Бледная графиня
Шрифт:
— Я живу как в тюрьме, и это мне надоело.
— Зачем же ты сюда шел?
— Какой глупый вопрос! — вскипел Митнахт. — Потому что у меня не было ни гроша денег.
— Я ни разу прежде не видела тебя таким, хотя ты не однажды приходил ко мне — наполнять свои карманы. Но тогда ты был хотя бы в приличном виде. А теперь совсем опустился, стал совершенно другим человеком.
— А благодаря кому? — обиделся Митнахт. — Сейчас, вспоминая по ночам
— К чему ты все это говоришь?
— Я проклинаю тебя, когда вспоминаю свое прошлое!
— Что было, то прошло. Лишь дураки думают о том, чего уже нельзя изменить, — холодно сказала графиня.
— Ты обещала мне награду за наградой, только бы я сделался твоим помощником.
— И разве я не исполняла своих обещаний?
— Теперь, когда я сижу в этом каменном мешке, прошлое снова проходит перед моими глазами, словно это было вчера…
— Уж не раскаяние ли ты тут передо мной разыгрываешь? — с язвительной усмешкой спросила графиня. — Напрасный труд. Подобная глупость может окончиться для тебя эшафотом.
— Ты хочешь сказать, что назад дороги нет и путь для меня остался только один? Что ж, ты права. Благодаря тебе, я зашел так далеко, что преступление за преступлением стало нормой моей жизни.
— Что значат эти упреки?
— Ты еще не знаешь, что по дороге сюда я должен был убить ни в чем не повинного человека, телеграфиста из Баума, который отправлял депешу Марии Рихтер. Он узнал меня.
— Но он, кажется, сам лишил себя жизни?
— Нужда всему научит. Я устроил так, чтобы все решили, что это самоубийство.
— Остановись, Курт, — прервала Митнахта графиня, в голове которой мелькнула новая идея. — Ты знаешь, что в этой же башне я поместила Лили. Она, кажется, замышляет побег. После той ночи, когда ты вернулся, утром под окном ее комнаты обнаружили следы копыт…
— Теперь она одна стоит у нас на дороге, — мрачно заметил Митнахт.
— И она по-прежнему обвиняет тебя. Я все силы приложила к тому, чтобы перевести ее сюда, но пока жива она, нам миллиона не получить.
— Если уж все так далеко зашло, то надо поскорее кончать с этим делом.
Дьявольская улыбка тронула губы графини, но Митнахт ее в темноте не заметил.
— Но надо соблюдать предельную осторожность. Поспешность может испортить все дело.
— Она исчезнет, как и появилась, неожиданно и необъяснимо, — пообещал зловещим шепотом Митнахт.
— Лучше всего, если это произойдет при попытке к бегству, — сказала графиня, — а попытку такую
— Только предупреди заранее.
— Будь осторожен, Курт, и тогда нам все удастся. Тебе тем легче действовать, что никто не знает о тебе. Лили убежит и пропадет бесследно. Это будет очень легко объяснить. Мы сделаем так, что все подумают, будто, видя неудачу своего обмана, она решила бежать, чтобы не подвергнуться заслуженному наказанию.
Митнахт молчал.
— Да, ты прав: она так же непонятно исчезнет, как и появилась. И это, я уверена, не вызовет никаких подозрений. Но пока главное для тебя — не выдать своего присутствия здесь.
— А ты постарайся больше не испытывать моего терпения, — хмуро сказал Митнахт.
Графиня вышла от Митнахта. Благополучно пройдя по коридору, она заперла железную дверь башни и начала уже подниматься по лестнице, ведущей в ее покои, как вдруг услышала, что внизу, в передней, с шумом отворилась входная дверь.
Графиня выглянула вниз через перила и увидела Леона Брассара. Он был в страшном волнении. Вышедший ему навстречу слуга испуганно отскочил от него. Леон же, казалось, ничего не видел и не слышал.
Леон шел к лестнице, и графиня подумала, что он спешит к ней с каким-то важным известием. Не касается ли оно Этьена Аналеско? Не спасся ли он, чего доброго, и на сей раз?
А Леон тем временем поспешно взбежал на лестницу и, не замечая графини, прошел в ярко освещенную гостиную. Рыжие его волосы были всклокочены, лицо имело нездоровый зеленоватый оттенок, глаза были тусклы и неподвижны — в общем, он казался придавленным некой непомерной тяжестью.
— Не меня ли вы ищете так поздно, Леон? — спросила графиня, входя вслед за ним.
При виде графини лицо Брассара исказилось яростью, и та в недобром предчувствии невольно отступила.
— Да, я ищу тебя! — воскликнул Леон. — Я не мог ждать утра. Я бы задохнулся от гнева.
— Что с вами случилось? — удивилась графиня.
— Господи! Если бы я мог вернуть ему жизнь! — простонал Леон. — Да, это было бы твоей гибелью… Принц Аналеско был единственным человеком, которого ты боялась. Но нет — он умер… Я его убил… Но я оказался лишь послушным орудием в твоих руках. А ты, ты все задумала! Ты направила мою руку…
— Остановитесь! Вы с ума сошли! — воскликнула в ужасе графиня.
— А… Боишься, что кто-нибудь услышит? — сказал Леон. — Или опять отопрешься, скажешь, что ты ничего не знала?.. Ведь ты знала, что он мой отец. Что не его, а твоя вина, что мы так долго были в разлуке. И ты дошла до такой преступной низости, что, не поколебавшись, заставила меня поднять руку на собственного отца, который хотел вывести на чистую воду все твои злодеяния… Ты сделала это, прекрасно зная, что я твой сын, проклятая! Ты не пощадила своей собственной крови!..