Блондинка. Том I

Оутс Джойс Кэрол

Сам Роберт Митчем! Так и пожирает ееглазами! В Голливуде Митчем имеет совершенно чудовищную репутацию, за такие проделки другого актера давным-давно бы выгнали. Как удалось ему избежать внимания со стороны КРАДа, никому неизвестно. Вот какая состоялась между ними беседа, прерываемая маниакальными вскриками павлинов. Впоследствии Норма Джин не раз «проигрывала» ее в уме, точно пластинку.

МИТЧЕМ: О, кого я вижу, Норма Джин! Ну, будет тебе стесняться, милая. Мы познакомились еще до того, как ты стала «Мэрилин».

НОРМА ДЖИН: Что?

МИТЧЕМ: Задолго до «Мэрилин». Еще в Долине.

НОРМА ДЖИН: Вы Роберт М-Митчем?

МИТЧЕМ: Можешь называть меня просто Боб, дорогая.

НОРМА ДЖИН: Так вы говорите,

что знаете меня?

МИТЧЕМ: Я говорю, что знал Норму Джин Глейзер задолго до того, как она превратилась в «Мэрилин». Где-то в сорок четвертом, сорок пятом. Дело в том, что я работал на заводе Локхида. В сборочном цехе, с Баки.

НОРМА ДЖИН: Б-Баки? Вы знали Баки?!

МИТЧЕМ: Да нет, я не зналБаки. Просто работал вместе с ним. Честно говоря, мне этот Баки никогда не нравился.

НОРМА ДЖИН: Не нравился? Почему?..

МИТЧЕМ: Потому, что этот подонок и сукин сын приносил и показывал парням снимки своей молоденькой хорошенькой жены. Совсем еще девочки. Хвастался ими, пока я не задал ему хорошую трепку.

НОРМА ДЖИН: Что-то я не совсем…

МИТЧЕМ: Не важно. Это было чертовски давно. Я так понимаю, он в твоей жизни больше не фигурирует?

НОРМА ДЖИН: Снимки? Какие снимки?..

МИТЧЕМ: Не будем больше об этом, «Мэрилин». И мой тебе совет, бери пример с Боба Митчема. Студия тебя иметь хотела, так поимей ее еще круче! И удачи тебе.

НОРМА ДЖИН: Погодите! Мистер Митчем… Боб…

Теперь В. просто не спускал с нее глаз. В. вернулся и осторожно подкрадывался к ней. В. в рубашке с распахнутым воротом, в застегнутом всего на одну пуговицу светлом льняном спортивном пиджаке. В. — стопроцентный американец, парнишка с веснушчатой физиономией, задавший нацистам перцу во время войны. Это он вырвал из рук немца штык и заколол его этим самым штыком, и стопроцентная американская публика приветствовала этот поступок громкими криками и свистками, точно он забил гол в регби на школьном стадионе.

В. ухватил Норму Джин за обнаженное плечо и спросил, о чем это говорил с ней Роберт Митчем. И почему она выглядела такой заинтригованной и едва ли не падала в объятия этого негодяя. В ответ на что Норма Джин сказала, что некогда Митчем был другом ее бывшего мужа.

— Очень давно. Оба тогда были еще мальчишками.

Прием давал мультимиллионер, нефтяной магнат из Техаса, плотный мужчина с повязкой на глазу, как у пирата. Он хотел инвестировать деньги в киноиндустрию. В саду бродили диковинные птицы, имелся зверинец, на фонарных столбах горели высокие свечи, а в небе, над верхушками пальм, висела искусственная полупрозрачная луна, освещенная изнутри фонариком. И гости видели сразу две луны в небе!Были на этой вечеринке и Близнецы (приехали по приглашению на взятом напрокат «роллсе») и они наблюдали за Нормой Джин с расстояния. Они видели Митчема, но не слышали, что он ей говорил. Они видели В., но тоже не слышали.

— Иногда вдруг возникает ощущение… что я как бы без кожи. Недостает одного ее слоя. И все может причинить боль. Как солнечный ожог. Мистер Шинн умер, и мне страшно его не хватает. Он единственный, кто верил в «Мэрилин Монро». Студийные боссы не верят, это я точно знаю. «Эта бродяжка» — так они меня называют. Я и сама не очень-то верю. Блондинок на белом свете полно… Когда мистер Шинн умер, мне самой хотелось умереть. Потому что это я виновата в его смерти, я разбила ему сердце. Но я знаю, что должна жить. «Мэрилин» была его детищем, так он, во всяком случае, утверждал. Возможно, был прав. Я должна жить за «Мэрилин». И не то чтобы я очень религиозна, нет. Просто сейчас как-то не совсем представляю, кто я… И не очень-то верю людям, которые утверждают, что верят в кого-то или во что-то. Это всего лишь слова, они говорят, что им кажется, сами толком не знают. Похоже на клятву в лояльности, под которой мы должны подписаться. Вот все и подписываются. И коммунисты в том числе, но ведь это же ложь, правильно?.. Тогда какой смысл? Но лично мне кажется,

у каждого человека есть определенные обязательства. Ответственность, что ли… Помните роман Герберта Уэллса «Машина времени»? Путешественник во Времени попадает в будущее на своей машине, которую не вполне контролирует. Попадает в далекое-далекое будущее и вдруг понимает: будущее все равно впереди. В звездах. Нет, я не признаю эти глупые суеверия, всю эту чепуху… типа астрологии, да? Или предсказания судьбы по руке. Все эти попытки предсказать будущее. При этом речь всегда идет о каких-то мелких, незначительных вещах. Я хочу заглянуть в будущее, но спрашиваю о другом. Изобретут ли лекарство от рака? Или психических заболеваний? Мне кажется, это самое будущее, что впереди, оно как дорога, по которой еще никто не ходил и не ездил, может, даже еще и не мощеная. И ты в долгу перед твоими потомками, перед детьми твоих детей. А потому должен жить. Хотя бы для того, чтобы эти дети родились. Имеет смысл, правда? Лично я считаю, что да. В детстве мне снился сон… такой прекрасный!.. Нет, не буду рассказывать о нем. Это очень личное. Просто хотелось бы, чтобы в этом сне была подсказка, хотя бы один намек на то, кто мой отец!

Апрель 1953-го. Норма Джин убежала в дамскую комнату, спряталась там и рыдала. За дверью гремела музыка, доносились взрывы смеха. Ей так обидно! Она оскорблена. Этот техасский магнат дотронулся до нее, сказал, что хочет убедиться, «настоящая» ли она. Хотел танцевать с ней буги-вуги. Он не имел права! Она это не танцует! Что, если В. все видел? И мистер Зет с личиком летучей мыши, и этот злобный и хитрый Д., что, если они наблюдали? Я вам не шлюха, которую можно нанять на ночь! Я — актриса!В моменты, подобные этому, Норме Джин особенно не хватало мистера Шинна. В. любил ее, но не слишком, похоже, просто одобрял. Да, это так, это следует признать. И потом, в последнее время стал ревновать — к ее карьере! И это В., который сам был невероятно знаменит, когда Норма Джин еще училась в школе и восторгалась его веснушчатым мальчишеским лицом на экране! А может, В. и не любил ее вовсе? Может, ему просто нравилось трахаться с ней?..

На то, чтобы смыть растекшуюся по щекам тушь, ушло минут десять, не меньше. Еще десять минут ушло на восстановление хорошенькой и игривой «Мэрилин», души сегодняшней вечеринки. «О, как раз вовремя!»

Элегия. Памяти И. Э. Шинна.

На небесах Усопших души лгут. Нет, это ложь! Мы просто не хотели, Чтобы нас совсем покинули они.

Единственное стихотворение, которое Норма Джин написала за долгое время. И получилось у нее скверно.

Иногда, лежа в постели, в объятиях мужчины, она отчаянно боялась его потерять. Мысли прыгали, точно блохи на сковородке. Она вздыхала, стонала, причитала, вонзая пальцы в его вьющиеся, все еще густые волосы. Угрем извивалась в его веснушчатых полных сильных руках. (На левом предплечье у него была крошечная татуировка в виде американского флага. Так и напрашивалась на поцелуй!) А он наваливался на нее всем телом, покрывал бешеными поцелуями, входил в нее и, если удавалось сохранить эрекцию (затаить дыхание и надеяться, держаться, держаться, так держать!), занимался с ней любовью, напористо и размеренно, пыхтя и посапывая, словно насос. По мере приближения к финалу он словно переключал скорость — движения его становились порывистыми, быстрыми, дергаными.

Каждый мужчина занимается любовью по-своему, у каждого тут свой «стиль», в отличие от случаев, когда они требуют, чтобы ты сосала их член. Тут всегда одно и то же, и не важно, тонкий член или толстый, короткий или длинный, гладкий или весь перевитый, будто веревками, вздувшимися венами. Член бледный, цвета сала, или розовый, словно сосиска; чистенький, пахнущий мылом член или воняющий мускусом; член прохладный на ощупь или горячий, как кипяток. Член — он и есть член, всегда одно и то же и всегда гадость.