Боксер: назад в СССР
Шрифт:
Старшая пионервожатая зашла в палату.
— Белов, ты чем измазюкался? Гляньте, и Коротышко чумазый… — Тома запнулась, поняв, что в пасте вымазан весь отряд. — Что это такое происходит!
— Это не мы, Тамара Ипполитовна, — пропел Шмель.
— А кто, домовой? — раздраженно фыркнула старшая пионервожатая.
— Ежик-матерщинник, — шепнул Солома, подняв волну хохота в палате.
— Посмейтесь мне, всю пасту небось перевели, и чем теперь будете зубы чистить? Эх… — Тамара махнула рукой. — Давайте все умываться, потом в столовую за вкуснейшим чаем — и потом купаться!
Пионеры ответили дружным «ур-р-ра!» и, похватав полотенца, бросились отмываться от пасты.
В столовой давали чай, причём настолько сладкий, что про такой говорят, что кое-что может и слипнуться. Я последние годы не употреблял сахар, но этот чай выпил с удовольствием. А вот Шмель поднял стакан и нахмурившись, в него всматривался.
— Ты чего там увидеть хочешь? — поинтересовался я.
— Да пленка на нем, что ли, какая-то, — задумчиво протянул он.
— Это чайные сливки.
— Чего? Какие, нафиг, сливки, — Шмель поморщился.
— Так окисляются полифенольные соединения, так называемые катехины, — я уважал чай, поэтому достаточно много о нем знал, ну и решил поделиться, чтобы посмотреть реакцию паренька.
— Бе-е, гадость!
Я с ухмылкой наблюдал, как Шмель недолго думая отлил прозрачную пленку в горшок с фикусом. Остальное всё-таки выпил.
— Ты эти поли… что-то там — только что придумал?
— Забей. Пошли купаться.
Тома велела нам зайти в палаты и взять купальные принадлежности. А через двадцать минут мы, как и было анонсировано, собрались у корпуса на смотр.
— Так, детвора, все надели головные уборы? Кто не надел, ни на какую речку не пойдет.
Надели все — это тебе не на дискотеку пилотку напяливать. Мне пришлось покопаться в рюкзаке, чтобы найти плавки и совершенно дурацкую панамку зеленого цвета, больше напоминающую малоразмерный чепчик.
— Тогда все за мной, шагом — марш!
Отряды потянулись к воротам, заведя пионерскую песню. Вместе с Томой, как всегда, взявшей на себя организаторские функции, с нами пошли Роман Альбертович и Аллочка. Первый выполнял роль плаврука, а вторая просто обязана была присутствовать на пляже, как медработник.
Я помнил о любовном треугольнике между ними и не без любопытства поглядывал за тем, как Тома, Рома и Алла реагируют друг на друга — и тут было на что посмотреть. Всегда жизнерадостная Тома держалась подчеркнуто отстраненно, делая вид, что не замечает сладкой парочки. Самой парочке, кажется, вообще не было никакого дела до старшей пионервожатой. Я боковым зрением пару раз заметил, как Рома и Алла будто бы случайно касаются друг друга пальцами рук.
До пляжа было минут десять ходьбы неспешным шагом. А когда мы, наконец, пришли, я увидел реку с песчаным берегом — ну просто мечта пионера. Тут же был и небольшой, но аккуратный и чистый пляж с большим железным навесом, спасающим от жаркого солнца. Имелись две металлические кабинки-раздевалки, а на самой реке плавали ядовито-красные буйки.
Пионеры оживились.
— Классно как!
— Вот бы побыстрее купнуться!
Но Тома стальным голосом велела всем идти под навес. Рома в это время прошелся по пляжу, и, удовлетворившись, дал отмашку Томе, что можно начинать.
— Пионеры, построились! Разбиваемся на десятки. На первый — второй рассчитайсь!
Мы с охотой построились и выполнили поручение.
— Первый!
— Второй!
Я был из вторых, тех, кому предстояло остаться с Томой на берегу, пока первая десятка не искупается. Шмелю повезло больше, он попал в отряд купающихся, к Роману. Я пока что смотрел на всё с берега.
Рома тем временем умело воспользовался шансом произвести впечатление и на Тому, и на Аллу — стянул с себя майку и шорты, в одних плавках и панаме представ в образе бога Аполлона местного разлива. Алла, сидевшая под железным навесом, аж румянцем пошла, а Тома демонстративно отвернулась и начала нас, как цыплят, пересчитывать. Вся энергия неразрешённого конфликта уходила в непривычно строгий инструктаж.
— Так, правила, — рублеными фразами говорила Тамара. — Слушаем вожатых и без разрешения не заходим в воду, за буйки не заплываем, не ныряем, не подкидываем и не топим друг друга. В воду забегать нельзя, таскать друг друга на горбу — тоже. Ну и главное, не придуриваемся! Вопросы?
— Что это значит: не придуриваемся, Тамара Ипполитовна? — невинным тоном поинтересовался Солома.
— То и значит, кто вздумает прикинуться тонущим, мигом отправится на берег. Или вообще домой.
В последнее ребята явно не поверили — все поняли, что у старшей пионервожатой просто плохое настроение. Но присмирели.
— А что можно-то, Тамара Ипполитовна? — вдруг усмехнулся от кромки Рома.
Как будто решил, раз дети Тамаре не перечат, сам выполнить эту функцию.
— В вашем случае, Роман Альбертович, можно должным образом работать и обращать внимание на детей, а не на сопутствующие факторы!
«Сопутствующий фактор» мило улыбался неподалёку. Рома благоразумно промолчал, с улыбкой зашел в воду и поднял руку, показывая сигнал готовности. Купаться плавруку было запрещено, и все время захода в реку Рома должен будет просто стоять в воде.
— Дети, заходим в водоем, — распорядилась старшая пионервожатая.
И началось. Понятно, что никто не стал выполнять указ заходить в воду шагом, и вся пионерская орава бросилась в реку как на абордаж, с визгами и воплями. Там, под одобряющее ничегонеделание Романа Альбертовича, ребята начали один за другим нарушать Томины запреты. Оно и понятно, никто бы не стал примерять роль отдыхающего в Ниле бегемота. Дорвавшись до воды, пионеры принялись нырять, подкидывать друг друга с плеч и, конечно, топить.
— Рома, следи за ними… Рома, Шмеленко захлебнется! Коротышко, ты куда полез! — разорялась со своего места Тамара.
Ясное дело, старшую пионервожатую никто не слушал.
Сам же Рома выставил в сторону Томы большой палец, показывая, что все держит под контролем. Она лишь всплеснула руками и с обреченным видом вздохнула. Мол, все равно эти паршивцы не станут ни слушать, ни слушаться. Но поскольку ей остро требовалось что-то (на самом деле не так важно, что именно) контролировать, он переключила внимание на оставшихся на берегу.