Богач, бедняк
Шрифт:
– - Ваша сестра была куда добрее по отношению ко мне. Значительно добрее.
Опять все возвращается к Гретхен, с раздражением подумал Рудольф.
– - Ну так сколько же вам?
– - Сорок. Мне сорок. Только что исполнилось. И вся моя жизнь -- еще впереди,-- не скрывая иронии, сказал Бойлан.-- Увы! Скажите, Рудольф, а как вы будете выглядеть, когда вам стукнет сорок, не пробовали себе представить?– - спросил он беззаботно, легко, словно шутя.-- Ну, как мне сейчас?
– - Нет, не пробовал,-- ответил Рудольф.
– - Мудрый молодой человек. Вам конечно
– - Да,-- искренне ответил Рудольф. Сам напросился, кто его тянул за язык. Ну вот -- получай!
– - Почему же? Я вам не нравлюсь? Да?
– - Немного,-- сказал Рудольф.-- Но только не поэтому.
– - Почему же вы не хотите быть таким, как я, смею вас спросить?
– - Мне хотелось бы иметь такой же большой дом, как у вас. Столько же денег, как у вас, ваши книги, вашу машину. Мне хотелось бы научиться так разговаривать, как разговариваете вы,-- только не все время, само собой разумеется, знать столько, сколько знаете вы, ездить в Европу, как путешествуете вы...
– - Но...
– - Но, несмотря на все это, вы ведь очень одиноки,-- продолжал Рудольф.-- Всегда грустны, печальны, всегда чем-то огорчены. Жизнь вам не доставляет радости.
– - Ну а когда вам исполнится сорок, вы не будете таким, не будете печальным, огорченным, безрадостным?
– - Нет, конечно.
– - У вас наверняка будет красивая, любящая жена,-- продолжал Бойлан, словно читал сказочку на ночь малышу,-- она будет всегда ожидать вас на вокзале, когда вы будете возвращаться с работы в городе, у вас будут очаровательные детишки, которых вы будете крепко любить и в порыве патриотизма провожать на фронт, когда начнется следующая война.
– - Я не собираюсь жениться,-- отрезал Рудольф.
– - Ах вон оно что!– - протянул Бойлан.-- Вы изучили этот институт брака, знаете, что это значит на самом деле, без прикрас. Я был другим человеком. Мечтал о женитьбе. И я на самом деле женился. Я рассчитывал, что в этом моем дворце, расположенном на высоком холме, будут радостно звенеть детские голоса. Как видите, я не женат, и в моем доме не звенят детские веселые голоса, вообще ничьи голоса не звучат. Но все равно, еще не поздно...-- Из золотого портсигара он вытащил сигарету, из кармана -зажигалку, щелкнул ею. Она осветила его волосы, показавшиеся Рудольфу седыми, морщинистое лицо с глубокими бороздками, скрытыми тенями.
– - Сестра вам говорила, что я сделал ей предложение?
– - Да.
– - Она объяснила, почему она мне отказала?
– - Нет.
– - Она вам сказала, что была моей любовницей?
Это слово обидело Рудольфа, оно показалось ему очень грязным. Если бы он прямо сказал: "Я ее трахнул", то в этом случае Бойлан был бы менее неприятен, а Гретхен в таком случае не казалась бы одним из предметов собственности Теодора Бойлана.
– - Да.
– - Вы меня осуждаете?– - спросил Бойлан охрипшим, суровым тоном.
– - Да, не одобряю.
– - Почему же?
– - Потому что для нее вы очень старый.
– - Да, в этом моя беда,-- сказал Бойлан.-- Не ее беда. Моя. Увидите
– - Нет.
Бойлан сделал вид, что не расслышал его резкого ответа.
– - Скажите ей,-- продолжал он,-- что я не могу ложиться в постель без нее. Это просто невыносимо. Хочу вам признаться, Рудольф. В тот вечер в ресторанчике "Джек и Джилл" я оказался совершенно не случайно. Я не посещаю подобные заведения, думаю, вам это известно. Я решил разыскать вас. Я стал бывать в тех местах, где вы играли на трубе. Я следил за вами. Я искал Гретхен. В голове у меня мелькнула дурацкая мысль, что в брате я найду хоть что-нибудь от сестры.
– - Мне пора спать,-- грубо оборвал его откровения Рудольф. Он, открыв дверцу, вылез из машины. Взял с заднего сиденья свою удочку, корзинку для рыбы, бредень, резиновые пожарные сапоги. Напялил на голову свою смешную фетровую шляпу. Бойлан сидел на своем сиденье и курил, разглядывая сквозь облачко дыма ровную линию фонарных огней Вандерхоф-стрит, словно на практике проверял верность теории перспективы, сказанную однажды учителем рисования: параллельные линии не пересекаются в бесконечности или, может быть, все-таки пересекаются.
– - Прошу вас, не забудьте сумочку,-- напомнил ему Бойлан.
Рудольф взял сумку. Легкую, будто она пустая и внутри ничего нет. Какая-то новая научно разработанная "адская машинка".
– - Благодарю вас за ваш такой приятный для меня визит. Кажется, я получил от него все, что можно. И всего-то ценой пары старых болотных сапог, которые я больше не ношу. Я сообщу вам, когда будет готов тир. Ступайте, ступайте, юный неженатый разносчик булочек. Я буду думать о вас на заре, часов в пять утра.-- Бойлан завел мотор и резко сорвал машину с места.
Рудольф смотрел вслед автомобилю, на красные задние огни, стремительно удалявшиеся в бесконечность, эти два огонька-близнеца, два сигнала, предупреждающие об опасности. Рудольф отворил дверь рядом с пекарней, занес сумки в прихожую. Включил свет, посмотрел на сумку. Замочек открыт. Кожаный ремешок свисал с ручки. Он открыл сумку, надеясь, что мать не слышит его возни. Там находилось, небрежно брошенное на дно, ярко-красное платье. Рудольф вытащил его, поднес поближе к лицу. Кружева. Глубокое декольте. Он представил, как сестра наденет его и всем открыто продемонстрирует свои женские прелести.
– - Рудольф, это ты?– - раздался сверху тревожный голос матери.
– - Да, мам, я.-- Он торопливо щелкнул выключателем.-- Я сейчас вернусь. Забыл взять вечерние газеты.-- Подняв сумку с пола, он торопливо вышел из прихожей: обязательно нужно опередить мать. Он побежал в соседний дом, к Бадди Уэстерману. Дом у Уэстерманов большой, просторный. Мать Бадди позволяла их группе "Пятеро с реки" репетировать в подвале дома. Рудольф свистнул. Мать у Бадди веселая, радушная женщина, любила их компанию и всегда угощала ребят то молоком, то чашечкой кофе после репетиций. Но сегодня Рудольфу не хотелось встретиться с ней. Он запер замочек, свешивающийся с ремешка ручки, положил ключик в карман.