Бог не Желает

Эриксон Стивен

Рент прыгнул, кулак врезался в лицо Нилгхана. Сломан нос, глаза закатились - воин рухнул наземь.

Розовые пузыри на руинах носа показывали, что он еще дышит. Удовлетворенный Рент присел рядом с бесчувственным воином. Отвязал оружие от руки Нилгхана и этими ремешками связал ему запястья. Подтащил туда, где лежал Говер. Привязал к своему поясу остаток окорока и оружие из челюсти. Повесил копье за спину и повернулся к воинам-Жеккам.

Нелегко было взваливать их на плечи, но он сумел. Пришлось держать обеими руками. Тяжело дыша, Рент двинулся в путь.

Дамиск распластался на дне пещеры. Прибой бушевал внизу. Соленый туман оседал на лице

и руках. Казалось, освобождение бога развязало ярость штормов. Спуск по стене утеса заставил его дрожать, то ли от страха, то ли от утомления. Впереди ждала неведомая судьба.

Было ясно, что Оплот Зверя открывается в множество миров. Было возможно, что ему не найти дороги домой, что ему придется до конца своих дней блуждать по странным королевствам. Но даже это казалось лучшей альтернативой. Помощь богу не гарантировала милостивого божьего взгляда. Нет, сама мысль о внимании бога заставляла его нервничать.

Вздохнув, Дамиск встал и пошел в пещеру. Тепло быстро исчезло, после нескольких поворотов пропал и свет, заставляя его медленно ощупывать путь.

"Меня уже тошнит от пещер".

Вытянутые руки коснулись ледяной стены. Дамиск застыл, закрыв глаза.

"Снова ты. Хорошо. давай прощупаем тебя, пока..."

Провал. Он медлил, хотелось прошептать молитву богу - только какому? "А, драть их всех".

Дамиск шагнул вперед. Холод ударил, украл дыхание их груди. Глаза жгло. Он шагал. Каменный пол скользил под мокасинами, но пока был ровным.

Что-то коснулось левой щеки под глазом. Дамиск отпрянул. Замер, ожидая.

Когда ничего не произошло, вытянул руку. Пальцы коснулись чего-то гладкого и чуть податливого. Ощупав это, он застонал от внезапного страха. Лицо.

Дамиск отступил, рука вытянула нож.

После долгого мгновения, в котором он слышал лишь свое дыхание и стук сердца, он снова шагнул вперед. Коснулся лица пальцами. Замороженное. Безжизненное. Он коснулся глаз, и ресницы осыпались.

"Боги, что за участь".

Дамиск шагнул дальше. Три, четыре шага. На пятом ледяной пол накренился вниз. Он закачался, упал и заскользил вперед. Дыхание сперло, руки вытянулись, но не находили за что ухватиться. Скорость нарастала.

Бок ударился обо что-то, тело развернулось. Отчаявшийся Дамиск вонзил нож в ледяной пол. Падение замедлилось, нож прогрыз во льду глубокую борозду. Затем сломался, и его снова понесло.

Внезапно просиял свет, затем он ударился о каменистый грунт. Услышал, как ломается лук; обломок пробил куртку и поддевку. Второй мотнулся и поранил ему лицо. Выругавшись от боли, он покатился по жестким камням и не сразу остановился.

Медленно собрался с духом и встал, морщась.

Сзади высились зубчатые скалы. Казалось, он выпал из Оплота сквозь сплошной камень. Он недоумевающее огляделся.

Падальщики добрались до изуродованных трупов саэмдов. Куски лежали там и тут.

Далекое движение привлекло его взгляд. Дамиск встал. Прищурился, всматриваясь в странное явление.

Существо брело к нему, пошатываясь, но довольно скоро оказалось рядом. Замерев.

– Перерыл всю память, - сказал Дамиск, - но так и не вспомнил, Рент, что советовал тебе подбирать воинов-Жекков.

Красные глаза устало моргнули.
– Дамиск.
– Слово прозвучало карканьем.
– Ужасно выглядишь.

Глава одиннадцатая

В этот день, как во все остальные Я

за свежей слежу бороздой Взрыта почва, беспомощны корни Не признаю бессилья пред плугом Но скажу, что страна вся в прорехах Стали прахом былые стада Ты же видишь лишь цель впереди Вырыт я и в тоске содрогаюсь Знаю - грезы твои беспощадны Гибель Воли, распаханный мир Истощенный, без крови лежащий Под железными зубьями плуга Под тяжелой победной стопой Нам с тобой ни к чему разговоры Речь одна, только скрыть не сумеем Мы взаимное непониманье Не стыжусь я за кровь на руках Ты навеки останешься сзади Тишину обнимая как друга А разящий клинок вдаль уносит Тяжесть всех твоих давних убийств Позабудь обо мне навсегда Руку бледную ввысь подними Длань раскрой, как святилище хлеба Столь невинного. Я же помчусь Со стадами в тиши бесконечного Праха.

Смерть равнин, Эрит - ривиец

В поезде торговцев-ривийцев было шесть фургонов. Они въехали по Внутренней дороге, обогнув лагерь Балка, и подтягивались к Новым воротам. Водичка следила за ними с поста. Волы под ярмами были жалкими: старые, с прогнутыми спинами, охряные шкуры в клочках шерсти и розовая кожа там, где ярма натерли холки. Глаза тусклее неба.

– Я или ты?
– сказала Аникс с другой стороны.
– Как видишь, мне здесь очень удобно, и это что-то значит.

Водичка подняла взгляд. Аникс опиралась на видавшую виды каменную колонну, которую невесть когда вырыли невесть где и сделали опорой ворот. Опора на стороне Водички была из дерева. Дубовый ствол или еще какой. Ее бока были усеяны железными гвоздями, на некоторых еще болтались выцветшие обрывки ткани. К такой опоре не прислонишься.
– Нечестно, Аникс.

– Почему нечестно? У тебя стул.

– Сидеть удобнее, чем опираться, - сказала Водичка.
– Значит, мое отдохновение побивает твое. Так что иди, потолкуй с ними, узнай, что везут, всё такое.

– Отдохновение, вот как? Ты вообще знаешь, что это такое?

Водичка фыркнула, вытянув ноги.
– Это значит, что я остаюсь сидеть. Иди, женщина. Я ходила в последний раз.

– Последний раз были две старушки с телегой завяленных яблок. Едва ли считается.

– Считается, поверь. Поспеши, они почти здесь.

Вздохнув, Аникс оторвалась от колонны.
– Хотя бы дай мне одно из тех яблок, Дичка.

– Нет. Это подарок.

– Взятка.

– Подарок, ведь я так мило им улыбалась.

– Глаза на твоем шарфе их так напугали, что лопнули пузыри, - сказала Аникс и вышла на дорогу, подняв руку.
– Стоять!

Старый плосколицый ривиец накинул колпак на нос переднего вола, остановив его. Равнинный акцент казался музыкой, хотя он говорил на языке Генабариса.
– Четыре года тут торгуем, солдат. Обычно становимся на Купчем Поле. Без проблем.
– Взгляд узких глаз пробежался по Водичке.
– И без податей. Мы продаем нужное.