Бледная графиня
Шрифт:
— Я надеюсь, вы уведомите меня письмом, если случится что-то непредвиденное, — сказала графиня, вставая. — А теперь проводите меня отсюда.
Дора отворила дверь и проводила графиню де ворот.
Когда карета гостьи скрылась с глаз, Дора возвратилась в больницу и в укромном уголке первым делом открыла кошелек, которым ее вознаградила графиня. К своей неописуемой радости она обнаружила, что тот наполнен золотыми монетами. Такой суммы она никогда еще не держала в руках. Пересчитав монеты, она спрятала кошелек в карман и в виде благодарности за столь щедрое подаяние решила тут же привести в исполнение замысел графини.
Если случится несчастье, а она почти не сомневалась в этом, то можно будет найти в оправдание десяток причин. Кроме того, ведь ей дозволено перемещать пациентов по своему усмотрению?
Прежде всего Дора направилась к Лили.
— Знаете ли вы эту даму? — спросила сиделка.
Лили ничего не ответила, да и что она могла сказать на это?
— Дама сказала, что вы знакомы с некой Софией Бухгардт. Это правда?
— Да, я знакома с Софией Бухгардт. Она сестра лесничего Губерта.
— Не знаю, чья она сестра, но она — здесь.
— Полуслепая София здесь? Боже, что с ней случилось? Как она могла попасть сюда? Нет, здесь какое-то недоразумение. Вероятно, это другая девушка.
— Вы можете убедиться сами, — сказала Дора. — Если хотите, я отведу вас к ней.
— Конечно! — воскликнула Лили. — Я хочу убедиться. Может быть, это действительно сестра нашего бедного лесничего.
Обе они отправились в палату буйно помешанных. Дора подвела Лили к высокому стулу, на котором без движения сидела спеленатая в смирительную рубашку, пристегнутая ремнями женская фигура.
При виде ее ужас и сострадание отразились на лице девушки. Да, это была Софи. Лили узнала ее.
— Боже мой, — прошептала Лили, — жива ли она?
— Очень даже жива, — ответила Дора. — Настолько жива, что ее пришлось связать и пристегнуть к стулу.
— Но она ведь спокойна, разве нельзя уже ее отвязать? — спросила Лили.
— Освободить можно, конечно, но кто станет ее потом успокаивать? Впрочем, раз вы знакомы, может быть, при вас она не будет буянить, так что можно попробовать.
Лили подошла к неподвижно сидевшей сумасшедшей.
— София, бедная София! — произнесла она исполненным сострадания голосом. — Узнаете ли вы меня?
Сумасшедшая приподняла голову и взглянула на Лили широко открытыми глазами, но на лице ее ничего не отразилось, взгляд остался пустым.
Лили увидела толстые ремни, перепоясавшие тело несчастной, поняла весь ужас ее положения, и слезы невольно полились из глаз девушки.
— София! — вскричала она. — Скажите хоть что-нибудь. Это я, Лили. Неужели вы не узнаете меня?
— Лили? Ха-ха-ха-ха! Лили! — расхохоталась сумасшедшая. — Лили! Ха-ха-ха-ха!
Она продолжала безумно хохотать и на все лады повторяла имя девушки.
— Кажется, она узнала вас, — сказала сиделка.
При звуке ее голоса лицо сумасшедшей приняло испуганное, дикое выражение. Она испустила страшный, пронзительный крик, но тут же перевела взгляд на Лили и снова принялась хохотать и повторять ее имя.
— Развяжите, пожалуйста, бедную Софию, — обратилась Лили к сиделке. — Я останусь с ней.
Дора охотно согласилась исполнить эту просьбу, сказав только:
— Обождите немного. Здесь в комнате еще одна больная. Сначала я уберу ее отсюда.
Только теперь Лили заметила еще одну сумасшедшую, лежавшую на кровати.
Дора подошла к ней и стала расстегивать ремни. Это была пожилая женщина, с которой изредка случались припадки бешенства. Сейчас она была спокойна и безропотно позволила Доре увести себя. Обычно же припадки начинались у нее среди ночи и были так сильны, что Дора предпочитала держать ее все время привязанной.
В отдельной комнате, где прежде находилась Лили, эта помешанная никому не могла повредить своим буйством, поэтому Дора отвела ее туда и заперла на ключ.
Затем она возвратилась и начала отвязывать Софию. Та вела себя спокойно, но это, по всей вероятности, объяснялось лишь упадком сил. Лили хотела помочь ей перебраться на постель, но та была так слаба, что не могла пошевелиться.
Тогда Дора подняла ее как перышко и перенесла на кровать, затем развязала рукава смирительной рубашки. Теперь София могла свободно дышать, но двигаться она была не в состоянии и лежала с широко открытыми глазами.
Убедившись, что София полностью свободна и при желании может владеть руками и ногами, сиделка оставила ее наедине с Лили и ушла, заперев за собой дверь.
Лили и не подозревала, какой опасности она себя добровольно подвергла. Она не имела понятия, что значит остаться наедине с буйно помешанной. Она вовсе не боялась несчастной Софии, которая неподвижно лежала перед ней на постели, и была даже рада, что ее перевели сюда, так как понимала, что Гедеон не оставит ее в покое.
София не произносила ни слова, лежала по-прежнему неподвижно, но Лили все равно радовалась, что она теперь не одна.
Она сняла с Софии смирительную рубашку, и теперь, случись с ней приступ бешенства, ничто не стесняло бы ее движений, а выйти Лили не могла, так как дверь была заперта.