Богиня прайм-тайма
Шрифт:
– Нет, – пробормотала Алина, уязвленная против собственной воли.
Выходит, они и вправду умнее?! Ни при чем тут мужской шовинизм?!
И она спросила:
– А равноправие?
– С этим беда, – весело ответила Малышева. – Причем именно на уровне конструкции, устройства.
Пока мы не поправим конструкцию в целом, они все равно будут умнее нас. Все гении – мужчины. Главное, про это и так было известно, а сейчас просто нашлось научное объяснение. Так что твой оператор все равно умнее тебя, по крайней мере, потому, что он мужчина.
Алина
– А вдруг я Мария Кюри и мой мозг тяжелее всех мужских мозгов, вместе взятых?
– Ну, это вряд ли, – безмятежно сказала Лена. – Судя по тому, как ты разошлась из-за Баширова и из-за этих посланий, ты как раз и есть типичная женщина.
Тобой управляет твой гормональный статус.
– Тьфу на тебя, Малышева.
– Но это научный факт. Мужчины гораздо более пригодны для творческой и всякой такой работы, чем женщины. Женщины пригодны для каких-то простых и объяснимых действий. Академик Серегин мне сказал, что для женщины самая подходящая работа – это, например, надзиратель в тюрьме. Всех построил, всем раздал задания, потом проверил их выполнение и выдал обед. Все.
Тут Алина заподозрила, что Малышева над ней смеется, но та не смеялась.
– Так что поговори с этим Беловым…
– Беляевым.
– Поговори с ним еще раз. Скорее всего, это правильно – вряд ли в программе сидят все сорок человек как раз в тот момент, когда ты получаешь эти гнусные послания. А из остальных вполне можно выбрать подходящего. Только ты обязательно с ним посоветуйся.
Из-за его лишних пятидесяти граммов.
– Ленка!
– И найми охранника.
– Не буду.
– Тогда попроси Ахмета. Пусть он тебе даст своего.
– Лен, я никогда и ни о чем не стану просить Баширова. Он просто мой друг и больше ничего. Он и его жена. Они прекрасная пара, и вообще все эти слухи…
– Наплевать на слухи, – перебила Малышева, – он просто тебе поможет, и все. И потом, он-то как раз в курсе, что ты с ним не спишь! В этом его преимущество перед всеми остальными людьми, если не считать лишних пятидесяти граммов.
Телефон, висевший на шее у Алины, издал пронзительный писк и осветился фиолетовым светом. Сообщение.
Алина нажала кнопку и прочитала. Послание было от редакторши.
“Срочно возвращайся в “новости”, у нас беда с подводками”.
Она вздохнула и одним глотком допила остывший чай.
– Опять что-то случилось с какими-то подводками.
Надо идти.
– Я тоже сейчас поеду, – озабоченно сказала Малышева. – Младший сын уже три раза звонил, я обещала, что сегодня пораньше приеду.
– Пораньше – это во сколько?
– Это значит раньше трех часов ночи. В два, к примеру.
И они улыбнулись друг другу.
Два часа ночи значительно раньше, чем три. Даже лишних пятидесяти граммов не надо, чтобы понять это!
Алина возвращалась на место и рассеянно думала, что такое могло приключиться с подводками. Или система опять висит? Такое иногда бывало – система висла и приходилось всю
Это называлось форс-мажор, и только Бахрушин умел как-то ловко свести потери к минимуму. Он улетел в Душанбе, а оттуда в Кабул, и Алине придется “разруливать” ситуацию самой.
Даже если так, ничего страшного, она вполне может читать и по бумаге, и никто об этом не догадается!
Ключ от комнаты был у нее на общем кольце, и только достав связку, она с досадой вспомнила, что не заперла дверь. Украсть у нее было решительно нечего, но зато днем по зданию прогуливался вредный пожарник, заглядывал во все комнаты и нещадно штрафовал всех, кто дымил “в помещении, не оснащенном для курения”. Напрасны были стенания и мольбы, напрасно было убеждать его, что все давно уже оснастили помещения пепельницами, а больше для курения никакого специального оборудования не требовалось, он все равно штрафовал.
Однажды оштрафовал председателя, хотя его секретаршам строго-настрого было запрещено пускать пожарника в кабинет. Все равно он прорвался.
“Закон на всех один”, – заявил он секретаршам, когда те вбежали, чтобы его гнать. Председатель сидел в кресле, смотрел волком, а пожарник выписывал штраф.
Говорили, что он переодетый фээсбэшник и за всеми таким образом шпионит.
Алина забыла запереть дверь, а на столе у нее пепельница с окурками, а пожарник наверняка уже в засаде!
Она влетела в свою каморку, зажгла свет и первым делом кинулась к пепельнице – чтобы поскорее замести следы преступления, повернулась с ней в руке, и сильнейший удар в лицо сбил ее с ног.
Пепельница выпала, окурки посыпались медленно, как в кино.
Она еще успела подумать, что ковер светлый и теперь останутся пятна.
Жалко.
Ники проснулся мгновенно, как всегда – просто открыл глаза и осознал себя вне сна.
Только в этот раз с осознанием вышли сложности.
Несколько секунд он не мог понять, где он и что с ним.
Белый потолок. Унылые стены. Подушка, измятая, как лицо алкоголика. Тощее одеяльце, сползшее почти до пола. Рука затекла так, что он почти ее не чувствует.
Больница?.. Гостиница города Апатиты?.. Военный госпиталь под Кабулом?.. Приют для бездомных в Ольстере?..
Он стремительно сел, охнул от боли в руке и все понял.
Он дома. Все в порядке, он жив и здоров, никакого приюта или госпиталя.
За тонкой “хрущевской” стеночкой неаппетитно стучала посуда и пахло как-то не по-утреннему тяжко – то ли горелым маслом, то ли луком. Ники не выносил эти утренние запахи, с самого детства терпеть не мог, а они повторялись изо дня в день.