Боги ушли, твари остались
Шрифт:
с удовольствием процитировала она.
В ответ Аделия лишь слегка скривила губы в подобии
– Ничего, – неожиданно перешла на серьезный тон новая знакомая, – я здесь заведую баней и руковожу кружком танцев. Так что отмоем тебя – и на паркет!
– Танцы? – Аделии показалось, что она это слово произнесла на каком-то незнакомом ей языке. В испуге оглянулась. Вохровцы то и дело грубо подгоняли остальных женщин, а их двоих старались не замечать.
Но не эти страхи снились сейчас Аделии. Она танцевала во сне… Скошенный диск луны заглянул в настежь открытое Францем на ночь окно и осветил бледным светом её лицо. Она слегка приоткрыла глаза, легко соскользнула с кровати и, выбежав босиком на центр ковра, закрутилась волчком в монотонно-вертящемся танце.
Франц едва не выронил их рук пустой стакан. Движения Аделии не нарушали звенящую тишину июльской ночи. Они казались воздушными, а сама женщина бестелесной. Франц с изумлением увидел, что её ноги отрываются от ковра, и она кружится в воздухе.
«Что за чёрт! – одёрнул он себя. – Просто темно! Но почему она танцует? Лунатик, что ли?»
Однако долго ему размышлять не пришлось. Ритмичные движения танца, мерцающие в его кружении приоткрытые глаза Аделии, в которых отражался лунный свет, заволокли мозг Франца сначала войлоком отупения, а после некоторого давления в висках возникло легкое головокружение, расслабившее его тело. Набегающие волны теплого воздуха, возникавщие от движений Аделии, убаюкали его сознание, и Франц провалился в спокойную тягучую бездну сна.
Глава пятая
Аделия проснулась с улыбкой. Она давно не чувствовала себя такой бодрой и свежей. Повернулась на бок и не обнаружила обычно храпящего рядом Франца. Его подушка оказалась не примята. «Может, поэтому так хорошо спалось?» – подумала она и приподнялась на локтях. Франц сидел в кресле с поникшей на грудь головой. Тело казалось безжизненным. Аделия вскочила на ноги и подбежала к нему.
На ковре перед Францем валялись пустая бутылка из-под обстлера и стакан. Сам он дышал ровно и тихо, что говорило о глубоком спокойном сне. «Это же надо так напиться?!» – Но вместо возмущения она почувствовала к нему жалость. Она погибнет за любовь. А он за что? За родину? Но разве так нужно погибать за родину?
Аделия проскользнула в ванную комнату. Быстро приняла душ, надела легкое шифоновое платье, убрала волосы в пучок на затылке и, стараясь не шуметь, вышла из номера. Сердце её колотилось, словно она задумала побег. На самом деле, никаких планов у неё не было. Просто захотелось свободы. Вдохнуть полной грудью утреннюю свежесть и утвердиться в принятом вчера решении.
В холле отеля толпилось много военных, как по команде устремивших на неё заинтересованные взгляды. Она с независимой улыбкой прошла мимо. Её путь лежал всё в тот же парк Тиргартен. Как преступника тянет на место преступления, так и её влекло туда, где она приняла окончательное решение – не предавать свою любовь. Вот только скамейка, на которой они вчера сидели, была занята какими-то ветеранами. Пришлось искать уединения среди уцелевших еще рододендронов. Эти кусты, радостно кричащие распустившимися бутонами многочисленных расцветок и оттенков, рождали в душе Аделии детский восторг. А ведь всего несколько дней назад, при взгляде на них наворачивались слёзы. Сегодня же она готова была броситься на колени, обнять кусты и зарыться лицом в их буйное цветение. Не сдержавшись, сорвала один ярко-малиновый цветок и спрятала в ладонях. Села на скамейку, любуясь им словно драгоценным посланием из другой жизни.
Умирать не страшно тогда, когда ощущаешь смерть как очищение. Столько оседает в душе страшного, грязного, гнусного, когда её безжалостно начинают мордовать. Ну что Аделия сделала плохого всем этим людям? Народу? Родине? Она же влюбилась не во врага, не в убийцу, а в прекрасного лётчика, которого её страна пригласила как друга, доверила летать в своём небе. И за всё за это её обрекли на десять лет страданий. А теперь еще требуют, чтобы она добровольно плюнула в свою любовь. В лучшее, что случилось в её жизни. Нет… даже угроза расправы над родителями, не заставит её подчиниться. Ведь когда она погибнет, какой прок будет в новом аресте отца и матери? В стране война, кому нужны эти старики! А для них дочь всё равно давно умерла. Наверняка мама уже выплакала все слёзы…
Притупившийся страх за дальнейшую судьбу родителей помог ей преодолеть последнюю преграду к осуществлению принятого решения. Аделия достала из сумочки пачку сигарет, закурила и с благодарностью взглянула на фиолетовый куст рододендрона. Ничего красивее в жизни она больше не увидит. Дальше её ждёт неизвестность, возможно, пытки и в лучшем случае – расстрел. Что ж! … Умирать она привыкла.
Первый раз это произошло после изнасилования. Почти год Аделия жила в лагере под постоянной опекой Лиды Померанец. Та пристроила её уборщицей в бане. Свободное время Аделия проводила в кружке танца. В коллектив Лида отбирала молодых девушек с фигурами на любой вкус. Красивых среди них было мало. Требовалось, чтобы выглядели опрятно и ухоженно. Танцевали без перерыва по несколько часов в день. В сущности, на танцы в привычном понимании, это мало походило. Монотонные круговые движения без музыки, под ритм, отбиваемый ладонями Лиды Померанец. Постоянное кружение вокруг своей оси с распростёртыми в стороны руками и запрокинутыми головами. Периодически Померанец приказывала падать на пол, и все с грохотом валились на навощённый до зеркальности паркет. Поначалу шум падающих тел пугал танцовщиц, но когда оказывалось, что никаких даже малюсеньких травм, а тем более вывихов и переломов эти падения не вызывали, они перестали об этом думать. Просто бездумно выполняли приказы наставницы. После физических упражнений Померанец усаживала их в круг и пускалась в долгие туманные философствования. Поскольку ученицы в подавляющем большинстве были малообразованными, неразвитыми провинциалками, то монологи вызывали на их лицах выражение послушного отупения. Иногда по взмаху её руки они начинали смеяться, даже хохотать. Тогда Аделии становилось по-настоящему жутко. Многочисленные воспоминания Померанец о каком-то мифическом учителе танца, об извилистом пути хитреца глубоко проникали в сознание Аделии. Ей казалось, что она единственная за всеми этими беззвучными движениями и путаными речами ощущает какой-то скрытый мистический смысл. Впрочем, слово «мистика» тогда для неё являлось исключительно литературным термином.
Лида Померанец внимательно следила за ней. Но не торопилась посвящать в тайны предназначения танцев. Только одно было известно всем – танцовщицы по первому требованию Лиды отправлялись в баню удовлетворять похоть местных и заезжих начальников и проверяющих. Причем делали это совершенно безропотно, не ощущая никакого душевного дискомфорта от содеянного с ними. При этом ни одна из девушек не беременела, что рождало в лагере всякие слухи, зато не бросало тень на начальство.
Аделия со страхом ждала, когда наступит её очередь. Но, кроме обязанностей убираться в бане после свальных оргий, ничего другого ей не приходилось исполнять. Зато всё чаще Лида оставляла её по ночам в своей коморке при бане и рассказывала о своей жизни и о пути хитреца.
То ли она специально запутывала, то ли не умела выразить словами те идеи, которые открыл для своих учеников великий эзотерик и мистик, называемый ею исключительно – учитель танца. Аделия получила в московском университете хорошее образование. Но философию знала на уровне обычного курса общественных наук. Поэтому то, что она слышала от Лиды Померанец, больше напоминало сказку о волшебной лампе Алладина. Однажды, она прямо так и заявила Лиде. Та осеклась, посмотрела на неё тяжелым взглядом своих болотных глаз и спокойно подытожила:
– Тебе нужно потерять твоё «я».
– Это невозможно! – возмутилась Аделия.
– У человека много «я», но из-за своей косности и лени он предпочитает пользоваться одним… в крайнем случае, двумя…
– И называется двуличным, – вставила Аделия, не собираясь уступать в споре.
– Двуличие, всего лишь тень твоего одного «я», – наставительно произнесла Лида, – впрочем, такое нужно почувствовать.
На этом разговор закончился. А дня через три, когда Аделия в полном одиночестве мыла пол в бане, в неё ввалилась компания заезжих проверяющих. Она, схватив ведро, решительно направилась к выходу. Но ей не позволили уйти…