Богач, бедняк
Шрифт:
– - В столовой ужасно холодно,-- сказал Бойлан, поглядывая на стол перед камином. Он налил себе еще виски.-- Там когда-то обедал президент Тафт1. Обед для шестидесяти важных персон.-- Бойлан подошел к роялю, сел на скамеечку, поставив стакан рядом с собой. Взял наобум несколько аккордов.-Вы случайно не играете на скрипке, Рудольф?
– - Нет, к сожалению, не умею.
– - Может, еще на каком-нибудь музыкальном инструменте, кроме трубы?
– - Нет, вряд ли. Могу сыграть какую-нибудь простенькую мелодию на пианино, да и то фальшиво.
– -
– - Нет, не узнаю.
– - Шопен, ноктюрн ре-бемоль мажор. А знаете, как называл музыку Шопена Шуман?
– - Нет, откуда?– - Рудольфу так хотелось, чтобы он только играл и закрыл рот. Ему эта музыка очень нравилась.
– - "Пушка, перелитая в цветы", что-то в этом роде. Надеюсь, я не ошибаюсь, это слова Шумана. Если приходится каким-то образом описывать музыку, то почему бы и не так оригинально?
Вошел Перкинс.
– - Кушать подано, сэр,-- объявил он.
Бойлан оборвал музыку, встал со скамеечки.
– - Рудольф, не хотите ли в туалет, да и помыть руки?
Наконец-то.
– - Да, конечно, благодарю вас.
– - Перкинс, проводите мистера Джордаха, покажите, где у нас все это находится.
– - Прошу за мной, сэр,-- пригласил его Перкинс. Когда они с Перкинсом вышли из гостиной, Бойлан снова сел за рояль и продолжил играть с того места, где остановился.
Ванная комната помещалась возле входной двери и представляла собой большую просторную комнату с окном из витражного стекла, что придавало ей какую-то религиозную атмосферу. Унитаз, похожий на трон. Краны умывальника, казалось, были сделаны из чистого золота. Рудольф мочился под звуки ноктюрна Шопена. Он уже сожалел, что согласился остаться на обед. У него сложилось такое ощущение, что Бойлан пытается заманить его в ловушку. Этот человек непрост, ах как непрост, думал он. Все эти его ухищрения, игра на рояле, высокие болотные сапоги, виски, поэзия, оружие, сгоревший крест, отравленная собака. Рудольф чувствовал себя пока неспособным до конца раскусить его. Но сейчас он вполне понимал, почему его сестра решила бежать от этого человека.
Когда он возвращался в гостиную через холл, ему с трудом удалось подавить в себе порыв немедленно убежать отсюда, открыть входную дверь и убежать. Он, конечно, пошел бы на это, если бы мог незаметно забрать свои сапоги. Но нельзя же идти на автобусную остановку в носках и ехать в таком виде домой. Причем не в своих носках, а в носках, подаренных Бойланом. Пришлось вернуться в гостиную, и он стоял, наслаждаясь музыкой Шопена. Бойлан, закончив играть, встал и, слегка коснувшись локтя Рудольфа, подвел его к столу, где уже Перкинс разливал по бокалам белое вино.
Они сели напротив друг друга. Перед каждым стояло по три высоких стакана и множество самых разнообразных ножей. Перкинс переложил рыбину на серебряный поднос с маленькими вареными картофелинами. Он стоял за спиной Рудольфа, и тот старался обслуживать себя очень осторожно, так как терялся от обилия всех этих приспособлений на столе, хотя и старался вовсю, чтобы показать, что не тушуется, что все это ему хорошо знакомо. Форель была ярко-голубой.
– - "Tluite au bleu",-- сказал по-французски Бойлан.
Рудольф с удовлетворением заметил, какой у него сильный акцент, сколь разительно его французский отличается от того, который он слышал от мисс Лено.
– - Мой повар умеет готовить рыбу.
– - Голубая форель,-- перевел Рудольф.-- Так они готовят такую рыбу во Франции.-- Ему не терпелось утереть нос Бойлану, коли тот затронул эту тему, наказать его за его отвратительный акцент.
– - Откуда вы знаете?– - Бойлан бросил на него испытующий взгляд.-- Вы когда-нибудь были во Франции?
– - Нет, не был. Выучил в школе. Мы издаем небольшую газету на французском языке, она выходит каждую неделю для наших учеников, и там есть рубрика, посвященная кулинарии.
Бойлан щедрой рукой накладывал себе еду на тарелку. Он явно не страдал отсутствием аппетита.
– - Tu parles francais?
Рудольф сразу заметил, что Бойлан употребил местоимение "tu", перешел с ним на "ты". В какой-то старинной французской грамматике он вычитал, как одному ученику преподавательница вдалбливала в голову, что, мол, форма местоимения "tu" второго лица единственного числа употребляется только в разговоре с прислугой, детьми, младшими офицерами и выходцами из социальных низов.
– - Un petit peu1.
– - Moi... j'еtais en France quand j'еtais jeune,-- сказал Бойлан с режущим ухо акцентом.-- Аvec mes parents. J'ai vеcu mon premier amour a Paris. Quand c'иtait? Mille neuf cent Vingt-huit Vingt-neuf. Comment s'appelait-elle? Anne? Annette? Elle иtait dеlicieuse1.
Она, конечно, могла быть восхитительной, эта первая любовь, думал Рудольф, испытывая ужасную радость от собственного снобизма, но ей явно не удалось избавить этого человека от ужасного акцента.
– - Tu as l'envie d'y aller? En France?2 -- спросил Бойлан, явно проверяя его. Он ведь сказал, что немного говорит по-французски, и Бойлан не хотел дать ему возможность улизнуть, не ответив на брошенный ему вызов.
– - J'irai, je suis sыr3,-- продолжал Рудольф, стараясь говорить так, как мисс Лено произнесла бы эту фразу.
– - Боже,-- удивился Бойлан.-- Да вы говорите как настоящий француз.
– - У нас хорошая учительница.-- Последний букет, брошенный в сторону мисс Лено, этой французской шлюхи...