Блондинка. Том I
Шрифт:
Они шли вдвоем по вьющейся серпантином дорожке, огибающей искусственную горку с ручьем. По другую сторону ручья тоже бродили павлины, а также невероятно грациозные высокие птицы в ярком неоново-розовом оперении. «Фламинго?» Норма Джин никогда не видела фламинго так близко. «До чего же красивые птицы! Надеюсь, все они настоящие?» Нефтяной магнат и мультимиллионер славился своей коллекцией экзотических птиц и зверей. Ворота при въезде в поместье охраняли чучела слонов с желтоватыми изогнутыми бивнями. Вместо глаз были вставлены лампочки. Господи, как живые! Крышу шато в нормандском стиле украшали чучела африканских грифов, там их сидели целые ряды, и издали птицы походили на зловещие черные зонтики, отороченные бахромой. Здесь же, неподалеку от ручья, металась в клетке южноамериканская пума, а за высоким сетчатым
— О-о! Вот уж не хотела бы оказаться в объятиях этого парня. Нет уж, спасибо!
Фраза послужила репликой для В. Он игриво обнял Норму Джин, сжал, сдавил ее ребрышки. И, рассматривая огромную змею, пропустил свою реплику.
— О! А это что там такое?.. Какая-то большая и странная свинья!
В., сощурясь, взглянул на прикрепленную к пальме табличку.
— Тапир.
— Кто?
— Тапир. Ночное копытное, водится в тропической Америке.
— Ночное что?
— Копытное.
— Господи! Что делает здесьночное копытное?
Белокурая Норма Джин говорила одними восторженными восклицаниями, старалась скрыть все нарастающее беспокойство. За ней точно кто-то наблюдает! Исподтишка! Прячется где-то там, в темноте, за мигающим неверным светом фонарей. И выискивает ее глазами в толпе. И красивое лицо В. выглядит в этом свете странно побелевшим, как гипсовая маска, испещренная мелкими морщинками. А глаза — словно черные дыры. Зачем они здесь? Что они здесь делают?.. Крупная капля пота, смешанного с пудрой, медленно ползет в развилку между двумя большими и красивыми грудями Нормы Джин, исчезает за вырезом вызывающего алого платья.
Сценарий есть всегда. Но далеко не всегда он тебе известен.
Наконец они ее настигли.
Она ждала. Она знала, что это случится.
Кружили вокруг нее, словно гиены. Скалили в усмешке зубы.
Джордж Рафт. Низкий зазывный голос:
— При-вет,Мэрилин!
Мистер Зет с личиком летучей мыши:
— Мэрилин, при-вет.
Мистер С., мистер Д., мистер Т. И другие, которых Норма Джин не узнала. И техасский нефтяной магнат и мультимиллионер, вложивший основные деньги в «Ниагару». Их похожие на горгулий физиономии испещрялись бликами, чередованием света и тени, как в старых немецких экспрессионистских фильмах. В. стоял почти совсем рядом и безмолвно наблюдал за тем, как они подходят и трогают Норму Джин толстыми, как сосиски, пальцами, тыкают ими ей в плечи, обнаженные руки, указывают на бедра, груди, стремятся прислониться, прижаться к ней и тихонько посмеиваются, подмигивая в сторону В. Она наша. Вот эта. Мы все ее имели и имеем.И когда наконец Норма Джин вырвалась от них и обернулась к В., того не было. Он исчез.
Она поспешила за ним. Им пора домой, хотя не пробило еще и полуночи.
— Подожди! Ну, куда же ты? Пожалуйста!..
В панике она вдруг забыла имя возлюбленного. Догнала его, схватила за руку. Он грубо вырвался, выругался. Потом бросил через плечо нечто вроде: «Пока!» или «Прощай!» Норма Джин взмолилась:
— Я… с ними не была! Ни с одним из них. Правда! — Тут голос ее подвел. Все же скверная она актриса. Слезы бежали по щекам, тушь снова растеклась. Это почти непосильная задача — быть красивой да к тому же еще и женщиной!..
Тут вдруг Норма Джин почувствовала, что кто-то схватил ее за руку. Вздрогнула, обернулась и увидела — Касс Чаплин?.. Может ли это быть? А потом кто-то еще сжал другую ее руку, сильные пальцы переплелись с ее пальцами, и она обернулась и увидела — Эдди Дж., любовник Касса? Красивый молодой человек весь в черном, он двигался быстро и бесшумно, как пума, следом за Нормой Джин. А она подошла к самому краю террасы и стояла, слегка покачиваясь на высоких каблучках, ослепшая и онемевшая от боли и унижения. Нежным мальчишеским голосом Касс шепнул ей на ушко:
— Тебе не место среди людей, которые тебя не любят, Норма. Пойдем с нами.
Эта ночь…
Эта ночь, первая из их ночей!
В ту, первую ночь у Нормы Джин началась новая жизнь!
В ту ночь во взятом напрокат «роллсе» 1950 года выпуска они поехали к океану за Санта-Моникой. Широкий белый разглаженный ветрами пляж был совсем пуст в этот час. Яркая с жемчужным отливом луна, обрывки светлых облачков на фоне темного неба. Они кричали и пели! Купаться было холодно, даже бродить босиком по мокрому песку было холодно. И они просто бегали у кромки прибоя, и хохотали, и взвизгивали, как расшалившиеся дети, носились, обнявшись за плечи и талию. Как неуклюжи они были и в то же время грациозны, эти трое красивых молодых людей в беззаботном расцвете сил. Двое молодых людей в черном и белокурая девушка в алом платье для коктейля — неужели все трое влюблены? Неужели трое могут влюбиться столь же самозабвенно, как двое?
Норма Джин сбросила туфельки и бегала до тех пор, пока не порвала чулки в клочья. И все равно продолжала бегать, то бросаясь на мужчин, то вырываясь от них, потому что они все время хотели целоваться. И не только целоваться, они были возбуждены, словно два здоровых молодых зверя, и Норма Джин поддразнивала их, выворачивалась из их объятий и бежала быстро, насколько хватало сил. Босоногая, с растрепанными волосами, да она настоящий сорванец, а не роскошная блондинка-красавица. И она взвизгивала, и хохотала, и была совершенно счастлива. Она забыла о вечеринке в Бель-Эр. Забыла о том, что от нее только что ушел любовник, ушел навеки из ее жизни, повернувшись к ней широкой и неподвижной, будто окаменевшей спиной.
В горячке возбуждения ей вдруг начало казаться, что эти молодые принцы явились за ней в сиротский приют, освободили ее из заточения. Из этой тюрьмы, куда ее привезли приемные родители и подло бросили там. Она уже почти не узнавала этих молодых людей. Нет, конечно, их имена она знала: Касс Чаплин и Эдди Дж. Робинсон-младший. Презренные сыновья знаменитых отцов, принцы-изгои. Они сидели без гроша, но носили дорогую одежду. У них не было ни домов, ни квартир, но жить умудрялись стильно. Ходили слухи, что они непрерывно пьянствуют, принимают опасные снадобья. Но вы только посмотрите на них! Лучшие представители мужской части населения США, золотая молодежь! Касс Чаплин, Эдди Дж. — они пришли за ней! Они любят ее! Ее, Норму Джин, которую презирали другие мужчины, использовали, а потом выбрасывали, точно грязную салфетку. Потом мужчины много раз пересказывали эту историю, и, если верить их словам, получалось, будто бы исключительно ради нее они испортили прием, устроенный техасским мультимиллионером.
Тогда я не могла знать, что они сделают мою жизнь сносной. Возможной вообще. Что они сделают возможной Розу, и даже больше.
Вот один из них повалил ее на сырой холодный песок. Вдавил в него, держал, не давая встать. Она барахталась, боролась, хохотала. Красное платье порвалось, пояс и черные кружевные трусики перекрутились. Ветер раздувал волосы, глаза слезились, и она почти ничего не видела. И тут Касс Чаплин начал целовать ее прямо в полуоткрытые от изумления губы — сперва нежно, потом все более страстно и яростно, как не целовал уже очень давно. Норма Джин обняла его за шею, отчаянно впилась пальцами, приникла всем телом. И тут Эдди Дж. опустился рядом на колени и начал возиться с ее трусиками. И наконец сорвал их и отбросил. А потом принялся ласкать ее сильными умелыми пальцами. Щекотать столь же умелым языком, целовать укромное местечко между ног — ритмично, настойчиво, по нарастающей, в такт биению пульса. Норма Джин высоко закинула ноги, принялась вращать бедрами, она уже была готова кончить. И тогда Эдди быстро и ловко, словно проделывал этот маневр много раз, изменил позу. Теперь он нависал над ней всем телом, а Касс нависал у нее над головой, и оба вошли в нее одновременно. Более тонкий пенис Касса — в рот, более толстый пенис Эдди — во влагалище. И заработал там, словно насосом, напористо и энергично, и Норма Джин начала вскрикивать. О, никогда в жизни она так еще не кричала!.. Она кричала, словно от этого зависело спасение ее жизни, она стискивала тела обоих любовников в пароксизме страсти. Над чем они позже довольно грубо смеялись.