Боги ушли, твари остались
Шрифт:
– Надолго в Берлин? – не удержался Альфред.
– Пока не знаю. У меня в Австрии небольшой бизнес. Маленький мыловаренный заводик в Айзенштадте. Достался по наследству, думал – обуза. Я ведь в этом ничего не понимаю. А тут получил заказ для фронта. Мыло оказалось в цене. Сейчас подумываю о расширении производства. Для этого необходимо добиться нового заказа от военного ведомства.
– Получается?
– Получится. Мне обещали аудиенцию у Шпеера.
– О… – искренне удивился Альфред и снова наполнил стаканы.
Франц
– Макаллан? 30 лет?
– Коллекционный. Теперь уж всё равно… выпьем!
– Такого еще не пробовал, – признался Франц.
Посмаковав виски, Альфред продолжил:
– Надо же, как вам повезло с заводиком. А кому он принадлежал?
– Моей бывшей жене. Она переехала жить в Канаду. Мы расстались… заводик перешел мне.
– Понятно. Она еврейка?
– Когда я на ней женился, этот вопрос не был принципиальным. Нас давно ничего не связывает.
– Правильно сделали, что забрали еврейский бизнес, – поддержал Альфред, – достаточно выпили крови у германского народа.
Франц блефовал. Заводик он действительно купил по дешевке у одной еврейской семьи, которой помог через коридор НКВД эмигрировать в Канаду. О приобретении заводика он забыл доложить в Центр. Об этом стало известно из других источников. Тут-то у Франца и начались неприятности…
– Так вы богатый человек, герр Вальтерхофф?
– Пока война, да. Но тратить некуда. Всё по карточкам. Решил вот заняться здоровьем жены.
– Любите её?
Хотя вопрос прозвучал, оба оказались к нему не готовы. Наступила пауза, потребовавшая еще виски. Аделия, оставив их наедине, создала крайне неудобную ситуацию. Раскрыть карты – рискованно, а продолжать играть в тёмную – опасно.
– Она моя жена. Я обязан заботиться о ней.
– А где вы познакомились?
– В Канаде. В Монреале. Она жила на правах бедной родственницы у своей тётки, племянницы знаменитого венского архитектора Вильгельма Шранца.
– Я слышал такую фамилию. Фюрер увлекается архитектурой. Поэтому мы все немного образованны.
– Да. Бедняжка Аделия влачила жалкое существование. На неё было больно смотреть. От жалости до любви, сами знаете, один шаг. Просто так привезти её в Германию я не мог, поэтому предложил выйти замуж.
– Благородный поступок… – Альфреду трудно давался этот разговор. Ревность, недоверие и непонимание накапливались в его сердце.
– Поверьте, Альфред, я не воспользовался её положением, она сама была рада.
– Конечно, – Альфред подлил еще виски в стакан Франца, – а как она оказалась в Канаде?
– Её родители бежали из большевистской России. Отец до революции преподавал архитектуру в Санкт-Петербургском университете. Потом они умерли, а Аделию приютила дальняя родственница.
Альфреду очень хотелось узнать, кем и для кого придумана эта история. Неужели для шпионской деятельности? Но Аделия – агент НКВД? Разве такое возможно? Скорее жертва в чужой игре.
Франц между тем с наслаждением пил виски мелкими глотками и рассматривал фотографии в фарфоровых рамках, расставленные на каминной плите. Среди них выделялась одна цветная – портрет Альфреда в форме летчика люфтваффе.
– А почему вы не на фронте? – кивнул он головой в сторону этой фотографии.
– Отлетался. При высадке десанта на Крите получил ранение в голову. С тех пор мучаюсь головными болями, головокружениями и внезапными потерями ориентации. – Альфред решил разыгрывать из себя простака, чтобы понять, насколько он интересен Францу.
– Какая жалость. Летать не разрешают?
– Приходится просиживать штаны в Министерстве авиации.
– И слава богу!
– Я бы предпочел быть сейчас на Восточном фронте.
– Каждый должен служить рейху на своем месте. Я вот мыло для фронта варю…
– Вы правы. Сейчас фронт везде. Мы живем в великое время. От каждого из нас зависит судьба будущих поколений.
– Выпьем за великую Германию, – предложил Франц.
Альфред поднял стакан, но не смог скрыть саркастической улыбки.
«Не верит, падла», – отметил про себя Франц и выпил до дна. Виски бархатисто обволакивал не только горло, но и весь организм, наполняя его легким ощущением радости.
– Ульрих рассказывал, что у вас есть конюшня?
– Несколько прекрасных лошадей. Хотите посмотреть?
– С удовольствием…
– Ульрих, – негромко произнес Альфред.
Толстяк появился сразу, словно стоял за дверью и ждал, когда его позовут.
– Покажи гостю наши владения.
Франц встал и, указывая на сервировочный столик, предупредил:
– Надеюсь, потом продолжим? Давно я не пил такой виски.
– Рад. Весь запас в вашем полном распоряжении.
Франц направился вслед за Ульрихом. Как только они вышли из дома, Альфред почти бегом поднялся на второй этаж и нетерпеливо постучал в дверь комнаты Аделии. Она не ответила. Он взялся за ручку, чуть-чуть приоткрыл дверь.
– Аделия?
– Заходи… – тихо ответила она.
Альфред зашел. Она лежала на кровати. На ней был шелковый халатик в мелкие ромашки.
– Франц отправился осматривать конюшню…
– Поцелуй меня… – прошептала Адель.
Альфред подошел к ней, опустился на колени и приник к её полуоткрытым слегка подрагивающим губам.
Аделия подчинилась тому своему «я», которое истосковалось по любви, и теперь бездумно и безрассудно хотело броситься в неё, как в омут головой. Страстное желание, охватившее её тело, мгновенно передалось Альфреду. Он давно не ощущал, чтобы так колотило. Тело Аделии напоминало об утраченном райском блаженстве. Впервые за долгие годы женские объятия вызывали у него не нагнетание головной боли, а лёгкое головокружение.