Богдан Хмельницкий
Шрифт:
в переговорах по этому предмету, закричал на пана Тышкевича: «лжешь», а тот ему в
ответ сказал: «за такия слова у нас бьют в рожу, если бы ты не представлял царской
особы!..» «И у нас дураков бьют, которые не умеют чтить великих пословъ»,—сказал
Пушкин. Потом, указавши на товарища Тышкевича, Тыкоцинского, Пушкин спросил:
«что это он ничего со мною не говорит?» «Не понимаю по-русски, что вы говорите»,—
сказал тот. «А зачем же король ирислал дураков ко мне?»—сказал
>) Акты Южн. и Зап. Росс., т. ИП, ст. 373—416.
2)
Histor. ab. exc. Wlad. IV, 12.
3)
Annal. Polon. Clim., I, 181, —Histor. Jan. Kaz., I, 112.
357
дуракъ»,—отвечал Тыкодинский, а меня послали-к дуракам; мой гайдук мог бы
вести с вами посольское дело». Пушкин завопил о бесчестии и ввернул обычную
московскую поговорку: б............... сын! Такое начало не предвещало хоро
шего. Московское правительство как будто нарочно посылало такого посланника,
который способен был произвести разрыв ‘)-
На третий день по приезде в Варшаву, в частной беседе с некоторыми послами во
дворце, бояре вспоминали о прежних войнах москвитян с поляками, вздыхали о своих
неудачах, приписывая их наказанию Божию за грехи, но прибавляли, что и русских
Господь изберет орудием мщения за преступления поляков. «Если, говорили они,
поляки не отдадут нам Смоленска и княжеств Северского и Черниговского,
отторженных от России при Владиславе, то едва ли молено надеяться покоя»2).
Распространился в городе слух, что послы приехали с объявлением разрывав). Хотя
сказанное послам было их частное мнение, однако польское правительство так
испугалось грозящей ьвойны, что немедленно послало в Москву гонцом Бартлннского
для успокоения царя и узнания, чтб за причина такой перемены4). Между тем король
поручил Радзивиллу н нескольким другим сенаторам вступить в переговоры с
московскими послами.
Послы не упоминали оффициальным образом о Чернигове и Смоленске, но, тем не
менее, Пушкин с первого раза начал говорить и досадно и доткливо 5).
«Великий государь изволит гневаться на вас, поляков, за нарушение крестного
целования. При вечных н доконченных гранатах мирных постановлено было, чтобы
титул царского величества писался с большим страхом и без малейшего пропуска, а вы
этого не соблюдаете. Его царское величество требует, чтобы все, которые написаны в
этой росписи, которую мы предлагаем вам, были подвергнуты за большие вины казни,
а за малыя— наказанию».
Паны после многих отговорок отвечали, что виновные будут наказаны на первом
сейме, по конституции 1637 года, при тех послах, которых царь пришлет с прописными
гранатами.
Разумеется, такое обещание не было искренним; власть короля и сената не столько
была сильна, чтоб иметь возможность наказать Иеремию Вишневецкого, которому
шляхтичи оказывали уважение более, чем самому королю. Поляки хотели отделаться
как-нибудь от войны, пока Речь-Посполитая соберется с силами; но они не предвидели,
что, давая обещания, которых не могли исполнить, сами подавали вперед на себя повод
к нападению.
После этого притязания Пушкин объявил другое. Дело шло об оскорбительных
сочинениях.
«Его царское величество, —говорил он,—требует, чтобы все бесч естные книги
были собраны и сожжены в присутствии послов, чтобы не только сла-
1)
Jak. Micbal., 533.
2)
Histor. ab. exc. Wlad. IY, 58.
3)
Annal. Polon. Clim., I, 182.
4)
Histor. ab. exc. Wlad. IV, 58.
5)
Поли. собр. зак., I, 240.
358
гатсли их, но и содержатели типографий, где они были печатаны, наборщики и
печаталыдики, а также и владельцы маетностей, где находились типографии, были
казнены смертью».
Замечательно, что в числе этих виновных против царской чести оказывался и
Иеремия Вишневецкий.
«Из ваших требований,—отвечали огорченные сенаторы,—видим, что его царское
величество ищет предлога к войне. Несколько строк, в которых погрешили литераторы,
еще не дают повода к разрыву мира. В такомслучае и мы можем жаловаться на
московских летописцев, которые в своих писаниях умаляют честь польского народа.
Стоит ли какое-нибудь оскорбительное слово, написанное по легкомысленности, или
ошибка в титуле, происшедшая, быть может, от случайного недостатка чернил, стоит
ли все это тогй, чтоб проливать человеческую кровь?»
«Как!—возражал посланник:—возможно ли, чтоб парь терпел уменьшение своей
чести, когда Господь Бог возвеличил его перед всеми владыками и монархами
земными? Такия укоризны не только помазаннику Божию, но даже и простому
человеку терпеть не пристало, а у вас за то, по конституции 1687 года, положена казнь,
латинским языком называемая йенам пердуеллионис, почему государь царь и требует,
чтобы оскорбители его были наказаны. Это оскорбление делает нам «большую
кручину», поэтому мы не хотим вступать с вами в дальнейшие переговоры, пока король
не удовлетворит насъ».
Паны оставили конференцию и отправились с вопросом к королю. «Болело, говорит