Блондинка. Том I
Шрифт:
Я полюбила Розу. Может, в этом смысле я была единственной женщиной в зале. Но скорее всего все-таки нет. Потому что фильм имел колоссальный успех. И еще очень долго шли титры, и я ждала и не могла дождаться, как ждет ребенок начала дневного спектакля. И Роза была так красива и сексуальна, и все хотели, чтобы она своего добилась. И может, тогда всем женщинам удалось бы добиться своего. Нам надоело выслушивать жалобы и проявлять сочувствие. Нам до смерти надоело прощать. Мы чертовски устали быть хорошими!
— Может появиться в любой момент. Как тайное послание или знак. И не важно, поймешь ты или нет.
Норма Джин, заядлый книгочей, всегда верила в это.
Открываешь книгу наугад, перелистываешь страницы и начинаешь читать. Ищешь знамения, знака, истины, которая бы перевернула всю твою жизнь.
На съемки она отправилась с целым чемоданом книг. Она умоляла Касса Чаплина и Эдди Дж. сопровождать ее, но когда оба они отказались, выбила из них обещание прилететь на восток навестить ее, хотя прекрасно понимала, что никогда они не прилетят, слишком уж глубоко въелись в них голливудские замашки и манеры.
— Звони нам, Норма, обязательно. Будем держать связь. Обещаешь?
Бывали дни, когда съемки «Ниагары» шли гладко и успешно. Но выдавались и такие дни, когда все шло наперекосяк, и винили, как правило, в этом исключительно «Розу Лумис».
Она проявляла редкостное упрямство и одержимость на площадке. Никогда не была довольна результатом. Страх провала — вот в чем заключалась ее главная тайна.
В такие дни Норма Джин отказывалась обедать вместе с остальными членами съемочной группы. Уставала от них за день, а они уставали от нее. И от «Розы Лумис» она тоже начала уставать. Долго лежала в ванне, потом обнаженная падала на двуспальную кровать в номере мотеля «Старлайт». Никогда не смотрела телевизор и не слушала радио. Читала искренний, несвязный и полный просветленного безумия дневник Нижинского; отдельные, похожие на монотонные заклинания строки вдохновляли ее, и она принималась писать стихи.
Хочу сказать тебе, что люблю тебя Хочу сказать тебе, что люблю тебя Хочу сказать тебе, что люблю, люблю. Я люблю, а ты не любишь. Не любишь ты любовь. Я жизнь, а ты смерть. Я смерть, но ты не жизнь, нет.Норма Джин лихорадочно строчила в блокноте. Что означают эти строки? Она сама не понимала. И не могла сказать, адресуется ли она к Кассу Чаплину и Эдди Дж. или же к Глэдис. А может, к отсутствующему отцу? Теперь, впервые в жизни оказавшись за тысячи миль от Калифорнии, она с особой болезненной ясностью вдруг поняла: Ты нужен мне, твоя любовь мне нужна. Я просто не вынесу, если ты меня не полюбишь.
Однажды у нее случилась задержка — на два или три дня. И Норма Джин пыталась убедить себя, что беременна. Беременна! Соски чесались и ныли, груди казались затвердевшими. Даже живот, как ей показалось, округлился, белая кожа туго натянулась на нем и блестела, а реденькие, частично выбритые и выбеленные перекисью волосы на лобке, стояли дыбом, словно заряженные электричеством. Все это не имело ни малейшего отношения к «Розе», которая оставила своего беспомощного младенца задыхаться в ящике. И которая непременно пресекла бы с помощью аборта любую беременность, мешавшую удовлетворению ее плотских желаний. Она прямо так и видела эту картину: Роза лезет на гинекологическое кресло, растопыривает ноги и говорит врачу: «Только, пожалуйста, побыстрей! И не бойтесь, я не сентиментальна».
Занимаясь с ней любовью, эти беспечные ребята, Касс Чаплин и Эдди Дж., никогда не пользовались презервативами. Уверяли, что надевают их, только когда уверены, что партнер «болен».
Находясь в объятиях этих молодых людей, в сплетении их гибких, покрытых нежным пушком рук, она впадала в сладостный эротический ступор, словно младенец, насосавшийся материнского молока. Никакого будущего, кроме младенца, Норма Джин себе в те секунды не представляла и мягко проваливалась в сон, и в этом сне видела себя, лежавшей в объятиях любовников, — полное блаженство и счастье. Раз случилось, значит, так тому и быть.Какой-то одной стороной сознания она жаждала ребенка — пусть это будет ребенок и Касса, и Эдди Дж. одновременно. Но другая, более рассудительная часть подсказывала, что она ошибается.
Как ошиблась в свое время Глэдис, заведя еще одну дочку.
Она уже репетировала свой звонок Кассу и Эдди Дж.
— А ну, догадайтесь с первого раза! Хорошие новости! Касс, Эдди, вы будете папами!
Молчание! А это выражение на их лицах!.. Норма Джин даже засмеялась, она видела своих любовников так отчетливо, словно они находились в одной с ней комнате.
Ну и конечно, беременна она не была.
Прямо как в какой-нибудь злой сказке, где никогда не исполняются хорошие желания. Исполняются другие, фальшивые и никому не нужные, и забеременеть никак невозможно, если ты по-настоящему мечтаешь о ребенке.
И вот прямо во время съемок сцены, в которой «Розу Лумис» везут в морг на опознание трупа утонувшего мужа, но вместо него показывают тело утонувшего любовника и она падает в обморок, у Нормы Джин «началось». Жестокая шутка судьбы! «Роза Лумис» в такой узенькой юбочке и на таких высоких каблуках, что едва передвигает ноги, в поясе, туго обхватывающем тоненькую талию, в тонюсеньких кружевных трусиках, вдруг начинает заливаться кровью. И теряет сознание, почти по-настоящему. Ее даже пришлось вести под руки к студийной машине.
Норма Джин провела в постели три мучительных дня. Из нее валились темные сгустки дурно пахнущей крови, голова раскалывалась от боли, в глазах темнело. То было наказание «Розе»! Студийный терапевт исправно и щедро снабжал ее таблетками кодеина. «Только ни капли спиртного, обещаете, дорогая?» Врачей, состоявших при Голливуде, отличали какая-то особая небрежность и расхлябанность, полнейшее равнодушие к здоровью пациента в настоящем и будущем. Главное, чтобы с подопечным все было тип-топ во время съемок. Пока Норма Джин находилась в постели, снимались эпизоды «Ниагары», где она не была задействована. И вот до нее стали доходить слухи, что без «Розы» ежедневные репетиции стали какими-то пустыми, скучными и малоинтересными. И Норма Джин впервые за все время поняла, что именно она, а не Джозеф Коттен является ключевой фигурой в фильме. И уж определенно не Джин Питерс. И впервые за все время она задумалась над тем, сколько же платят другим ведущим актерам.
В мотеле «Старлайт» Норма Джин читала Нижинского, а также «Мою жизнь в искусстве» Станиславского — эту книгу подарил ей перед отъездом Касс Чаплин. Дорогая книга в твердой обложке и с пометками, сделанными рукой Касса. Читала она также «Настольную книгу актера» и «Жизнь актера»; читала «Толкование сновидений» Фрейда — произведение, навевавшее на нее сон, настолько догматичным и скучным оно оказалось, и в ушах все время звучал унылый и размеренный, как стук метронома, голос. Но разве Фрейд не был величайшим из гениев? Как Эйнштейн или Дарвин?.. Отто Эсе крайне почтительно и восторженно отзывался о Фрейде, и И. Э. Шинн — тоже. Добрая половина высшего голливудского общества посещала психотерапевтов и аналитиков. Фрейд считал, что сны — «это прямая дорога к подсознанию», и Норме Джин очень хотелось пройти этой дорогой, с тем чтобы научиться контролировать свои эмоции. С тем, чтобы я могла освободиться не от любви, но от потребности в любви. С тем, чтобы могла наконец освободиться от желания умереть, если меня не любят.