Боксер: назад в СССР
Шрифт:
— Ну что, освобожденный, кто что будет делать? — окликнул его я, подойдя со спины. — Чтобы по-честному, предлагаю на камень, ножницы, бумага.
Лева резко обернулся, шагнул ко мне и, нагнувшись, уперся мне в лоб своим лбом, как носорог во время гона.
— Слышь, дохлый, еще раз к Яне полезешь, убью, понял меня? — зашипел он.
Я не сдвинулся с места, хотя не помешало бы отступить на шаг… но сейчас любое движение задним ходом могло быть воспринято, как слабость. А слабость ни в каком виде нельзя показывать, Лев только ее и ждал. Поэтому, будто вросши ногами в землю, я холодно ответил:
— Как в прошлый раз? А папка не поругает своего героя?
Лев тоже встал как вкопанный, тяжело дыша и буравя меня взглядом. Мне даже старый прикол вспомнился — подойди вплотную к собеседнику, упрись лбом в его лоб, и увидишь циклопа. Глаза при такой дистанции как бы сливались в кучу.
— А я тебя в зале уработаю, если тебе смелости хватит на спарринг выйти! — проскрежетал Лев.
Я наконец решил сделать шаг назад, и, улыбнувшись кончиками губ, ответил так же спокойно. Хотя мысли о том, что может в любой момент закончится кредит выданного спокойствия, все же присутствовали.
— Замётано. Выдыхай, береги дыхалку. А как в зал придем, так и поговорим, — отрезал я.
С этими словами вручил Льву метелку. Тот растерялся от такого поворота.
— Давай, ты по эту сторону бумажки собираешь, а я по ту, и все довольны.
Лев еще несколько секунд раздувал ноздри и пучил глаза, но в целом подросток успокоился. Развернулся и ушел на другую сторону дорожки, с метлой в руках. Фантики лежали на земле вперемешку с тополиным пухом, которого намело столько, что можно пуховые ванны устраивать.
Я вернулся к нашей задаче и поскреб макушку, размышляя как бы это трудовое дело оптимизировать. Тут бы вторую метлу, чтобы в две руки… Пока я думал, Лев оценил ситуацию по-своему. Он с невозмутимым видом вытащил из кармана коробок спичек. Достал из него спичку, чиркнул, поджигая.
— Ты че творишь?
— А че? Зачем убирать, так сгорит, — Лев невозмутимо пожал плечами — Дохлый, ты вроде в шахматы играешь, а голова не работает! Моя работа будет закончена, а ты махай метлой, если в этом твоё призвание.
Какие шахматы… Сгорит-то он сгорит, но… Я кинул взгляд на здание — окна оставили открытыми, занавески, облепленные тополиным пухом, весело болтались на ветру. Перед глазами промелькнуло, с какой легкостью сначала загорятся шторы, а потом прожорливое пламя перекинется внутрь здания.
— Не вздумай! — закричал я, делая шаг вперед, выставил перед собой руку и попытался остановить Льва.
— Да ладно, не ссы…
Он ухмыльнулся и разжал пальцы — спичка, как в замедленной съемке, упала прямо в пух. Гори, гори ясно, чтобы не погасло. Я вытаращился на вспыхнувшее пламя, резко расползшееся в обе стороны дорожки.
— Туши, блин, туши! Все спалишь к чертовой бабушке! — я ткнул пальцем на окна.
— Что спалишь… — Лев осекся, увидел порхающую занавеску.
Доля секунды ушла на то, чтобы у боксера запустился мыслительный процесс, и как только это произошло, он схватился руками за коротко стриженную башку.
— Бли-и-ин!
Он бросился тушить пух и попытался его топтать сандалиями. Вышло со средней степенью паршивости, искорки всё равно бежали и бежали вперёд, пух, конечно, не бензин, но горит на ура.
Что ж, если я не хотел, чтобы результатами нашего труда оказалось сожженное здание, пора включаться. Я схватил ведро с водой и побежал тушить.
Успел.
Правда, пришлось ведро вверх дном перевернуть. Мутноватая вода хлынула на асфальт и потушила огонь, когда до занавески оставалось метра три. И, перемешавшись с пухом, в сероватую кашу, растеклась по дорожке. Вместо пожара получилось небольшое подтопление.
— Фу-у-у-ух, я думал, кранты, — с облегчением выдохнул Лев.
Спасибо он не сказал, да и я не то чтобы ждал его благодарностей. Вместо этого Лева развернулся ко мне и с ухмылкой сказал:
— Че, как теперь будешь это убирать?
Задачу мы себе действительно усложнили, но вот с предложением прибраться, когда я только что спас Леве пятую точку, он, конечно, погорячился…
Я снова поднял метлу и вручил ему.
— Ты знаешь, у меня что-то после вчерашнего болит голова, а доктор прописала мне покой… — ухмыляясь, поведал я. — Да и собственные косяки надо учиться самому исправлять.
— А ты? — оторопел от моей наглости Лев.
— А я пойду на турниках побарахтаюсь. Если ты еще не понял, то завтра жду тебя в зале на спарринг.
— Офигел совсем? — только и выдал Лев
— Не больше твоего, — я хлопнул его ладонью по плечу. — Так что давай сам, если, конечно, не хочешь, чтобы Тамара от слов к делу перешла.
Я развернулся и пошел прочь, хлюпая сандалиями по мокрому асфальту.
— Через час приду, проверю!
— Да ты… ты… — Лева аж дар речи потерял. — Иди ты на хутор, бабочек ловить, козел мелкий!
— Бегу и спотыкаюсь!
Попыток догонять меня боксер не предпринял. Видимо, до сих пор пребывал в недоумении от моей наглости.
Турники я приметил ещё тогда, когда шел на тренировку Романа Альбертовича. Располагались они возле забора и прятались в тени деревьев. Пацаны пока не успели их облюбовать, тем лучше, я хотел провести первую полноценную тренировку наедине с самим собой, подальше от любопытных глаз. К тому же, незаметно начало припекать летнее коварное солнце, и тень была весьма кстати.
По пути я решил не терять время и как следует размяться. Делал поочередно махи руками, зашагивания и круговые вращения шеей. С телом я пообвыкся и хорошо его начал чувствовать. Теперь оно казалось не таким хлипким, как в первые часы, а возможно, я просто привык — и начал вести себя с ним как раньше, то есть, как спортсмен, что, хочешь — не хочешь, тонизировало.