Блондинка. Том I
Шрифт:
Норма Джин всегда просто из кожи лезла вон, чтобы угодить мужчине, которого любит. А В. она любила. Но с В. ей было непросто достичь непритворного наивысшего наслаждения. Как, впрочем, не слишком сладко приходилось и с Баки Глейзером, сопящим и фыркающим, как лошадь, и кончающим ей на живот. Обливающим весь ее животик липкой спермой, если, конечно, он спохватывался вовремя и вспоминал, что надо предохраняться. О, ей страшно хотелось угодить В.! Она всегда знала — и для этого ей вовсе не обязательно было читать такие журналы, как «Фильмы о любви», «Фотолайф», и «Современный экран», — что лишь любовь имеет значение, истинная любовь, а не только «карьера». Норма Джин давно это усвоила. Что свидетельствовало о наличии у нее здравого смысла.
Находясь с В., она старалась вообразить, что испытывает острое сексуальное наслаждение; мысленно представляла, как достигает оргазма — сначала медленно, потом быстро, с почти взрывной силой. И всегда вспоминала при этом долгие и томные часы любви с Кассом Чаплином, когда оба они купались в наслаждении, не понимая, день сейчас или ночь, утро или вечер. Касс никогда не носил часов и редко носил одежду. Сидел дома, следил за каждым ее движением влажным взглядом и был непредсказуем, как дикое животное. И, занимаясь любовью, они сливались каждой частью, каждой клеточкой потных тел, казалось, даже ресницы их сливаются воедино! И пальцы, и ногти на ногах!.. О, но ведь Норма Джин любила В. гораздо больше, чем любила Касса! Считала В. настоящим мужчиной, зрелым и умным, достойным гражданином. В. был мужем. В. был самым гордым из мужчин, которых она когда-либо знала. И Норме Джин хотелось, чтобы с ней он чувствовал себя королем мира. Чтобы он чувствовал, что с ним она испытывает «нечто особенное». После немногих виденных ею порнофильмов всегда оставалось чувство стыда. Ей было неловко за девушек. Так старались, можно подумать, это что-то значило.
Иногда все же удавалось достичь оргазма. Ну, во всяком случае, какого-то ощущения в нижней части живота.
Как будто там скручивалось и содрогалось что-то, и она, сама себе не веря, достигала оргазма и удивлялась. Длилось это какую-то долю секунды, потом словно выключали электрический ток. И это называют оргазмом?.. Должно быть. И она бормотала:
— О, дорогой, я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю тебя.
И это было истинной правдой! И она с восторгом вспоминала, как почти еще девочкой сжимала руку мужа в своей, сидя в кинозале в Мишен-Хиллз, и видела на экране этого мужчину, ее любовника. Он, дерзкий и храбрый летчик в «Молодых асах», спускался на парашюте все ниже и ниже, спускался среди дыма, автоматного огня и почти невыносимой тревожной киномузыки. Разве могла тогда подумать Норма Джин, что настанет день и она будет заниматься любовью с этим мужчиной? Просто невероятно!..
«Нет, конечно, он не тот самый мужчина. Так мне кажется. Так никогда не бывает».
Где-то в тени, на заднем плане, поодаль от ослепительного света прожекторов, прятался Снайпер. Проворный и ловкий, как ящерица, он распластался на фоне садовой стены, почти невидный глазу в своем резиновом, цвета ночи костюме для серфинга на молнии. Даже самым сведущим и приближенным оставалось лишь гадать, сколько этих Снайперов в южной Калифорнии. Один или несколько? Вообще-то имело смысл (здравый смысл!) предполагать, что к наиболее «специфическим» регионам Соединенных Штатов приписаны сразу по нескольку Снайперов. Имелись в виду такие известные высокой плотностью еврейского населения районы, как Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес/Голливуд. Через сверхчувствительный прибор ночного видения, прикрепленный к прицелу, Снайпер спокойно наблюдает за гостями мультимиллионера и нефтяного магната. В ту раннюю, еще невинную эру всеобщей слежки он, разумеется, не может разобрать их слов, даже когда они кричат, слишком уж здесь шумно и весело. Интересно, что чувствует он, видя в толпе квазизнакомые лица звезд? Ведь любой человек, увидев лицо звезды, испытывает словно легкий толчок, легкий укол разочарования — так бывает, когда твое заветное желание исполняется слишком быстро. И однако же сколько красивых лиц! И лиц могущественных мужчин, вершителей судеб. Густые, грозно сведенные к переносице брови под отвесными лбами, крупные и округлые, как шары для игры в боулинг, черепа, блестящие глаза насекомых. Черные галстуки-бабочки, фраки. Накрахмаленные сорочки с оборками. Блестящая элегантная публика.
Но нашего Снайпера, настоящего профессионала, не пронять ни красотой, ни могуществом. Снайпер работает на Соединенные Штаты и, служа Соединенным Штатам, служит Правосудию, Нравственности, Порядочности. Можно сказать, он служит самому Господу Богу.
Канун Вербного воскресенья, за неделю до Пасхи. Удивительно теплый вечер, легкий бриз насыщен благоуханием цветов. Имение нефтяного мультимиллионера с замком в нормандском стиле находится на холмах, в престижном Бель-Эр. Норма Джин думает: Что я делаю здесь, среди совершенно чужих мне людей?Пусть даже на самом деле она думает: Настанет день, и я буду жить в таком же особняке, клянусь!Она беспокойно озирается, чувствует, что за ней кто-то наблюдает. На ней красное, цвета модной губной помады платье с огромным декольте, оставляющее большую часть груди открытой и тесно облегающее бедра и тонкую талию. Просто кукла, статуэтка, а не женщина, даже странно, что она двигается. Она оживлена, она улыбается и, совершенно очевидно, счастлива находиться в столь блестящей компании! И еще эти красиво уложенные, тонкие и блестящие платиновые волосы. И эти прозрачные синие глаза!
Снайперу кажется, что именно эту женщину он где-то видел раньше. Разве не эта аппетитная молодая блондинка подписала петицию в защиту комми и разных там симпатизантов комми? Защищала этих предателей, Чарли Чаплина и Пола Робсона (который мало того что предатель, еще и ниггер. Ниггер, возомнивший о себе бог знает что!) Имя этой девицы наверняка есть в досье, сколько бы там ни было у нее имен и псевдонимов, государство следит за ней. Государству она известна. Снайпер задерживает взгляд на «Мэрилин Монро», фиксирует ее в прицеле винтовки.
Зло может принимать любую форму. Абсолютно любую. Может притвориться даже ребенком. Зло в двадцатом веке обрело настоящую силу. И его следует находить и искоренять, как источник смертельной заразы.
А рядом с восходящей старлеткой, «Мэрилин Монро», стоит не кто иной, как ветеран войны, кинозвезда, герой и ура-патриот из фильмов «Молодые асы» и «Победа над Токио». Из фильмов, которые Снайпер с таким восторгом смотрел еще в юности. Неужели эти двое и есть его цель?
Если б я была шлюхой, как Роза, я бы хотела всех этих мужчин. Разве нет?
Оказывается, прием был устроен в честь героев Голливуда.
Норма Джин этого не знала. Не знала она и того, что встретит здесь мистера Зет, мистера Д., мистера С. и других господ со Студии. Которые улыбались ей, злобно, как гиены, щеря зубы.
Герои Голливуда! Патриоты, которые сумели спасти Студию от гнева Америки и финансового краха.
Там были дружески настроенные свидетели, представшие перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности в Вашингтоне и с пеной у рта отрицавшие наличие коммунистов и симпатизирующих им в своих профсоюзах. Ибо Голливуд к тому времени разделился на профсоюзы, и виной тому были все те же комми. Там был красавец и исполнитель главных ролей во многих фильмах Роберт Тейлор. Там присутствовал шустрый и маленький, щегольски одетый Адольф Менжу. Там был сладкоречивый и непрерывно улыбающийся Рональд Рейган. И Хамфри Богарт с грубоватым, но симпатичным лицом, который первым осмелился противостоять расследованию и публично отрекся от всех своих показаний.
Вы спросите почему? Да потому, что Богги всегда четко знал, что для него хорошо, а что плохо. Как, впрочем, и все мы, остальные. Донести на друга — вот проверка истинного патриота. А на врага каждый может донести.
Норма Джин пожала плечами. И шепнула В.:
— Может, пойдем? Я тут кое-кого побаиваюсь.
— Боишься? Но почему? Или прошлое дышит в спину?
Норма Джин рассмеялась, прислонилась к В. Ох, уж эти мужчины, такие шутники!
— Я же г-говорила тебе, дорогой. У меня нет прошлого. «Мэрилин» родилась только вчера.
Господи, как же они верещат! Прямо как младенцы, которых закалывают штыком.
Роскошные птицы в радужном зелено-синем оперении расхаживали по саду и смешно подергивали маленькими головками, точно общались с помощью азбуки Морзе. Гости заигрывали с ними, кудахтали и ворковали. Хлопали в ладоши, чтобы напугать. Норме Джин показалось странным, что павлины не разворачивают свои хвосты веером, а ходят, небрежно волоча их за собой по земле. «Будто они для них обуза, тяжкая ноша, верно? Такие красивые хвосты. Но, должно быть, ужасно тяжелые». Весь вечер Норма Джин ловила себя на том, что говорит сплошными банальностями. Простыми и избитыми словами — наверное, за неимением сценария. А когда в голову приходили такие слова, как прощание, экстаз, алтарь,она не могла произнести их. Ибо что они могли означать в контексте столь роскошной обстановки, в имении техасского нефтяного магната? Норма Джин понятия не имела. А В. с трудом мог расслышать, что она говорит среди царившего вокруг шума и гама.