Богачи
Шрифт:
— Мне не следовало задавать свой вопрос. Прости меня.
— Мне трудно говорить об этом, как ты не понимаешь!
— Я понимаю, Тифф, — кивнул Хант. — Ты сейчас работаешь?
— Я только что закончила эскизы для «Герти». Получилось очень даже неплохо. Премьера через три недели. Теперь собираюсь заняться интерьером «Акселанса-2».
— Ах да, ночные клубы! Кстати, как поживает твой муж? — Голос Ханта невольно утратил мягкость и приобрел саркастический оттенок.
От Тиффани не укрылась эта перемена, однако она была слишком горда, чтобы дать Ханту почувствовать, что с ее браком все не так ладно, как хотелось бы.
—
Тиффани тут же мысленно обругала себя за неумеренную болтливость. Ведь Хант сейчас как раз живет в Лос-Анджелесе! Вдруг он неправильно поймет ее откровенность?
— Вот как? — сказал он. — Тебе там понравится. Для человека с твоим талантом в Лос-Анджелесе масса творческих возможностей. У меня там дом в каньоне Бенедикт — Гус и Мэт в восторге от него.
— Как они?
— Замечательно! Особенно с тех пор, как мы расстались с Джони.
Гостиная поплыла у Тиффани перед глазами, и ей пришлось облокотиться на спинку кресла, чтобы не потерять равновесие.
— Расстались? — с усилием вымолвила она.
— Да. Бракоразводный процесс закончится к концу недели. — Хант поставил пустой бокал на стол и поднялся, чтобы уходить. — Жаль, что ты не дождалась совсем немного, правда? — с горькой усмешкой сказал он. — Ну что ж, значит, так тому и быть! Мне пора идти, Тифф. Я рад, что повидался с тобой. Желаю процветания твоим ночным клубам!
Хант быстро прошел к входной двери и, не оглядываясь, скрылся за нею. Тиффани вышла за ним следом и, притворив дверь, прижалась к ней спиной. Почему он не пришел раньше и не сказал, что собирается разводиться! Как он может быть таким жестоким по отношению к ней! И потом, это вовсе не ее ночные клубы! Они принадлежат Акселу, ее мужу. Мужу! Тиффани сползла вдоль двери на пол и безутешно разрыдалась.
В три часа дня она решилась выйти на улицу. Работать в таком состоянии Тиффани все равно не могла — о какой сосредоточенности можно говорить, если в голове у нее полнейший кавардак! «Лучшее средство для возвращения душевного равновесия — прогулка по магазинам», — решила Тиффани.
Разрозненные обрывки мыслей проносились в ее сознании, отказываясь складываться в какую бы то ни было законченную картину. Выяснилось, что отец не вор, Хант разведен и свободен, а Сиг — мерзавец и лжец. Хант расстался с Джони. Выживет ли Гарри после автокатастрофы? Если нет, у ребенка не будет отца. Только Морган. Господи, что ждет ее сына?
Тиффани почувствовала, что ей стало нестерпимо тесно и душно в помещении, и отправилась в торговый центр на 57-ю улицу.
Через час она вышла оттуда, увешанная свертками с ног до головы. В самом большом из них были шелковые ночные рубашки и нижнее белье в количестве, достаточном для шести медовых месяцев. В остальных — туфли, свитер и четыре платья. Но Тиффани не остановилась на этом. Она зашла к Даблдею и приобрела несколько альбомов для фотографий. Пожалуй, в единственном она была согласна с Морган: ничто так благотворно не действует на расшатанные нервы, как поход по магазинам. И действительно, буря чувств в душе Тиффани улеглась, и мир снова предстал перед ней в ярких, а вовсе не
Она решила купить подарки для Джо и Аксела. После недолгих колебаний Тиффани остановилась на двух парах золотых запонок. Конечно, ее выбор не отличался оригинальностью, но и ставить ей в вину недостаток фантазии в такой трудный жизненный период тоже было бы несправедливо. Тиффани посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что уже шесть вечера.
Внезапно ей в голову пришла мысль заехать к родителям и лично вручить Джо подарок. Пусть он хоть немного скрасит ему тягостное впечатление от их утреннего разговора. Но сначала надо позвонить домой. Аксел иногда забегает ненадолго как раз в это время. Тиффани зашла в телефон-автомат на улице и опустила в щель монету. Она выслушала приветствие, ею же самой записанное на автоответчик, и вспомнила, что у Глории сегодня выходной день.
— Привет, Аксел, — сказала она в трубку после щелчка. — Я ходила по магазинам, а теперь собираюсь заехать к родителям. Вероятно, останусь обедать у них. Если хочешь, приезжай. В противном случае буду дома около половины одиннадцатого. Я тебя люблю.
— Сожалею, но миссис Калвин по-прежнему находится в Саутгемптоне, — с поклоном встретил Тиффани лакей в квартире родителей на Парк-авеню. — А мистер Калвин звонил несколько минут назад и сказал, чтобы к обеду его не ждали. Он очень занят и не сможет освободиться.
Тиффани огорчилась. Ей действительно хотелось провести вечер с отцом.
— Тогда передайте ему вот это, когда он вернется, — сказала она и протянула лакею голубую бархатную коробочку с запонками. — И еще передайте, что я его очень люблю.
— Хорошо, миссис Крашнер.
Тиффани медленно возвращалась домой. Ее не радовала перспектива просидеть весь вечер в одиночестве у телевизора. Она брела по улице и пыталась представить себе, чем занимается Аксел, когда по вечерам уходит из дома в клуб.
Она услышала эти звуки как только переступила порог квартиры. До дрожи знакомые звуки, которые заставили ее похолодеть. Тиффани заглянула в спальню, но там было пусто — они доносились из другого места. На подгибающихся от ужаса ногах Тиффани двинулась по направлению к гостиной. Вот опять! На этот раз громче. Она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором пронеслась череда ночей, когда она так отчетливо слышала их, теряя сознание от любовного дурмана. Ее затошнило, и по позвоночнику потек вниз холодный ручеек пота. Пересилив себя, Тиффани потихоньку отворила дверь в гостиную.
На софе раскинулся незнакомый полуобнаженный юноша. Они с Акселом занимались любовью.
31
Ее лицо казалось светлым пятном в темноте, которое то приближалось, то удалялось, но не становилось отчетливее. Потом он услышал ее голос:
— Гарри, это я, Морган. Все будет хорошо, любимый, ты скоро поправишься.
Он постарался сфокусировать ее облик, но добился лишь того, что голова разболелась еще сильнее, а светлое пятно приобрело золотистый ореол цвета ее волос. Его веки словно придавило неподъемными свинцовыми бляхами. Когда он попытался заговорить, оказалось, что его язык распух и перестал помещаться во рту. Его охватила блаженная слабость, заставившая покориться, оставить борьбу, снова уйти во мрак небытия. Но ее назойливый голос заставил его очнуться.