Бог в поисках человека
Шрифт:
Положения II Ватиканского Собора.
II Ватиканский Собор не только разъяснил положение епископов [282] и встроил его в экклезиологический контекст [283] , он также высказался по поводу «мирян» и sensus fidelium.
В центральном месте Церковной Конституции, где разъясняется действительность Церкви как «народа Божия», речь идет о подчинении верующих Христу: «Снабженные столь многими и столь действенными средствами спасения, все верные Христу, каково бы ни было их положение и статус, призываются Господом, каждый на своем пути, к совершенству святости, благодаря которой совершенен Сам Отец» (LG 11). Участие всей совокупности священного народа Божия в пророческом служении Христа, – говорится далее, – включает в себя как следствие помазания от Святого («a Sancto» [ср. 1 Ин 2, 20 и 27]) свободу от заблуждений в вере {116} («universitas fidelium […] in credendo falli nequit»; LG 12). И это особое свойство вся совокупность верующих «проявляет в сверхъестественном разумении веры всем народом, когда “от Епископов и до последних верных мирян” она выражает своё вселенское согласие в вопросах веры и нравов. Ибо этим разумением веры, которое пробуждается и поддерживается Духом Истины, Народ Божий, руководимый священным учительством […] неотступно подвизается за веру, однажды переданную святым (cр. Иуд 3), по верному суждению проникает в нее все глубже и все полнее претворяет ее в жизнь» (LG 12). Собор утверждает в качестве непреложной и ведущей задачи учительства разъяснение и углубление fides catholica;
282
См. в частности Декрет о пастырских задачах в Церкви «Christus Dominus». In: LTHK2 Erg.-Bd. II, S. 127–247.
283
Ср. M. Wagner, Sind neue Katechismen notwendig? Dogmatische "Uberlegungen zu einer katechetischen Grundsatzfrage. In: StZ 212 (1994), 465–476, особенно 473.
В той мере, в какой sensus fidelium рассматривается в качестве «обязательной нормы веры», оно должно быть понято как вера, предписанная Церкви – зримому «народу Божию», наделенному иерархической структурой и развертывающему свое служение и свои обязанности в мире. Поскольку разумение веры понимают в качестве «обязывающей нормы», тем самым признается следующее: именно действия Духа Божия пробуждает sensus fidei, а тем самым, заодно, и sensus fidelium, и придает ему нормативный характер. Там, где христиане со своими пастырями и их соработниками мирянами «согласно своему положению и назначению», включая сюда и папу, утверждаются в своем намерении проводить в жизнь опыт Церкви как общины верных (congregatio fidelium) в качестве само собой разумеющейся деятельности, указанное значение sensus fidelium принимают всерьез; вопреки этому разумению верных не может быть достигнут никакой consensus ecclesiae.
Церковь как congregatio fidelium заранее предполагает sensus fidelium и, тем самым, способность каждого человека веровать, т. е. sensus fidei. Разумение веры возможно благодаря действию Духа Божия, который в своей властной действенности обращается к присущему человеку instinctus fidei, к его «религиозной предрасположенности» [284] . Когда верующий, ведомый своим разумением веры, приходит к согласию по поводу истины веры с неким определенным communio fidelium, тогда достигается consensus fidelium, который получает свое выражение прежде всего в Символе Веры, имеющем для Церкви непреходящее значение [285] . Присущее верным чувство веры располагается как бы посередине между субъективным верованием и нормой веры, выраженной в Credo Церкви.
284
Ср. Beinert, Glaubenssinn der Gl"aubigen. В: LKDog 200f., здесь: 200.
285
Vgl. ebd., 201.
Христианская вера не только предполагает действенное присутствие Святого Духа [286] ; она только там становится самой собой, где верующий, по-настоящему и определенно, усматривает, кому и во что он должен верить. Это совершается в конкретном событии откровения. Сообщаемые при этом истины веры определяют откровение как совершающееся вовне – обращенное к определенному адресату. Приведенный Духом Божиим к вере, верующий находит вместе с тем и критерий, чтобы оценить обращенное к нему откровение с точки зрения предназначенного ему спасения и впоследствии донести его до общины верных. Здесь видно следующее: только в этом процессе рецепции откровение, «само по себе» имеющее для человека неотчетливый смысл, понимается однозначно, и только в таком однозначном понимании оно воплощается в словах и делах. Поэтому sensus fidelium, если мы рассматриваем откровение в его действии «вовне», полагает границу между Богооткровенной истиной и лжеучениями (DH 1637) и удостоверяет себя «внутри» [Церкви] как «участие всех верных в пророческом служении Христа» (LG 12). Как «первоначальный орган понимания веры», включающий и опыт мира, sensus fidelium «представляет собой богословский критерий познания» [287] ; и – как основа связывающей и обязывающей веры – оно [sc. sensus fidelium, разумение верных] предпослано церковному служению.
286
По поводу богословского обоснования см. K. Rahner, Der dreifaltige Gott als transzendenter Urgrund der Heilsgeschichte. 3. Das Grundaxiom "uber die Einheit von «"okonomischer» und «immanenter» Trinit"at. В: MySal II, 327.
287
Beinert, Glaubenssinn der Gl"aubigen 201.
Если мы теперь соберем воедино все, что уже было сказано о всякий раз особых задачах богословия и учительства в отношении откровения [288] , {118} то мы увидим здесь особый порядок, который свидетельствует, что откровение только там достигает своей цели, где оно – признанное и принятое с верою, т. е. подвергнутое богословской рефлексии и прошедшее испытание в наставническом служении – получает исповедание в Символе Веры как совершившееся событие.
288
См. выше, А. II.2. a).
b) Божественное откровение как критический собеседник для Церкви и мира
Согласно тому, что говорилось до сих пор, невозможно разделить Иисуса Христа, в котором откровение как Божественное самооткровение достигло своей высшей и конечной точки, и Церковь. Именно об этом напоминает II Ватиканский Собор, начиная Догматическую Конституцию о Церкви таким исповеданием: «Lumen gentium, cum sit Christus» [289] . Поскольку Иисус Христос есть также изначальное таинство спасительного обращения Бога [к твари], Церкви, глава которой – Христос, не просто вверена задача свидетельствовать об этой фундаментальной истине: Церковь сама, как коренное таинство, непосредственно врастает в совершающееся Божественное откровение. Сам Иисус Христос как «Свет языков» легитимирует церковные деяния. Тем самым, обозначена определенная миссионерская задача, уготованная самим Богом. В Церкви и благодаря Церкви должен воссиять Христос как «Свет языков». Поэтому Церковь с необходимостью представляет собой институт, который позволяет постоянно присутствовать совершившемуся в прошлом и исполнившемся в Иисусе Христе откровению как самооткровению Бога и устанавливает его в качестве требования, предъявляемого к личной вере. Пусть даже светоносная сила, исходящая от этого откровения, «сама по себе» не зависит ни от его провозглашения Церковью, ни от достоверности ее собственного о себе свидетельства, тем не менее несомненно, что конкретный образ жизни членов Церкви, т. е. свидетельство тех, кто исповедует свою к ней принадлежность, посредством откровения критически ставится под вопрос. Правда ли, что в Церкви как общине верных (communio fidelium) в самом деле осуществляется опыт того, о чем она призвана возвещать и свидетельствовать? С этим вопросом связано отнюдь не указание на вину или одностороннее исповедание вины; ведь Церковь была и остается ecclesia sancta, даже если она с самого начала каялась в грехах. Ей препоручено с самого начала до скончания дней смиренное свидетельство «малого стада». Самооткровение Бога как любви, которое получает свое окончательное выражение в предании Иисуса Христа на крестную смерть, должно {119} проложить себе путь в жизнь Церкви. Поэтому откровение остается критическим собеседником для Церкви. Под вопрос могут быть поставлены, как богословская рефлексия, так и жизненная практика, поскольку христианское откровение получает свою конкретную форму отнюдь не в стороне от церковного посредничества, ведь события откровения, а это означает – встреча с Иисусом Христом в опосредованной непосредственности несет церковные черты. Поэтому communio ecclesiae соединяет каждого верующего со Христом и общиной верных, как об этом по существу свидетельствует таинство крещения. Когда члены Церкви видят воочию, что откровение, сообщенное им Церковью как некая жизненная практика, становится для каждого из них основанием собственной веры и собственной жизни, тогда экклезиологическое измерение откровения выявляется не просто как его сторона, адаптированная к человеку, но – независимо от греха и вины – как выражение постоянно изливающейся вовне Божественной любви, каковая хочет чтобы ее принимали и о ней возвещали именно там, где она воплощается в некоей общине, которая заявляет о себе как о Церкви праведников и, в то же время, Церкви грешников.
289
«Христос – Свет народам». – Прим. перев.
Наряду с тем, что было сказано, верно и другое: Бог в своем властном присутствии в Духе не может ограничить Себя только зримыми рамками Церкви Иисуса Христа. Поскольку Божественное самовозвещение свидетельствует о единстве истории мира и истории спасения, откровение радикальным образом ставит человека перед лицом Божиим. И именно то обстоятельство, что откровение «завершилось вместе со смертью последних апостолов», позволяет бросить взгляд на динамику Божественного самовозвещения, которая в каждую эпоху обращало и обращает людей к покаянию именно потому, что откровение становится действительностью жизни. Живое присутствие открывающего Себя Бога превращается, таким образом, – не только для каждого отдельного человека, но и для «мира» в целом – в постоянно находящуюся перед глазами критическую инстанцию. – Подчеркивание строгой законосообразности мира и космоса, связанное с расширением возможностей человека обращаться творчески с созданной Богом действительностью мира, постоянно служит искушением впасть в забвение Бога и редуцировать начало мира и жизненные отношения к нынешнему горизонту мышления и понимания, выводя из игры попытки перехода к трансцендентному как не– или до-научные. В этой ситуации самодостаточности и само понятие откровения, разумеется, становится беспочвенным, поскольку вопрос о глубинном пласте действительности вытесняется как (более) не заслуживающий интереса.
3. Синтез: Божественное откровение как конкретно-историческое событие спасения
a) Откровение – фундаментальный богословский трактат
Когда богословие в одном из своих собственных трактатов принимает в расчет «откровение» в христианском понимании, сама собой напрашивается необходимость превратить это событие Божественного самовозвещения в путеводную нить рефлексии. Так в фундаментальной богословской перспективе трактат «религия» приводит к трактату «откровение», а за ним следует трактат «Церковь» [290] . Догматика отдает отчет в том, что вся совокупность ее трактатов сопровождается событием откровения [291] . Это справедливо по отношению к учению о Боге точно так же, как для христологии и пневматологии; справедливо по отношению к учению о творении и антропологии и не в меньшей степени – по отношению к экклезиологии и учению о таинствах. «В Церкви, как едином целом, во всех видах ее деятельности – и в высшей степени в слове Церкви и ее таинствах, – а также во всех установленных для этого устроениях, структурах и функциях, в церковной традиции, в усилиях по ее сохранению и украшению, откровение, как целое, и его различные измерения традиции всегда сохраняют свое присутствие и всякий раз сообщаются и раскрываются» [292] . К тому же то, что имеет в виду эсхатология, также заключено в откровении [293] . Поэтому неудивительно, что многие богословские публикации избирают своей темой (в числе прочего) откровение и трактуют его с весьма различной степенью детализации и различной расстановкой акцентов. В частности здесь стоит назвать следующее:
290
См. HFTh, Bde. 1–3.
291
Такую явную расстановку акцентов предлагает в числе других Th. Schneider (ред.), Handbuch der Dogmatik (в 2-х томах). D"usseldorf 1992. А J. Werbick в пролегоменах (там же, 1–48; библ.) пишет так: «Намерение Бога – дарование Его спасительной и священной истины, т. е. дарование «Самого Себя», в догматике должно быть осмыслено и открыто пониманию, подкрепленному верой, в той мере, в какой человеческое разумение оказывается к этому способным».
292
H. Fries, Offenbarung, III. Systematisch; 2. Theol. Ausdutung. В: LThK2, 1111–1114, здесь 1114.
293
Ср. Fries, Fundamentaltheologie, § 35 «Offenbarung als Vollendung», 272–275.
Во-первых, исследования понятия откровения, показывающие, что оно никоим образом не есть нечто само собой разумеющееся. В этом можно удостовериться, исследуя вопрос как в исторической перспективе – достаточно напомнить о том, что во времена св. отцов речь шла о [понятии, выраженном словом] oikonomia («домостроительство»), – так и с точки зрения философии [294] или богословских споров [295] .
294
Ср. M. Seckler/M. Kessler, Die Kritik der Offenbarung. В: HFTh 2 (1985), 29–59
295
J. Schmitz, Das Christentum als Offenbarungsreligion 27f.
{121} Во-вторых, разъясняется, что христианское откровение в контексте тех откровений, с которыми мы встречаемся в других религиях [296] , с необходимостью должно уточняться с постоянной оглядкой на фигуру Иисуса Христа.
В-третьих, христианское понятие откровения, как необходимое в богословском дискурсе, берут под защиту перед лицом обвинений в его инфляционном использовании и отдают ему должное как объемлющему понятию для совокупного содержания веры и богословия.
296
Ср. выше, AI.1. Экскурс.