борис Федорович готов к тому был и встретил дорогого гостя как подобает. Да и сам Кызы мигом уразумел, что добычи ему на Руси не видать – самому бы ноги унести. Унести-то унес, но досталось ему крепко. И людей его изрядно побили, и самого в руку ранило. Гнали тогда татаровьев ажно до Тулы. На следующий год он сам не пошел – родичей прислал. Много тогда разорили басурмане и полон богатый взяли. Но с тех пор у нас с ними замирье. Ногайцы – да, те в набеги на наши земли как ходили, так и ходят, с Азова тож, а из Крыма – ни разу.
– Хорошенькое замирье, – проворчал я. – Чего ж он на Москву налетел?
– Полон ему нужен, – пожал плечами Власьев. – Без русских рабов татарину худо.
– Полон всегда нужен, а по твоим словам он четырнадцать лет набегов на Русь не устраивал, – возразил я. – Получается, что-то еще добавилось, помимо полона.
– Добавилось, – сокрушенно вздохнул дьяк. – Борис Федорович мир-то с крымчаками высоко ценил, потому поминки знатные слал, не менее десяти тыщ рублев. И это токмо самому хану, а ежели прочих счесть, то всего поболе двух десятков.