Блондинки не сдаются
Шрифт:
Я посмотрел на детей, которые играли в песочнице и подумал о том, что никогда не испытывал тяги к родительской роли. И в целом не представлял себе, как это. И смогу ли я? Дети не вызывали у меня каких-то особых чувств, как я ни силился загрузиться ответственностью момента.
Маша выскочила из подъезда и с радостным выражением лица побежала вприпрыжку ко мне. Она была похожа на маленького ангела, спустившегося с высоких высот на скучную землю. Чистое и незамутненное облако, которое совершенно случайно зацепилось за меня. И отпустить ее силы воли не хватит. Я знал, что она меня не любит.
— Лена такая болтушка, — запыхавшись, сказала она, присаживаясь рядом. — Как начнет, не остановишь.
— Ты про меня ей тоже растрепала? — спросил я, прищурясь и тебя Машу за руку.
— Нет конечно! — воскликнула она. — Какая ерунда приходит тебе в голову!
— Я придумал еще один способ, — вытащив ампулы, положил их на скамейку. — Это снотворное. Один укол, и ты заснешь, как спящая красавица. На всю ночь сладким сном.
— Ну да, только в сказках царевич будил красавицу поцелуем, а ты вместо любви вколешь мне в задницу укол и будешь обниматься с трупом. Извращенец, — засмеялась Маша.
— Главное, относиться к таким вещам философски, — почесал я нос. — Это временная мера, надо с оптимизмом смотреть в будущее.
— Поэтому ты вместо одной ампулы купил целых десять? Запасливый, — толкнула она меня, вставая. — Пошли, тело готово к испытаниям.
Я шла за Андреем, а у самой от растерянности подгибались колени. И ни с кем не посоветоваться. Лена не подходила. Во-первых, она трепло без костей, а во-вторых, обсуждать с ней подобные вопросы не было смысла. С мамой — и подавно. Оставался чокнутый жених, который собирался отключать меня димедролом. Я посмотрела на его задумчивое лицо и вздохнула. И зачем согласилась? Он же не любит меня, собака. Холодный как камень. Все рассчитывает и просчитывает, подлец, а когда не помогает, пихает деньги. Это я влюбилась, как дурочка, и позволяю использовать себя, как куклу. Идиотская зависимость от своих эмоций угнетала меня. Нашел удобную дурочку, запудрил мозги, запутал своими расписками и разговорами. Я чувствовала себя мухой в паутине.
Почему бы не послать его к чертям собачьим? Разрешил же. Сказал, что про долг можно забыть. С суммой все равно обманул, негодяй. Так что я в принципе свободна от любых обязательств.
Мучительно вздохнув, еще раз посмотрела на его лицо. Абсолютно спокойное, как будто все, что мы с ним делаем, правильно. И это отключало всякое желание думать и сопротивляться. Плыла как бревно по течению: послушно села в машину и закрыла глаза. Будь что будет, не хочу думать. Где-то на периферии сознания билась мысль, что никто так долго не стал бы со мной возиться. может быть и хорошо, что у него тоже есть проблема, иначе вышло бы как с Пашей. Давай, давай, скорее, быстрее, ага, не получается, значит ты фригидная дура и не любишь меня. Пошел я и он ушел. Было так больно и стыдно.
Дома он раздел меня. словно ребенка и, помыв руки, разложил ампулы на тумбочке.
— Ты умеешь уколы делать? — дыша как загнанный зверь, спросила я.
— Я умею все, — улыбнулся он, — Не бойся, у меня рука легкая.
— А если проснусь? — спросила я, поворачиваясь на живот и чувствуя, как он растирает мне ваткой кожу.
— Снотворное не сможет
— Вдруг мне станет больно? — задала я тревожащий меня вопрос.
— Исключено, — замотал он головой и легко вогнал иглу. — Сейчас немного закружится голова, может затошнить, так бывает.
Я закрыла глаза, ощущая тяжелые волны откуда-то изнутри. Тягучая темная масса накатывала на сознание, словно плотное одеяло, закрывая реальность.
— Я люблю тебя, — прошептал он, склонившись над ухом. Или это было уже во сне, и мне показалось, что я услышала удивительную фразу. Хотела ответить, что тоже люблю его, но губы перестали слушаться, тело обмякло, и меня унесло в какую-то странную воронку. Словно я раскачивалась на качелях, которые летели в серой пустоте. Я не знала, происходило ли это в реальности, или во сне. Кто-то долго и нежно гладил мои ноги и руки, а дальше я отключилась. Уснула.
Проснулась я внезапно. Было тепло. Руки Андрея обнимали меня, укутывая в обертку такой нежности, что я задохнулась от эмоций и стала растирать слезы. Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Тебе плохо? — встревоженно спросил этот чудик.
— Не знаю, видимо, переволновалась, глаза всегда на мокром месте.
— Ты прелесть, — Андрей легко коснулся моих губ. — Ничего не болит?
— Задница, — пожаловалась я. — Место укола чешется.
Он рассмеялся и прижал меня к себе.
— Получилось. И я думаю, что не все так безнадежно. Твое тельце оказалось вместительнее, чем я думал, поэтому ждать рождения богатыря не будем.
— Как это? — я обхватила его шею руками и уткнулась в грудь. — Думаешь, получится нормально?
— Если залить туда бочку солидола, то да, — рассмеялся Андрей, поглаживая пальцами мою грудь. — Ты очень красивая. Я захотел тебя сразу же, как только ты накинулась на меня со своей мазней.
— Дилетант, я еще стану известной художницей, — показала ему язык. — Увидишь. Мои картины будут покупать.
— Уверен в этом, главное, страсть, а в тебе она есть, но ты закопала ее очень глубоко. Вместо любви раздаешь фигналы и кидаешься камнями.
— Давно тебя не била, — ухмыльнулась я, щелкая его по носу. — А есть за что — за вранье, — я стукнула его легонько по плечу, — Еще раз за это же, — пнула ногой, — И еще раз за мертвых родителей. Враль.
— Если ложь во благо, я прощаю себя и отпускаю сам себе грехи, — сказал Андрей, заложив руки за голову. — Как сына назовем? Давай Ильей? Мне нужен крупный пацан.
— Я хочу дочку, — не согласилась я. — Красавицу.
— Крупную, — поправил он, смеясь.
— Эгоист, — нахмурилась я. — Ты думаешь только о своей выгоде.
— Неправда, я думаю о маме теоретических сына и дочки. Не хочу, чтобы ты всю жизнь делала это, зажмурив глаза и сцепив зубы. Димедрола на тебя не хватит. У меня постоянный голод, — пожаловался он.
— Три раза в день — нереально, — покачала я головой. — Ты разорвешь меня пополам.
— Я шутил, — Андрей вдруг схватил меня за ногу и подтащил к себе. — Пугал тебя испытаниями. Хотя если ты сможешь, я только “за”.