Боги войны в атаку не ходят
Шрифт:
— Давай не юродствовать! — Фалолееву, охваченному тревогой, скабрезность соседа пришлась не по душе: пусть он планирует шаг расчётливый, меркантильный, но девушка, которая может сделаться ему женой, обязательно будет с набором всех положенных возвышенных чувств.
Пошло относиться к той, с которой может навеки свести судьба, нехорошо.
— Начинаем стратегическую операцию «Здравия желаю, дорогой тесть!» — ленинским жестом Гоша вознёс перед собой короткую худую руку, и чтобы пощадить молодого парня, быстро посерьёзнел: — И учти, Гена, я сподвигнут к содействию исключительно альтруизмом!
— Это почему?
— Генеральский
Фалолеев отрицательно покачал головой.
— И я в этом клоповнике за десять лет ни одного добытчика блатных бикс не встречал, — согласился валторнист и тонким, прозрачным пальцем указал на кровать артиллериста. Место освободится, и не факт, что здесь поселится нормальный человек.
Фалолееву признание в незаменимости откровенно польстило, тем более что за небольшой срок их знакомства Гоша раскрылся вовсе не пошляком, а скорее как шутник с добрым сердцем и непонятным пока Фалолееву жизненным разочарованием. Но почему юбилей генерала Минякина откроет дорогу к его дочке, всё же оставалось непонятным. Музыкант без запинки принялся втолковывать:
— Генералу будут подарки! Знаешь, сколько тут барахла дарят? Это в стране с материальными ценностями перебои, а генералу понатащат коробок целый грузовик, потому как в самой захудалой подчинённой части своему «благодетелю» скинутся, подсуетятся, из кожи вылезут ради этого. Если не вылезут сами, то их потом вытрясут наизнанку силой! — задорно сверкнул круглыми очками всё знающий Гоша. — Слушай хохму: просыпается генерал после юбилея, ещё не протрезвел как следует, голова шумит, во рту жажда. Но генерал первым делом не в туалет — опорожниться, не на кухню — водички глотнуть, в себя придти, а в зал — к подаркам! Осмотрел коробки, перещупал, погладил, да и запел с такой душевной тоской: «К сожаленью, день рожденья только раз в году!» А потом зарыдал горько и сквозь слёзы говорит: «Если бы раз в году! Юбилей, он, сука, раз в пять лет!»
— Ну, юбилей, подарки, — спросил Фалолеев ликующего Гошу. — Мы при чём?
— При том! Я такой поздравительный балаган видел не раз. Адъютанту или какому особо приближённому лицу скомандуют всё добро на хату везти, чтобы по пьяни не упёрли. Машину с подарками отправят домой, а мы сзади пристроимся. Я насчёт машины договорюсь, с тебя только пузырь за эксплуатацию. Подарки разгрузят, занесут любимой генеральше, ну а дальше твоё молодое дело. Повод позвонить в дверь найдёшь сам. Заглянешь, то да сё! Папенька, мол, ваш, как его по отчеству, ну, пусть Иван Иваныч — дражайший Иван Иваныч по делу прислали-с! Может, сам какую коробку втащишь — для антуража. Главное, сразу деваху в оборот брать — ля-ля-ля! Тополя! Поразить, заболтать, завлечь! Понимаешь?
— А вдруг её мать будет на пороге стоять? — словно напуганный ребёнок, вопросил лейтенант.
— Мать-перемать! Она в коробках будет ковыряться, как голодная мышь! — глаза Гоши, удалённые линзами, от негодования приблизились к стёклам. — Ты что предлагаешь? Второго пришествия ждать?
— Какого пришествия? — непонимающе уставился Фалолеев.
— Это я так, — огорчение охватило музыканта лишь на миг и, затем вновь став прежним Гошей — напористым, заводным, он взмахнул по-дирижёрски: — От тебя будет нужна импровизация! Потрясающее соло!
— Импровизация, — лицо артиллериста почти детской гримасой выразило неподдельные терзания. — Я привык по расчёту действовать. Как математик.
— Привык к
— Ничего я не лезу! — вспылил Фалолеев, лёг на кровать и повернулся лицом к стене. Он со стороны представил себя назойливым, заискивающим слюнтяем, околачивающимся в поисках сладкого варианта с женитьбой, и ему стало стыдно. Шут с этой генеральской дочкой! Своим умом продвинется в службе!
— Ничего, ничего! — приободрил его Гоша, легонько хлопнув по плечу. — На то и бастионы супостатские, чтобы их брать.
Всё же и после намёка на примирение Фалолеев боялся показать соседу своё пылающее лицо, детскую обиженность. Гоша неожиданно встал посреди тесной комнаты и сказал:
— Вот получится у тебя всё — знаешь, какую песню на свадьбе спою?
Что сосед играет на какой-то изогнутой вкривь и вкось, словно устроенной из кишок, трубе, лейтенант видел на фотографиях, но что он может петь, было неожиданностью. А неожиданность вышла очень приятная и даже душещипательная: сверхсрочник, словно пионер, вытянулся в струнку и запел звонко, чисто: «Мы желаем счастья вам! Счастья в этом мире большом!..»
Фалолеев не поверил своим ушам, неужели всё это выдаёт маленький Гоша? Забыв обиду, он повернулся. Гоша с очень серьезными глазами допел строчку и улыбнулся взросло, обнадёживающе:
— Твоя задача, жених, на юбилей в наряд не попасть.
В день генеральского торжества неугомонный Гоша проиграл Фалолееву «сбор». Тот заупирался было, но музыкант его обнадёжил:
— Наши там поют и танцуют, так что растворимся в дружеской атмосфере!
Раствориться в дружеской атмосфере юбилея Фалолееву не пришлось — уличный часовой при гостинице военного совета на провокации не поддался: прочитав фамилию лейтенанта в удостоверении, он полистал особые списки, покачал головой: «Такого нет».
— Конечно, нет! — взялся демонстрировать импровизацию сверчок Гоша. — Его только что пригласили — он племянник Минякина.
Забыли в списки включить ввиду малого чина! Понимаешь?
Часовой пояснения прекрасно понимал, даже посочувствовал насчёт дискриминации малых чинов, но преградить лейтенанту путь его рука не дрогнула.
Фалолеев остался сидеть в синем «Москвиче» возле хозяина Миши, нанятого в персональные водители за бутылку водки (тот изо всех сил копил водку на скорую свадьбу дочери. Один ящик водки по справке из ЗАГСа — даже не курам на смех, а на смех земляным червякам, которых эти куры едят! Купить у спекулянтов, куда там — заводский флакончик белой тянул на двадцать пять рубликов!) и просто ждать, куда кривая приключения выведет. Упитанный Миша, в звериной мохнатой шапке, в куцей овчинной дохе и унтах, беспечно откинулся назад и сделал вид, что спит. Фалолеев, в простой шинели, в сапогах, стал замерзать уже через десять минут.
— Может, печку, — со значением кивнул он на панель.
— Так стоять неизвестно сколько — выпалим весь бак, — не открывая глаз, отозвался Миша.
Фалолеев всё понял, протянул трёшку:
— На бензин. Заводи.
Из гостиничных ворот с продолговатой коробкой под мышкой выбежал взбудораженный Гоша, сел на заднее сиденье, размашисто хлопнул дверью. Миша тут же пробудился и от откровенного вандализма Гоши едва не схватился за сердце. Радостный музыкант оборвал его нерождённые причитания: