Близнецы-соперники
Шрифт:
– Может быть, я позвоню? – спросила она, подкатывая его к аппарату.
– Нет, я сам. – Он набрал номер. – Лефрак? Ты меня слышишь? Он приехал. Столько лет прошло! Фонтини-Кристи. Но он не сказал тех слов. Он ищет вырубку, в названии которой упоминается «ястреб». Больше он мне ничего не сказал, а это просто чушь. Я ему не верю. Мне надо поговорить с сестрой. Собери остальных. Встретимся через час… Не здесь! В пансионате!
Эндрю лежал плашмя в поле напротив дома. Он переводил бинокль то на дверь,
С задворков выехала машина и остановилась справа от дома. Из нее вылез племянник-фермер и побежал к двери. Дверь открылась.
На пороге показался Гольдони в кресле-коляске. Кресло толкала жена. Племянник сменил ее и покатил безногого через лужайку к тихо урчащему автомобилю.
Гольдони что-то сжимал в руках. Эндрю навел фокус.
Это была большая книга. И даже не книга, а толстенный тяжелый фолиант. Регистрационный журнал!
Жена раскрыла дверцу автомобиля и держала ее, пока племянник, подхватив безногого под мышки, втаскивал его внутрь. Гольдони заерзал и задвигался; жена перекинула ему через грудь ремень безопасности и пристегнула к сиденью.
Эндрю отчетливо видел профиль бывшего альпийского проводника. Он снова навел бинокль на регистрационный журнал. Гольдони сжимал его в руках точно сокровище, с которым не мог расстаться ни на секунду. Потом Эндрю понял, что в руках у Гольдони есть что-то еще – очень знакомое и привычное глазу военного. Между переплетом книги и грудью альпийца поблескивал металлический предмет. Это был ствол небольшого, но мощного обреза – таким обычно пользуются враждующие итальянские кланы на юге страны. В Сицилии. Его называют «lupo» – «волк».
С расстояния больше двадцати ярдов он бил не очень точно, но с близкого расстояния мог уложить человека наповал да еще отбросить тело футов на десять.
Гольдони оберегал свой фолиант с помощью оружия куда более эффективного, чем спрятанный в рюкзаке Эндрю «магнум». Эндрю перевел бинокль на племянника Гольдони. У того в одежде появилась новая деталь: пояс с пристегнутой к нему кобурой, из которой торчала рукоятка пистолета. Судя по рукоятке, пистолет был крупного калибра.
Так вот как оба альпийца охраняют свой журнал! Никто бы не смог приблизиться к нему. Что же это значит?
Господи! Фонтин вдруг все понял. Записи! Записи путешествий в горы. Ничего другого и быть не может. Ему никогда в голову не приходило – и отцу тоже! – спросить, велись ли подобные записи. Особенно после стольких лет. Боже, ведь полвека миновало!
Но отец – и его отец – говорил, что Гольдони были лучшими проводниками в Альпах. Профессионалы с такой репутацией, конечно, должны были вести записи! Это самое естественное дело. Записи всех совершенных ими походов в горы за многие десятилетия.
Итак, Гольдони солгал. Сведения, необходимые Фонтину, были у него. Но Гольдони не сообщил их
Эндрю продолжал наблюдение. Племянник сложил кресло, открыл багажник, бросил туда кресло и побежал к левой передней дверце. Он сел за руль, а жена Гольдони захлопнула правую переднюю дверцу.
Машина выехала на шоссе и помчалась в Шамполюк. Жена Гольдони вернулась в дом.
Майор продолжал лежать в траве. Обдумывая, что делать дальше, он медленно положил бинокль в футляр и застегнул кнопки. Можно броситься к спрятанному «Лендроверу» и поспешить вдогонку за Гольдони, но зачем? К тому же риск очень велик. Альпиец, конечно, калека, но «luро» в его старческих руках может с лихвой компенсировать увечность. Да и мрачный племянник не задумываясь пустит в ход свой пистолет.
Если этот регистрационный журнал и есть тот самый ключ к разгадке, который ищет Эндрю, то они его увозят, чтобы спрятать. Но не уничтожить – никто не станет уничтожать столь ценные записи.
Надо убедиться. И только тогда действовать.
Забавно. Эндрю не предполагал, что Гольдони самолично пустится в путь, – он думал, что приедут к нему. То, что Гольдони сорвался с места, означает, что началась паника. Безногий старик, который целыми днями сидит дома, не стал бы вдруг, с риском для себя, вылезать из своей берлоги, не имея на то достаточно серьезного повода.
И майор решился. Обстоятельства благоприятствовали – жена Гольдони осталась в доме одна. Прежде всего он выяснит, является ли этот гроссбух именно тем, что он ищет, а потом узнает, куда отправился Гольдони.
Тогда и решит: преследовать их или оставаться здесь и ждать.
Эндрю поднялся. Нет смысла терять время. Он направился к дому.
– Здесь никого нет, синьор, – сказала старуха, испуганно и изумленно глядя на него. – Мой муж уехал с племянником. Они поехали играть в карты в городок.
Эндрю молча оттолкнул старуху. Он прошел прямо в спальню Гольдони. Там ничего не было, кроме журналов и старых итальянских газет. Он обыскал стенной шкаф, нелепый и трогательный. Штаны с приколотыми к поясу штанинами. Ни книг, ни регистрационных журналов, похожих на тот, что увез с собой старый альпийский проводник.
Он вернулся в гостиную. Перепуганная старуха стояла у телефона и трясущимися пальцами коротко постукивала по рычагу.
– Провод перерезан, – подойдя к ней, спокойно сказал он.
– Нет, – прошептала старуха. – Чего вы хотите? У меня ничего нет. У нас ничего нет!
– Думаю, что есть! – ответил Фонтин, оттолкнув ее к стене и приблизив к ней перекошенное от злости лицо. – Твой муж мне наврал. Он сказал, что ему нечего мне сообщить, а сам уехал и увез какую-то очень большую книгу. Это журнал записей, верно? Старый регистрационный журнал, в котором описан подъем в горы пятьдесят лет назад. Журналы! Покажи мне журналы!
– Я не понимаю, о чем вы говорите, синьор! У нас ничего нет. Мы живем на пенсию!