Богиня победы
Шрифт:
Папа замолчал. А я легонько, так же как он, дотронулся рукой до Фортуны и сказал:
— А всё-таки хорошо, если прекрасный человек ещё и красивый. Ведь правда, папа?
Папа засмеялся:
— Ну, конечно, хорошо. Разве я спорю.
Потом я рассказал ему про мужчину, который отдал нам статуэтку. Папа до слёз смеялся, потом сказал:
— Вот уж действительно — колесо Фортуны.
Глава 6. «За что мы любим природу»
На другой день, когда я пришёл в школу, в нашем классе висел листок-«молния».
На перемене я подошёл к Ленке Субботиной, нашему редактору, и прямо так сказал:
— Что же вы такую скучную карикатуру повесили? Никто даже не смотрит и не смеётся. Это же сатирический листок! Сатира должна разить. И жалить.
— А ты лучше нарисуй, — вдруг набросилась на меня Ленка. — Ругать каждый может, а делать никто ничего не хочет. Когда меня в редакторы выбирали, все кричали: «Поможем! Рисовать будем, заметки приносить!» А теперь вырезку из журнала не допросишься. Вот тебе не нравится, возьми и нарисуй лучше. Я тебе бумагу дам и карандаши. Хочешь — краски?
— Тащи, — сказал я.
Ленка уже было за бумагой пошла, но тут я опомнился.
— Э-э, нет. Ничего не выйдет. Что же это получается? Я сам на себя карикатуры рисовать буду? Сам себя разить буду?
— Ну вот. Ты себя рисовать не хочешь, другой говорит, занят. И так все. Может, всё-таки нарисуешь; а? Ты никому не говори, что сам рисовал. И я никому не скажу.
В другой раз я бы, конечно, не согласился. Ещё чего. Шаржи на самого себя малевать. Но больно мне идея с Фортуной понравилась. Жаль, пропадала идея. И я согласился.
На следующей перемене в классе висел новый сатирический листок. Как у меня сама богиня получилась, судить не берусь. Не знаю. На всякий случай я ей на лбу написал «Фортуна». А вот колесо и рог изобилия с двойками вышли здорово, честное слово. Ребята окружили листок, смеялись и на меня поглядывали. Если бы кто другой эту карикатуру нарисовал, мне бы не по себе было. Ведь надо мной же смеялись. А так ничего. Даже приятно было, и меня так и подмывало сказать, что это я и нарисовал. Но всё-таки я промолчал и никому не сказал. Кроме Мишки, конечно.
А когда началась литература, я сидел и подумывал, как бы мне не пришлось ещё одну двойку на свою карикатуру пририсовывать.
Мария Николаевна сказала:
— Я проверила ваши домашние сочинения на тему: «За что мы любим природу».
Сердце у меня ёкнуло. Сочинения я не писал и не сдавал.
— В целом я довольна, — продолжала Мария Николаевна. — Много интересных, вдумчивых работ. Правда, не обошлось и без курьёзов. Вот Саша Лобанов пишет: «Мы любим природу за то, что её можно спилить. Потом из неё делают бумагу, а из бумаги — книги, тетради и учебники…»
Хохот в классе стоял невообразимый. Все, наверно, пытались представить, как Сашка пилит природу.
— Тихо, успокойтесь. Очевидно, Саша, мы всё-таки пилим деревья, а бумагу изготовляем из древесины. Потом, разве природа — это только деревья? И самое главное, разве мы любим деревья только за то, что их можно спилить и сделать бумагу? А вот сочинение Лены Субботиной. Очень толковая работа. Да, Лена тоже пишет и о бумаге, и о полезных ископаемых, и о богатстве морей и океанов. Но она не забывает об эстетической ценности природы, о её красоте. Поэтому мы должны любить природу и относиться к ней бережно. Как говорится, все мы дети природы.
Потом Мария Николаевна ещё долго говорила о нравственности и о значении природы в творчестве великих писателей, а я уже начал подумывать, что может она и не заметила отсутствия моего сочинения. Но зря я так подумал. Мария Николаевна вдруг перестала говорить о нравственности и сказала:
— Между прочим, Титов, почему у меня нет твоего сочинения? Ты что, не сдавал?
«Профессиональная память», — с сожалением подумал я и, вздохнув, сказал:
— Не сдавал.
— Почему?
Тут я решил, что терять мне нечего, пара обеспечена, и заявил:
— Потому что нельзя так спрашивать: за что мы любим природу. Любим, и всё тут. Ни за что. И писать тут нечего.
— Так, так, — Мария Николаевна сняла очки и протёрла их платочком. — Значит, твои товарищи нашли, что писать, а тебе писать нечего. Ты, выходит, умнее всех.
— При чём тут умнее. Просто нельзя любить за что-то. Это всё равно, как если мы спросим: за что мы любим маму? А потом напишем, что маму мы любим за то, что она стирает нам штаны, варит обеды и даёт на мороженое. Значит, можно даже и плакат повесить: «Любите маму и относитесь к ней бережно!» Висят же такие плакаты про природу.
Тишина в классе подводная повисла. Все сидят и ждут, что будет. Я тоже стою и жду.
Мария Николаевна молчала несколько секунд, а потом вдруг сказала:
— Ну, вот. Взял бы и написал всё, что ты тут сейчас говорил. Почему же ты этого не сделал?
Я пожал плечами и ничего не ответил. А Мария Николаевна надела очки и спокойно сказала:
— Откройте тетради и запишите число. Сегодня двадцать пятое октября.
Двойку она мне так и не поставила.
Глава 7. Ника
— Значит, так, — сказал Мишка, когда мы вышли из школы. — Иди бери ключ от гаража, а я домой за бамбуковыми палками. Встречаемся через двадцать минут около гаража.
И тут за спиной я услышал:
— Привет.
Я обернулся. Передо мной с портфелем в руках стояла Вера.
— У вас тоже пять уроков было?
— Пять, — сказал я.
— Ты куда сейчас? Не хочешь немного погулять?
Я растерянно посмотрел на Мишку.