Бледная графиня
Шрифт:
— Мое имя ровно ничего не значит для господина Арно. Он со мной еще не знаком, — ответил Гаген. — Скажите ему только, что я приехал по важному делу.
Лакей ушел и, скоро возвратившись, ввел Гагена в гостиную.
Едва доктор успел войти, как отворилась другая дверь и в ней показался изящно одетый господин, который при виде Гагена невольно отступил назад, а его смуглое лицо тотчас омрачилось… И было отчего — Гаген не умер, Гаген явился к нему собственной персоной. Неожиданной встречей был в высшей степени удивлен и Гаген.
— А, так это вы, господин Митнахт. Я слышал, что вы отправились в Нью-Йорк, но никак не думал, что взяли другое имя. Теперь мне совершенно понятно, откуда Нейман получил такие сведения о молочной сестре графини.
— Я не понимаю, что вы от меня хотите, — мрачно сказал Митнахт.
— Сейчас поймете, господин Митнахт. Вы спрашиваете, что мне от вас нужно? Задать вам всего один вопрос: где молочная сестра графини?
— Спрашивайте, кого хотите, но мне-то что за дело до всего этого? Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое! — гневно заявил Митнахт. — Кто вам позволил преследовать меня нежданными визитами? Я хочу, чтобы здесь у меня была незапятнанная репутация. Поэтому ни слова более. Нам не о чем говорить.
Не попрощавшись, Митнахт поспешно вышел.
Но Гагена такой оборот не обескуражил. Он знал теперь достаточно. Одно удивляло: почему Нейман не узнал бывшего управляющего замка Варбург? Гаген сошел вниз, сел в экипаж и скоро возвратился в гостиницу.
XIX. СМЕРТЬ ЛЕСНИЧЕГО МИЛОША
После долгих дождей в феврале, снова наступили светлые, ясные, хотя и холодные еще дни. Туман висел над водой, голубое небо раскинулось над полями Варбурга, и на море появились большие суда.
По дороге из лесу ехала к деревне графская карета. На козлах рядом с кучером сидел камердинер Макс.
Макс соскочил с козел и открыл дверцу кареты, из которой вышла графиня, а за нею капеллан в полном облачении, и оба направились по дороге, ведущей в деревню.
Графиня остановилась на мгновение, любуюсь видом моря, освещенного яркими лучами солнца. Затем оба продолжили свой путь и начали спускаться вниз, к деревне.
— Я забыла предупредить, Филибер, — сказала графиня, когда они с капелланом остались одни, — что никто не должен знать имени Леона Брассара, пусть он останется по-прежнему Гедеоном Самсоном.
— Я и сам так думал, — с готовностью откликнулся капеллан. — Никто не должен знать, что Леон Брассар живет в замке, а в особенности — его светлость…
— Говорите — доктор Гаген, а не «его светлость».
— А то доктор Гаген, услышав его имя, сразу узнает, что тот, кого он ищет, у вас.
— Поэтому-то я и хочу, чтобы Леона знали только под именем Гедеона Самсона. И скажите ему самому об этом.
— Я думаю, он не будет против. Я заметил, что у него есть какая-то причина скрывать свое настоящее имя.
— Хорошо, что этот Милош, к которому мы отправляемся, долго не протянет, — сказала графиня. — Он был слугой Гагена, шпионом, и мог узнать, что Леон Брассар в замке.
— В самом ли деле он вот-вот умрет — этого посланный ко мне рыбак сказать не мог, только передал желание умирающего принять причастие, и долг зовет меня к его постели. Очень может быть, что укрепляющие кушанья и напитки, которые вы ему послали, сделают чудо и больной поправится.
— Я бы этого, напротив, не очень желала, — тихо сказала графиня. — Мне не хочется иметь у себя под боком шпиона.
— Предоставим Богу решать судьбу этого человека.
Они подошли к первым домам деревни.
— Вы знаете, где живет Милош? — спросила графиня.
— В доме того рыбака, который приходил ко мне, — ответил Филибер и попросил шедшую мимо маленькую девочку проводить их к нему.
У окон и полуоткрытых дверей других домов возникали любопытные лица. Но, странная вещь, при виде графини они сразу исчезали, и из глубины хижин, откуда их не было видно, многочисленные взгляды настороженно провожали проходившую мимо владелицу Варбурга.
Графиня давно не была в деревне — с того самого времени, когда точно так же ходила посещать больного старика Вита.
Проходя по середине деревенской улицы, она вдруг увидела молодую липу, огороженную решеткой.
— Что это значит? — спросила она Филибера, показывая на дерево, которому могло быть лет семнадцать. — Тут есть какая-то надпись, прочитайте.
— «Эту липу посадила покойная графиня Анна после рождения дочери. Благодарные деревенские жители ухаживают за деревом их благодетельницы ради вечной памяти о ней. Пусть оно зеленеет и цветет», — прочитал Филибер.
Графиня побледнела. В глазах ее сверкнул гнев.
— Какая глупость! — сказала она. — Это дерево только мешает тут, посреди дороги. Его надо срубить.
Они с капелланом добрались наконец до нужного им дома и вошли во двор, где никого не было.
— Вот здесь живет больной, — сказала провожавшая их девочка, указывая на дверь налево.
Капеллан подошел к двери, открыл ее и пропустил графиню вперед, в узкую, тесную комнатку, где стояли только кровать, стол и стул.
На постели лежал больной Милош. На столе стояли кушанья и напитки, присланные ему из замка. Он страшно изменился и, очевидно, умирал от чахотки. Еще недавно свежий и здоровый юноша, после ночей, проведенных в склепе, он превратился в умирающего, которого уже нельзя было спасти. Поначалу он было поправился, но то было лишь временное облегчение, и скоро он снова слег в постель.
Графиня подошла к столу и посмотрела, что было съедено и выпито из присланного ею.