Богдан Хмельницкий
Шрифт:
польский летописец, сердце короля, но делать было нечего. Речь-Посполитая не
залечила еще корсунских и Зборовских ран; Русь готова была от неё оторваться
совершенно; финансы были истощены; войско в беспорядке; жолнеры не хотели
служить, потому что им платили, как выражались они, вместо наличной монеты,
клочками бумаг и росписками на получение жалованья. Трудно было ввязаться в войну
с Россиею. Король попробовал еще одно средство смягчить требования пословъ».
С
«Его величество король,—говорил он,—почитает честь и достоинство царя столько
же, сколько и свое собственное. Всякое оскорбление, нанесенное его царскому
величеству, любезному его брату, он принимает также и на себя. Разбирательство
бесч естных книг и преследование их сочинителей не только не произведет
уменьшения, но прибавит оскорбления его царскому величеству. Поэтому король, щадя
и соболезнуя о чести любезного брата своего, его царского величества, просит вас,
бояр, послов царских, оставить это дело».
«Ни за что!—отвечали послы:—если нам не дадут удовлетворения, то мы уедем, не
окончив переговоровъ».
«За такую великую досаду, причиненную его царскому величеству и всему
государству Московскому, возвратите нам Смоленск со всеми принадлежащими к нему
городами, а за бесчестье бояр заплатите 60.000 червонных золотых, тогда мы
подтвердим договор вечного мира; а если не изволите так поступить, то мы соберем
наше духовенство и, взявши в руки мирное докончанье, будем носить его по церквам и
свидетельствовать пред Богом в Троице славимым и Пречистою Девою Богородицею и
пред всеми святыми, что вы
359
не содержите мирного договора и нарушаете его. Мы напишем еще к Турчину и
Татарину, что вы их в своих книжках дурно описываете, будто они против вас ничего
не выиграли, тогда и они заодно с нами пойдут на вас. Будет с нами и войско
запорожское, которое давно уже хочет поступить под покровительство нашего даря.
Вот и письма Хмельницкого к царю: мы их вам покажем. Ваше государство
опустошено войною и жолнерами так, что, начавши от Смоленска, вплоть до
Станиславова не услышишь пения петушьего. Люди у вас с голоду умирают и
крестьяне из ваших владений бегут к нам и просят корма от его царского величества. В
нашем же государстве всего изобильно: и военной силы много, и чужеземцы на службе
у нас есть и шведы даже. Подумайте лучше о себе» *).
После таких заявлений со стороны послов порешили наконец на том, что послы
останутся в Варшаве до возвращения гонца, отправленного к царю. Послы и от себя
отправили своего гонца. Эти гонцы воротились 1-го июля; послы, оставаясь в польской
столице, получали от короля на свое содержание 500 зл. в день. Возвратившийся из
Москвы гонец Речи-Поеполитой принес известие, что царь вовсе не требует
возвращения завоеванных Польшею провинций, напротив, желает вечного мира между
москвитянами и поляками, в надежде обратить соединенные силы обоих христианских
народов на Оттоманскую империю; но требует непременно, чтоб виновные в
оскорблении его царского величества посредством книг были преданы казни, а также
наказаны примерно и те, которые писали царский титул с пропусками, и только на этих
условиях можно надеяться прочного мира.
Тогда Радзивилл дал послам такой ответ:
«Его величество король обещает выдать универсал, чтобы вперед никто не смел
печатать оскорбительных книг на его царское величество под опасением лишения
маетностей».
«Этого мало,—говорили послы,—надобно воспретить под опасением смертной
казни».
Паны обещали и это, отговариваясь будущим сеймом, равным образом обещали
наказать прежде оказавшихся виновными. Несколько листов, вырезанных из печатных
книг, где находились отзывы, которые московские послы ставили в оскорбление своему
государству, в том числе сочинения Твардовского, были сожжены в присутствии
польского дворянина Фустова на рынке 2), а по польским известиям в доме маршалка 3);
но эта мера не успокоила ни ту, ни противную сторону. Поляки, узнавши о такой
уступчивости, считали ее унижением для своей нации, а московские послы,
обласканные и обдаренные королем при прощальном целовании королевской руки,
бывшем 25-го июля, уехали 31-го числа того же месяца, повторив, что вперед только
наказания «слагателей бесчестных книгъ» и писавших царский титул с щ&опусками
может отклонить войну Московского государства с Польшею4).
9 Ja.fe. Michaiowsk. Xi§ga Pamietn., 537.
'2) Арх. Пн. Д. 1650 r.
3)
l'am. Albr. Radz., П., 422.
4) Поли. собр. зак., I, 237—242, — I-Iistor. ab. exc. Wl. IV, 62,—Kubala, I, 220. Cc. на
рук. Оссолин. Л». 222, 224.—Annal. Polon. Clim., I, 181—185. — Histor Jan.
360
Поляки видели, что начавшееся недоумение с московским двором доведет их рано
или поздно до неминуемой войны, а потому заранее начали искать себе союзников.
Они стали сходиться с крымским ханом. Сперва поляки медлили доставкою денег,
обещанных по Зборовскому договору. На оейме в конце 1649 года говорили, что не