Блондинка и брюнетка в поисках приключений
Шрифт:
– Да уж, с этими турками все просто, – хлопнула в ладоши я.
В наши вечерние сумочки, похожие больше на косметички, поместились: по одной пудренице, по одному тюбику с помадой, по пятидесятидолларовой купюре на тот случай, если по какой-либо причине мы решим от кавалеров сбежать, и по упаковке презервативов из двенадцати штук. На последнем атрибуте, как водится, настояла неугомонная Мира.
Салим перещеголял Мустафу: последний явился к нашему отелю на такси, а первый – на ярко-красном кабриолете. Хм, звучит это красиво, но ради справедливости стоит отметить, что то был не фабричный кабриолет, а обычная видавшая
Выяснилось, что наши кавалеры не просто знакомы, но еще и являются дальними родственниками по отцовской линии. Так что нам с Мирой пришлось битый час ждать, пока они наобнимаются, похлопают друг друга по плечам и на своем гортанном языке поделятся свежими семейными сплетнями. Сплошные проблемы с этими турками. Слишком уж развито в них чувство семейственности.
После трогательной процедуры встречи двух одиночеств мы наконец погрузились в машину Салима и отправились в ночной клуб.
По дороге Мира уговаривала меня расслабиться и поплыть по течению, не думая о том, куда может завести подвыпившую девушку минутная бездумность. Почему-то у меня создалось неутешительное впечатление, что уговаривает она, скорее, не меня, а себя саму.
Что же касается меня…
Салим и нравился мне, и раздражал одновременно. Несомненно, он был красив, вернее, обладал какой-то звериной, волнующей притягательностью. Когда мы в обнимку шли по набережной, две немки бальзаковского возраста, которым пока не посчастливилось обзавестись смуглолицыми кавалерами, провожали нас мечтательными завистливыми взглядами.
Это мне нравилось – я вообще к постороннему вниманию неравнодушна.
Но в то же время мне не хотелось саму себя обнадеживать. Если бы не Мира и не ее чертово шотландское приключение, я бы ни за что в жизни не почтила вниманием такого человека, как пляжный Салим. Это свидание было с самого начала обречено на провал.
Я заранее знала, что так оно и будет: сначала горячие турецкие парни будут уговаривать нас, что пить вино немодно, и попробуют подсунуть текилу (во-первых, вино дороже стоит, во-вторых, от крепкой текилы девушка быстрее теряет рассудок). Потом они просигнализируют ди-джею, который тоже приходится им дальним родственником, чтобы он сменил ритмичного Таркана на медляк какого-нибудь Мустафы Сандала. Потом мы будем приглашены на танец, больше напоминающий эротическую прелюдию, во время которой Салим, как опытный престидижитатор, умудрится расстегнуть мне лифчик.
Так оно и вышло. Правда, наивные турецкие мальчики не учли одного: три-четыре стопки текилы не могут кардинально изменить взгляд на свободную любовь у таких бывалых девушек, как мы. Мы, одинокие москвички двадцати семи лет, закалены питейными вечеринками, натренированы в барах и клубах, подпоены лучшими донжуанами русской столицы. К высокоградусным напиткам у меня иммунитет. Мне придется выпить минимум три четверти бутылки «Sauza», чтобы потерять голову. Да и то после столь обильных возлияний я, скорее, отправлюсь в туалет для экстренного опорожнения желудка, а вовсе не в постель к первому встречному. Не то чтобы я отношусь к породе целомудренных дев, просто предсказуемые топорные методы соблазнения едва ли могут меня возбудить.
Меня возбуждает спонтанность. А вот наивная уверенность Мустафы и Салима в том, что у них все под
– Может быть, уйдем отсюда? – влажно прошептал мне Салим. При этом его юркий язык щекотно скользнул в мою ушную раковину.
Я поежилась. Если бы мы были знакомы чуть дольше, он бы узнал, что уши не относятся к моим эрогенным зонам. С таким же успехам он мог ни с того ни с сего начать щекотать мне подмышки и ждать, что после этого я страстно на него наброшусь.
– Да, конечно! – кивнула я, хватаясь за сумочку.
Его широкое смуглое лицо расплылось в довольной улыбке.
– Пойдем на пляж, купаться в ночном море? – Блеск в его оливковых глазах подсказывал, что процесс моего купания будет оборван на том месте, когда я сниму платье и приготовлюсь броситься в воду. – Или, хочешь, поедем ко мне? Я здесь недалеко живу, у меня есть яблочный пирог, абрикосовое вино и хорошая музыка.
Я посмотрела на Миру. Она лениво отбивалась от Мустафы, который то пытался верткими пальцами подлезть под ее микроскопические шорты, то начинал развязывать узел на ее рубашки, совершенно не смущаясь того обстоятельства, что они находятся не в уединенной квартире, а на шумном танцполе.
Мира была мало похожа на женщину, решившую во что бы то ни стало отдаться первому попавшемуся сексуальному мужчине. На женщину, готовую на все, лишь бы восстановить утраченный цинизм.
– Я бы предпочла переехать в другой клуб! – сказала я, решив, что любвеобильных жадюг стоит проучить. Мы будем переходить из одной приморской дискотечки в другую, и везде Мустафа и Салим будут вынуждены, сохраняя лицо, покупать нам выпивку.
Для того чтобы сообщить о своем гениальном плане Мире, мне пришлось чуть ли не за уши оттаскивать от нее не на шутку возбудившегося Мустафу. Тот держался за мою подругу упорно и стиснув зубы, как утопающий за отплывающую шлюпку.
Я побаивалась, что Мира будет возмущена столь грубым вмешательством в ее интимный вечер, но она, как ни странно, была даже рада.
– Настасья, как хорошо, что ты вмешалась… – чуть ли не со слезами на глазах пробормотала она, – сама бы я не решилась… С одной стороны, понимаю, что надо через себя переступить, что потом будет легче и лучше… Но с другой – я не могу. Просто не могу, и все!
Ее увлажнившиеся глаза предвещали пьяный бабский мини-скандал.
– Мирочка, – засуетилась я, – солнышко, поехали в отель. Мне тоже совсем не нравится этот Салим, я только из-за тебя с ним и сошлась. Давай вернемся к себе, опустошим мини-бар, в конце концов. Мы – две богатые успешные путешественницы, имеет полное право пить кока-колу по завышенной вчетверо цене.
– Ты ничего не понимаешь, – прошептала Мира, – если я сейчас уйду, то подпишу себе приговор… Ты же знаешь, почему я так хотела этого Мустафу.
– Что за пьяные бредни, Мирочка, – я попробовала ее урезонить, – что значит, подпишешь приговор? Мы можем в любой момент вернуться в Эдинбург, к Валере! Ты ведь этого хочешь, да? Ну признайся, хочешь же…
У нее было такое лицо, что в какой-то момент мне показалось, что Мира ответит утвердительно. Я и боялась этого, и ждала. Боялась, потому что Мирина любовь грозила обернуться окончанием путешествия моей мечты. Ждала – потому что любовь, пусть даже чужая, куда более осязаема, чем любое мечтанье.