Блаженство греха (Ритуальные грехи)
Шрифт:
Не той, что исходит от ревнивого неудачника Кальвина. Опасности, исходящей от самого Люка.
Рэчел снова зябко поежилась, несмотря на то что в комнате было относительно тепло. Бояться нечего, напомнила она себе. Он ничего ей не сделает. Он не склонит ее на свою сторону, не заставит поверить в свою глупую религию для блаженных яппи, которым смертельно наскучил Уолл-стрит. Он не может отобрать у нее мать и деньги — он уже сделал это, и она пережила. Тяжело, бурно, но все же пережила.
И Люк не властен над ее телом. Он дал обет безбрачия, она
Еще немножко. Она даст себе еще несколько дней, чтобы выяснить, кто же написал то письмо. Если все это время ей будут попадаться исключительно счастливчики с сияющими лицами, она сдастся. Откажется от борьбы, откажется от своего законного наследства. Откажется от матери, которой у нее на самом деле никогда и не было.
Рэчел взглянула на часы. Пора. Ей нужно присутствовать на курсах ознакомления с обычаями и укладом жизни Народа Люка. Она уже пропустила один день, хотя не могла избавиться от чувства, что накануне достаточно близко познакомилась с предметом, когда лежала в той огромной дымной комнате, наполненной звуками флейты и монотонным песнопением. И с самим Люком… даже слишком близко. Только бы вспомнить подробности.
Впрочем, всегда ведь можно спросить его самого. Он, вероятно, не ответит, просто улыбнется своей блаженной улыбкой, неизменно вызывающей желание двинуть кулаком в зубы. Она в жизни никогда никого не ударила. Удар подразумевает контакт, прикосновение — риск, который того не стоит.
Но если они будут одни, он может сказать больше, чем следует. С ней он общается иначе, не изображает из себя возвысившегося над миром бесстрастного гуру, одаривающего свою паству блаженством. А раз так, то почему бы этим не воспользоваться. Заставить его пусть лишь на один шаг переступить допустимую черту. И выждать удобный момент, когда можно будет столкнуть его вниз.
Трапезная была пуста, за исключением одетых в желтое работников в дальнем углу. Они посмотрели на нее, пробормотали обязательное «благословенна будь», но Рэчел сделала вид, что не слышит, и быстро закрыла дверь.
В коридорах тоже пусто. Она знала, что в поселке живет по меньшей мере сто человек. В ее первый день здесь трапезная была полна народу. Но по какой-то причине люди пропадали неведомо куда, стоило ей только сбежать из своей кельи.
Сбежать. По смыслу не совсем верно, но по сути — в точку. Она хотела сбежать и задерживаться надолго не собиралась. Здесь все ей было ненавистно.
Еще всего несколько дней, напомнила себе Рэчел. И если к тому времени она не найдет никаких доказательств, не получит никаких ответов, то отступится. В этом мире у нее только и есть, что гордость да самоуважение. Сбежать сейчас, к чему отчаянно призывала каждая клеточка тела, значит потерять даже больше, чем потеряла.
Она собралась уже вернуться в свою комнату и подождать приглашения на обед, когда что-то ее остановило. Высокие окна коридора впускали неровный свет и слабые звуки птиц. Заметив глубоко посаженную в стену дверь и повинуясь
Сад был неприхотливый, аскетичный, с аккуратными дорожками, проложенными среди кустистых сосенок. Рэчел закрыла за собой дверь и глубоко вдохнула свежий воздух, наполняя им иссохшие легкие. Ощущение было такое, словно она уже давным-давно не выходила из помещения, хотя и большим любителем природы она себя не считала.
Но сейчас все ее существо жаждало именно природы, этой неподвижности раннего вечера, этого умиротворяющего покоя пустыни, этого тихого уединения, наполнявшего душу силой и обновлением.
Поймав себя на этом, Рэчел рассмеялась — редкий случай. Похоже, она уже пробыла здесь слишком долго; прошло всего лишь чуть больше сорока восьми часов, а ее уже пора записывать в фанатки «нью-эйджа». Еще немного — и будет сидеть в позе лотоса, мычать «ом-м-м» и справлять какой-нибудь древний китайский обряд.
А вот китайская мудрость ей бы сейчас не помешала. Да что угодно, лишь бы помогло разобраться во всем этом. Но под рукой только Люк Бардел, и скорее в Шанхае выпадет снег, чем она обратится к нему с надеждой получить правдивый ответ.
Рэчел решительно отогнала мысль о самозваном мессии. Слишком много она думает о нем, нервничает из-за него. Ближайшие полчаса стоит посвятить себе, побыть одной в магической тишине сада. Хотя бы полчаса, в течение которых можно не дергаться, не злиться, не бороться. Когда вернется в центр, тогда и примет снова боевую стойку.
В какой-то момент ветерок как будто принес из пустыни тихие, но уже знакомые звуки флейты. Прислушавшись, она узнала их — индейская музыка, мрачноватая и мелодичная, с ритмичными пристуками барабанов.
Она нервно взъерошила коротко постриженные волосы и шагнула в сад. Гуляла ли ее мать по этому саду? Это казалось маловероятным — Стелла еще меньше, чем дочь, интересовалась природой.
Да и какая разница? Стелла и ее деньги не имели значения, по крайней мере в эту минуту. Ее окружал тихий вечер, и по мере того, как тени удлинялись, Рэчел отходила все дальше от главного здания, пока не набрела на маленький, неподвижный пруд.
Она села на большой камень, подтянула ноги, положила подбородок на колени и устремила взгляд в темноту. При дневном свете вода была бы прозрачной, невинно-голубой, сейчас же казалась черной и бездонной, хранящей необъяснимые тайны.
Рэчел все еще сидела там, глядя на воду, когда ее нашел Люк.
Совершенно бесшумно, с изяществом, которое так раздражало ее, он прошел по каменистой дорожке. Не подкрадывался, нет, но если б она случайно не подняла взгляд, то и не заметила бы его до самого конца. Закат отбрасывал на его лицо странные тени, и даже свободная белая одежда казалась темной и приглушенной в угасающем свете.
— Вы искали меня? — спросила Рэчел, поднимая голову и устремляя на него по возможности бесстрастный взгляд.